Владимир Джунковский. Воспоминания / Записки русской американки: семейные хроники и случайные встречи / Полицаи: история, судьбы и преступл

Фото: ozon.ru

Мемуары западных славистов – специфический жанр, тем более когда речь об учёных с русскими корнями. Принадлежность к двум культурам, пусть и не всегда явно проявляющаяся ностальгия, отказ от полной ассимиляции позволяют им порой подмечать в событиях и людях то, что недоступно ни иностранцам, ни самим русским. Такова и книга исследовательницы русской литературы и культуры, профессора Калифорнийского университета в Беркли Ольги Матич.

Матич в дальнем родстве с известным литератором-монархистом Василием Шульгиным, её двоюродная бабушка Елена Киселёва училась у Репина, который её очень ценил, а дед, Александр Дмитриевич Билимович, среди российских экономистов одним из первых применивший математический метод, был членом Особого совещания у Деникина. Он эмигрировал сперва в Югославию, затем в Германию, откуда перебрался в Соединённые Штаты. Вместе с ним уехали и его дети-подростки.

«Записки русской американки» рассказывают об истории семьи и о людях, которые встретились Ольге Матич на жизненном пути. Автор дружила с представителями враждующих лагерей третьей волны эмиграции, её трудно упрекнуть в односторонности. На страницах книги много имён советских и российских литераторов – от Булата Окуджавы и Василия Аксёнова до Сергея Довлатова и Татьяны Толстой. О встречах с ними рассказывается со множеством подробностей, столь ценимых теперь всеми, кто посмотрел недавний телесериал о поэтах-шестидесятниках «Таинственная страсть» – и теми, кто сериалом умилился, и теми, кто увидел в нём лишь развесистую клюкву. Тут всё переплетено – так, посвящённая Аксёнову песня Окуджавы «Исторический роман сочинял я понемногу…» связана с «Ожогом», рукопись которого хранилась у мемуаристки.

Одни истории – из числа забавных, но порой столь важных для биографии анекдотов, вроде воспоминания о сцене во время ужина с Андреем Синявским в ресторане: «К нашему столу подбегал немецкий мальчик, в конце концов осмелившийся спросить Синявского: Bist du ein Zwerg? («Ты гном?»), и, смутившись, отбежал. Андрей Донатович, иностранных языков не знавший, слово Zwerg понял и весело закивал – мальчик как бы опознал его, чему Синявский был очень рад. Маленького роста, с седой бородой и глазами, смотревшими в разные стороны (символизируя, можно сказать, его внутреннюю раздвоенность), он действительно был похож на гнома – или лешего: в те же дни он говорил с нами о леших, в которых верил, и о сеансах спиритизма и верчении блюдечка, которые они с друзьями иногда устраивали в Москве».

Другие истории важны теперь не только для русской, но и для мировой культуры – например, как выступавший в Лос-Анджелесе Андрей Вознесенский хотел встретиться с кумиром Ольги Матич Бобом Диланом, «которого он ранее приглашал в Москву. Встреча состоялась в ресторане на берегу океана, но Дилан был в плохой форме и вёл себя параноидально – то боялся, что его узнают, то, наоборот, именно этого и хотел». Выступление же Дилана в Лужниках в 1985-м считается не самым успешным в его биографии.

Зато успех другого выступления был предсказуем: чтение Ахмадулиной в университете Лос-Анжелеса «перед большой аудиторией имело колоссальный успех: изысканная артистичная манера читать стихи, одновременно трогательно искренняя и высокопарная, а также внешняя хрупкость, как всегда, заворожили публику и заставили её сопереживать».

Есть в книге и забавные страницы – например, Матич вспоминает, как она летела с Евтушенко «на одном рейсе в Москву. Пальцы постаревшего Евтушенко были по-прежнему унизаны кольцами, одет же он был неброско. Мы сидели друг напротив друга, через проход. Он вспомнил меня, когда я к нему обратилась, рассказывал всякие истории, сплетничал о Васе и Майе Аксёновых. «Значит, вы сплетник», – сказала я в шутку. Воздев руку, как в опере перед воинственной арией, и немного приподнявшись с сиденья, он громко и патетически произнёс: «Вы автора «Бабьего Яра» называете сплетником?» Этот своего рода перформанс, в ходе которого было, в частности, сказано, что руки он мне больше не подаст, вызвал у окружающих изумление; успокаивать Евтушенко прибежала стюардесса, я же с облегчением уснула. На следующее утро, как ни в чём не бывало, он пригласил меня в свой музей в Переделкино». Вот это умение забывать надолго, что ты – автор «Бабьего Яра», и вспоминать об этом в самую неподходящую, казалось бы, минуту и делает из поэта в России нечто иное, чем просто поэта.

