Упущенный шанс

ФОТО: АЛЕКСАНДР СЕНЦОВ/ТАСС

Тридцать лет назад советская государственность столкнулась уже не просто с угрозой сепаратизма, а с тем, что некоторые союзные республики уже на уровне своих парламентов начали провозглашать свой государственный суверенитет. В авангарде шли Литва и Грузия. Более того, у этих требований были правовые основания в самом советском законодательстве. Статья 72 Конституции СССР 1977 года предполагала право любой союзной республики на выход из СССР. Так что кризис был серьезный. На это надо было чем-то отвечать.

Сейчас принято говорить, что советский федерализм привел к тому, что некогда прочное государство развалилось. Мол, это Владимир Ленин заложил мину под советское государство. Однако на это можно привести два возражения – общее и частное. Общее сводится к тому, что Российская империя не была федеративным государством, а была построена по столь любимому многими современными политиками губернскому принципу. Так, например, территория современной Грузии была поделена на две губернии – Тифлисскую и Кутаисскую. Однако в 1917 году – сразу после февраля! – началось разделение бывших губерний по национальным квартирам. Именно тогда политики национальных окраин начали, как отделяться от общероссийского центра, так и отчаянно разбираться друг с другом.

К ИСТОРИИ ВОПРОСА

Частное возражение сводится к тому, что Ленин был противником федерализма. Так, в письме к своему армянскому однопартийцу Степану Шаумяну от 6 декабря 1913 года он писал буквально следующее: «Мы в принципе против федерации – она ослабляет экономическую связь, она негодный тип для одного государства. Хочешь отделиться? Проваливай к дьяволу, если ты можешь порвать экономическую связь или, вернее, если гнет и трения “сожительства” таковы, что они портят и губят дело экономической связи. Не хочешь отделяться? Тогда извини, за меня не решай, не думай, что ты имеешь “право” на федерацию».

В этой цитате – вся суть отношения Ленина к национальным федерациям. Действительно целью вождя мирового пролетариата был «мир без россий, без латвий». Кстати, и первые советские государственные образования на территории бывшей Российской империи были построены не по национально-территориальному признаку. Например, тот же Шаумян руководил Бакинской коммуной, которая от имени Совнаркома РСФСР пыталась установить советскую власть в Закавказье. А вот абхазские большевики в марте–мае 1918 года противопоставили себя как грузинским меньшевикам, так и Абхазскому народному совету (АНС). При этом меньшевики и АНС были взаимно антагонистичными силами.

Только пройдя через горнило Гражданской войны, большевики начали строить федерацию по национально-территориальному признаку. Точнее, они начали выстраивать советскую власть в тех «национальных квартирах», которые возникли по результатам распада Российской империи. Интересно, что при этом возникли все те же конфликты, что и при распаде старой России. Советская Армения и Азербайджан повторили конфликт дашнакского и мусаватистского государств за Карабах, Зангезур и Нахичевань. Абхазские и грузинские большевики вслед за АНС и меньшевиками яростно спорили о статусе Абхазии. Иосиф Сталин и Григорий Орджоникидзе с не меньшим упорством, чем Ной Жордания (председатель Правительства Грузинской Демократической Ресублики (1918–1921) и Ной Рамишвили (1-й председатель Правительства Грузинской Демократической Республики – 1918 год), затаскивали Южную Осетию в Грузию.

В результате очень сложных событий к 70-м годам прошлого столетия сложилась многоступенчатая советская система федеративных отношений: Союз ССР – союзная республика как составная часть Союза ССР – автономии внутри союзных республик (автономные республики, автономные области, автономные округа). При этом сами союзные республики были нескольких типов: унитарные (УССР, БССР и т.д.), унитарные с наличием автономий (Грузия, Азербайджан, Узбекистан) и одна федеративная (РСФСР).

Ни в коем случае нельзя сказать, что сложившаяся структура была идеальной. Более того, формирование этой структуры проходило под влиянием многих негативных факторов. Например, грузинская национальная вкусовщина Сталина и потакание этническому эгоизму Нариманова (председатель СНК Азербайджанской ССР (1920– 1922) и Багирова (председатель ГПУ АССР (1921–1926) дорого обошлось для советского Закавказья.

Однако советская многоступенчатая федерация сложилась и доказала свою эффективность. Она нуждалась в реформировании. Но она состоялась. И тут грянула перестройка.

ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ, ВЕДУЩЕЙ ВНИЗ

Начавшаяся в 1985 году перестройка привела к взрывному росту центробежных тенденций. Надо сказать, что катализатором этих тенденций стали действия центра. Причем еще до старта перестройки. Много говорят о якобы мудрости «отца перестройки» Юрия Андропова, который дал поручение своему помощнику Аркадию Вольскому проработать вопрос о преобразовании СССР из национально-территориальной федерации в федерацию по территориально-производственному принципу. Никаких документов об этом не существует. Точнее, существует только устное свидетельство Вольского, но никаких письменных свидетельств в виде архивных документов не обнародовано. Хотя не исключено, что в архивах такие документы есть, но на них стоит гриф «секретно».

Однако если такое поручение было, то совершенно очевидно, что вместо решения всех национально-территориальных противоречий его исполнение привело бы к обострению конфликтов. Ведь элиты национальных республик вряд ли бы согласились с такой постановкой вопроса. Причем если номенклатурные элиты республик могли согласиться, пусть и с «фигой в кармане», то гуманитарная интеллигенция этих республик не просто не согласилась бы с этим, но и устроила бы волнения. К этому стоит добавить то, что в ряде советских республик номенклатурная элита давно нашла общий язык с интеллигентской антисоветской и националистической фрондой. Причин для этого было много – от чисто прагматических (пугать Москву и выбивать преференции для своей республики) до идеологических (часть номенклатуры – особенно нижний и средний уровни – были уже вполне заражены национализмом).

Горбачевские метания от экономических преобразований до политических в отсутствии четкого плана реформ привели к усилению национальных противоречий и противоречий между центром и республиками. Спусковой крючок в каждом конкретном случае был свой.

Где-то – как в Карабахе – речь шла о восстановлении справедливости по отношению к тем, кто оказался в составе другой союзной республики в результате чьей-то персональной прихоти.

Где-то – как в Прибалтике – спящие националистические силы разбудили внешнеполитические эксперименты Кремля типа пересмотра пакта Молотова-Риббентропа и переход на республиканский хозрасчет.

Где-то – как в Грузии – вообще получилась цепная реакция. Сначала новый лидер республики Джумбер Патиашвили решил демонстративно расправиться с несколькими видными кадрами своего предшественника Эдуарда Шеварднадзе. А Шеварднадзе и его клан ответили тем, что натравили на Патиашвили антисоветских неформалов. Неформалы же, в свою очередь, не могли не задеть национальных чувств абхазов и осетин. Итог этого всем известен.

В итоге к весне 1990 года мы имели множество локальных конфликтов и даже стремящиеся к суверенизации республики.

ХОД КОНЕМ

В апреле 1990 года союзный парламент принял два закона:

Первый закон – «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из состава СССР» от 3 апреля 1990 года.

Второй закон – «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами федерации» от 26 апреля 1990 года.

Согласно первому из них, выход союзной республики должен был проходить через референдум, после которого устанавливался переходный период сроком на 5 лет, во время которого решались все вопросы, связанные с союзной собственностью и т.д. Самое же важное заключалось в том, что «в союзной республике, имеющей в своем составе автономные республики, автономные области и автономные округа, референдум проводится отдельно по каждой автономии. За народами автономных республик и автономных образований сохраняется право на самостоятельное решение вопроса о пребывании в Союзе ССР или в выходящей союзной республике, а также на постановку вопроса о своем государственно-правовом статусе. В союзной республике, на территории которой имеются места компактного проживания национальных групп, составляющих большинство населения данной местности, при определении итогов референдума результаты голосования по этим местностям учитываются отдельно».

То есть не только автономии, но и просто проживающие внутри союзной республики компактно этнические группы могли самоопределиться по отношению к суверенизирующейся от СССР республике. И это уже не только Абхазия, Южная Осетия, Карабах, но и, например, русскоязычные территории Эстонии (Нарва и т.д.), населенные поляками территории Литвы, Приднестровья, Крыма.

Второй закон уравнивал в правах союзные и автономные республики. Он устанавливал, что автономные республики не только входят в состав РСФСР и других союзных республик, но и являются субъектами общесоюзной федерации. Более того, в области экономической и социально-культурной политики автономные республики получали те же права, что и союзные.

Что получалось фактически? Получалось, что стремящиеся к суверенизации союзные республики получали своего рода «гири» в виде автономных образований. Вокруг этой темы до сих пор есть много разного рода мифов. Одна из разновидностей этих мифов гласит, что существовал некий заговор союзного центра, который годами выращивал разного рода сепаратистов против союзных республик.

Другая их разновидность гласит, что коварный центр просто пытался развалить власть Ельцина, осуществить деструкцию СССР и развалить союз по еще более худшему сценарию, что впоследствии было осуществлено в Беловежской пуще.

Однако если и был какой-то заговор центра, то заговор этот оформился, когда в Москве увидели существующие тенденции. А они были таковы. В автономиях с тревогой смотрели на амбиции республик. В тех автономиях Грузинской ССР люди видели, что планы построения независимого грузинского государства превращаются в идею «Грузии для грузин». Кроме того, там хорошо помнили и террор меньшевиков образца 1918–1921 годов, и сталинский террор 1937 года. При всей внешней полярности этих двух явлений у них было общее: этнический характер террора.

В автономиях РСФСР тоже ничего хорошего не ждали от суверенизации своей республики. Ведь одно дело РСФСР как субъект СССР, другое дело – РСФСР как суверенизирующаяся республика. Как поведут себя новые российские власти по отношению к внутренним границам своей федерации. И дело касалось не только отношений автономий со своим республиканским центром. Дело в том, что между самими автономиями существовали непростые отношения. Например, такие отношения связывали Северную Осетию и Чечено-Ингушетию (точнее, ингушскую общину обеих этих автономий). В тогдашнем Орджоникидзе хорошо помнили, как в 1981 году относительно маломощное руководство РСФСР во главе с Михаилом Соломенцевым не просто взяло ингушскую сторону в межнациональном конфликте в Северной Осетии, но и устроило настоящую экзекуцию североосетинскому руководству. И дело было не только в том, что на улицы столицы автономии были выведены войска, а глава РСФСР Соломенцев в Музее боевой славы североосетинского университета, рассматривая портреты советских генералов осетинского происхождения, позволил себе фразу «Ишь научились воевать, бандиты!» Дело в том, что все кончилось сменой осетина Билара Кабалоева на русского Владимира Одинцова во главе республики и настоящим погромом осетинских руководящих кадров и интеллигенции.

Кроме того, когда говорилось, что РСФСР – одна из двух бездотационных республик СССР, то все забывали, что основой поступления в бюджет были вовсе не области Центральной России, а автономии РСФСР типа Татарстана, Башкортостана и некоторых других. И в этой ситуации сопротивлении суверенизации РСФСР со стороны казанских, уфимских и других элит автономий было более чем естественным.

Таким образом, объективно и в руководстве автономных республик, и в депутатском корпусе, и даже в ЦК сформировалась группа, которая была заинтересована в сохранении СССР и в повышении роли автономных образований в нем. Вопреки сложившемуся мнению в союзном руководстве не сразу поняли ситуацию. А когда поняли, то очень неуклюже пытались воспользоваться. Считается, что основным лоббистом использования автономий против союзных республик был спикер Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов. Некоторые даже говорят о наличии некоей «доктрины Лукьянова» – продуманной стратегии использования автономии против суверенизирующихся союзных республик.

ЗАГОВОР ЦЕНТРА?

Однако была ли такая продуманная доктрина в реальности? Действительно внутри депутатской группы «Союз», которую патронировал Лукьянов, были выходцы из автономных республик, которые считали повышение статуса автономий при сохранении Союза ССР способом спасения собственного народа. В первую очередь, речь идет о депутате от Абхазской АССР Владиславе Ардзинба.

Но если есть продуманная доктрина, то должно быть и ее продуманное исполнение. Принятие двух вышеназванных законов давало хороший повод начать жесткий диалог с прибалтийскими республиками, Грузией, той же Молдавией. Ведь если бы вместо малопродуктивной блокады Прибалтики началось бы отделение той же Литвы из состава СССР по новому закону, то ситуация была бы совершенно иная. Например, встал бы вопрос о ряде территорий Литвы, населенной поляками, русскими и так далее. Таким же способом можно было бы избежать конфликтов при распаде Грузинской ССР. Однако этого не было сделано.

ФОТО: ВАЛЕНТИН КУЗЬМИН/ТАСС

Более того, в марте 1991 года сразу же после референдума о сохранении СССР можно было начать применять закон о порядке выхода из СССР. Например, Грузия не приняла участие во Всесоюзном референдуме 17 марта о сохранении СССР и провела свой референдум уже о независимости 31 марта. А ее автономии Абхазия и Южная Осетия участвовали в референдуме по сохранению СССР. Казалось бы, у союзного руководства все карты на руках. Однако никто даже палец о палец не ударил, чтобы воспользоваться ситуацией. Кроме того, не было доведено до ума законодательство в сфере разграничения союзной и республиканской собственности.

Если бы законы о порядке выхода союзной республики из состава Союза ССР и о разграничении полномочий между центром и субъектами федерации не остались бы только на бумаге, а были бы применены на деле, то, возможно, что нам бы не удалось сохранить Советский Союз в виде 15 республик. Однако нам удалось бы сохранить и реформировать СССР уже в виде 9–12 республик, а также создать механизм цивилизованного развода с теми, кто хотел бы уйти.