Нельзя сказать, что Ольга Матич исключительно благодушна, она описывает частые моменты непонимания. Один из них связан с фильмом Бернардо Бертолуччи «1900», показанным на Московском кинофестивале – та же Ахмадулина довольно резко высказала  режиссёру неприятие картины. «Бертолуччи знал о политических настроениях русской либеральной интеллигенции. Меня они скорее раздражали, потому что в них проявлялось нежелание или неспособность отделить официальные советские ценности от критики западными жителями своего общества, особенно в связи с Вьетнамской войной (как будто те не имели на это права!); советские интеллигенты, выступавшие против власти в основном в своём кругу, поддерживали борьбу с коммунистами (в данном случае во Вьетнаме) до победного конца. Зато сейчас интеллигенция получила всё, что хотела». Последняя фраза – из числа утопических

Судьба полицая

Начальник Иванинской полиции Курской области стал Героем Советского Союза

Жуков Д., Ковтун И. Полицаи: история, судьбы и преступления. Изд. 3-е, испр. и доп. – М.: Издательство «Пятый Рим» (ООО «Бестселлер»), 2016. – 320 c.

Фото: ozon.ru

Книги о войне продолжают издавать каждый год, несмотря на юбилеи или их отсутствие. С годами выясняется, что количество «белых пятен» в истории не уменьшается, а скорее даже увеличивается. Исследование Дмитрия Жукова и Ивана Ковтуна выходит третьим изданием, с дополнениями и исправлениями. Успех вызван темой, которую изучали и раньше, но мало кто был способен на столь энциклопедические масштабы.

Историки рассматривают разные аспекты, начиная с рассказа об органах охраны порядка СССР и Германии в довоенный период и места вспомогательной полиции в структуре оккупационной администрации до образа полицейского в пропагандистской войне. Здесь множество судеб, фактов и событий, связанных с бессмысленной, звериной жестокостью борьбы. Не все страницы истории прежде освещались объективно – так, в описании разгрома легендарной «Молодой гвардии» (в действительности организация краснодонских подпольщиков называлась «Молот») решающую роль сыграли полицейские из местного населения.

Расплата настигала многих предателей, но порой желание мстить затмевало разум. «Жертвами партизанского возмездия часто становились и семьи полицейских, – пишут авторы. – «Непокорные деревни», превращённые в полицейские гарнизоны, уничтожались вместе с жителями. Действия подобного рода не только не считались в среде партизан чем-то ужасным, но воспринимались как вполне нормальное явление, обусловленное военными и идеологическими соображениями. Например, в ноябре 1943 года в Новосельском районе Ленинградской области (сегодня Стругокрасненский район Псковской области) была образована «оргтройка» во главе с бывшим начальником местного РО НКВД Н.П. Дурыгиным, бывшим председателем Степановского сельсовета Г.К. Лебедевым и бывшим участковым милиционером П.А. Григорьевым. По приказу «оргтройки» в районе совершались расправы над противниками советской власти. В частности, было убито 30 человек. В их числе были жены и дети (от двух до семи лет) полицейских. От действий «оргтройки» пострадали также и партизанские семьи, якобы заподозренные в связях с немцами. Совершая расправы над семьями полицейских, партизаны хотели заставить стражей порядка бросить службу. Труднее было принудить к этому жителей сёл и деревень, где в полиции состояли все мужчины. Тогда командование партизанских отрядов старалось наказать не только полицейских, но всех граждан, проживавших там».

Даже малозначимые на первый взгляд цифры, приводимые в книге, оказываются «говорящими». Так, удивительно низким оказывается денежное довольствие сотрудничавших с нацистами – начальник волостной полиции получал 64 марки в месяц, служащие боевых подразделений 240 рублей – при том, что под конец оккупации, например, ведро картошки в Калининской области стоило 100 марок (1000 руб.), а десяток яиц – 700 марок (7000 руб.).

Последняя глава книги, «Расплата», посвящена возмездию, настигшему после освобождения захваченных земель многих из бывших полицаев. Правда, не всегда это возмездие было справедливым: «Показательна судьба исполняющего обязанности начальника Иванинской полиции Курской области П.К. Меснянкина. Этот выходец из кулацкой семьи и бывший военнослужащий РККА за время службы в полиции снискал уважение местного населения тем, что «не зверствовал, а, наоборот, арестовывал лишь полицейских и старост, которые бесчинствовали по отношению к жителям». После освобождения Иванинского района частями Красной Армии он не стал бежать из села, был арестован и допрошен в особом отделе одного из соединений. Там он все правдиво рассказал, покаялся и, в силу того что за него ходатайствовали местные жители, избежал смертной казни, которую (…) ему заменили службой в штрафной роте. За проявленный героизм его досрочно освободили и направили в 65-ю армию. Однако на новом месте службы работники контрразведки почему-то решили, что Меснянкин недостаточно искупил вину перед Родиной. В итоге он вновь оказался в штрафной роте. Бывший начальник полиции выжил и в этот раз, а после освобождения продолжал героически воевать, рвался в бой и первым в 1285-м полку стал Героем Советского Союза. После окончания войны Меснянкин продолжил службу в Советской армии, стал офицером, однако 5 апреля 1948 года, будучи командиром взвода 690-го артиллерийского полка, был арестован и срочно этапирован в Москву». В итоге он получили 10 лет лагерей. 17 сентября 1955 года Президиум Верховного Совета СССР амнистировал советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны и осуждённых на срок до 10 лет включительно, остальным наказания сокращались наполовину. Это не остановило процесс разоблачения и наказания коллаборационистов – «только в период 1981 по 1986 год в СССР были проведены судебные процессы над 60 бывшими пособниками противника». К сожалению, на уроках истории в советских школах в брежневские времена об этом почти не говорилось – не все страницы прошлого ещё были открыты.