«… А кому иначе»

В следующем году легендарному актёру Павлу Луспекаеву исполнилось бы 90 лет

Павел Луспекаев. Таможенник Верещагин. «Белое солнце пустыни». Как ни крути, а одно от другого неотделимо. Подсчитано: у актёра Луспекаева всего-навсего неполных 15 минут чистого времени на экране. Но именно эта картина (в ней он снимался на протезах, потому что ходить уже почти не мог), принесла ему фантастическую народную любовь, славу и бессмертие. История жизни Павла Борисовича уникальна. Фронтовик, не получивший толком даже среднего образования. При этом актёр-самородок, широкая натура, душа компании, любимец женщин. Его ждал феерический взлёт: из театральной провинции – в легендарный БДТ. Почти сразу – в самом расцвете лет – неизлечимая болезнь. И как приговор: крест на блестящей театральной карьере. Крах всего, что дорого: прощай, любимая сцена! Что позади? Два десятка ролей в кино, не принёсших ни славы, ни удовлетворения. Впереди – игла, наркотики, инвалид с ампутированными ногами. Ясное понимание, что это конец – бесславный и мучительный. Именно в этот момент во всей красе проявился луспекаевский железный характер. Видно всеми нервными окончаниями своей израненной души он чувствовал, что ещё не сделал в жизни чего-то самого важного – главная его песенка ещё не спета.

«Стреляли!»

Помните знаменитую фразу, с самоуверенной улыбкой брошенную Чёрным Абдуллой? «Аристарх, договорись с таможней!» Аристарх кивнул и выстрелил: пуля, которая должна была навеки уговорить несговорчивую таможню, срикошетила и рассекла Верещагину бровь. Он размахнулся. Мощный удар в челюсть и… «Помойтесь, ребята!» Мало, кто знает, что этого эпизода не было в сценарии – он был вынужденным и полностью придуман режиссёром Владимиром Мотылём прямо в день съёмки. Дело в том, что накануне Павел Луспекаев (несмотря на увечье!) попытался разнять двух дерущихся дагестанцев во время ужина в ресторане и на съёмочной площадке появился с глубокой ножевой раной возле брови. Гримёры увидели и ужаснулись – здесь они были бессильны… Или – другая фраза из фильма, давно разлетевшегося на цитаты. Сухов кричит: «Верещагин! Уходи с баркаса – взорвёшься!» А Луспекаеву не привыкать – он не на экране, он всю свою жизнь прожил как на пороховой бочке. Такой уж он был человек: удивительно ещё, что смог дожить почти до сорока трёх. Уговорить его пойти против себя – было невозможно. Причём началось всё ещё с детства.

Павел появился на свет 20 апреля 1927 года в селе Большие Салы Ростовской области. По собственным воспоминаниям, «оторвой и драчуном был отчаянным». Однажды во время драки мальчишке попали раскалённым металлическим прутом в лицо – прут рассёк и ожёг лицо в каких-то миллиметрах от глаза. А что вы хотите? Характер – горюче-гремучая смесь! Отец – мясник армянин Багдасар Луспекян, мать – Серафима Авраамовна Ковалёва – донская казачка. Что может быть взрывоопаснее? От матери Павлу достались высокий рост, стать, склонность рубить правду-матку в глаза. От отца – горячий нрав, неистовый темперамент, тяга к загулам, влюбчивость и патологическое неумение-нежелание жить разумно, размеренно и распланированно. Со временем именно этот неистовый темперамент станет визитной карточкой большого артиста.

… С самого начала войны Пашка вступил в подпольную молодёжную организацию под Ростовом, наподобие «Молодой гвардии». Мальчишки подрывали поезда, собирали для партизан сведения о немцах. В 1943 году 15-летний юноша добровольцем сбежал на фронт. Воевал в партизанском отряде (оперативная разведгруппа 00134). Во время одного из рейдов в тыл врага юному разведчику пришлось четыре часа неподвижно пролежать в снегу на лютом морозе. Он сильно обморозил ноги – с тех пор кровь по сосудам уже не могла циркулировать нормально. Именно это и аукнется ему годы спустя… Вскоре в одном из боёв парня тяжело ранило в руку разрывной пулей – раздробило локтевой сустав. Его отправили в саратовский военный госпиталь, где врачи вкололи наркоз и стали готовить к немедленной ампутации руки: «Иначе пацан не выживет!» Но «пацан» не позволил хирургу даже дотронуться до своей руки, пока тот не поклялся попытаться спасти руку. Невероятно, но это удалось. В 1944 году война для него закончилась – Луспекаев демобилизовался.

Павел Луспекаев ( в центре). Отец – мясник армянин Багдасар Гукачович Луспекян и мать – Серафима Авраамовна  Ковалева – донская казачка

Фото: kino-teatr.ru

«Абсолютный гений!»

Судя по всему, на сцену Павла привела как раз неуёмная, кипучая натура. Её было столько, что срочно требовался выплеск – желательно «в мирных целях»

Летом 1946-го Луспекаев приехал в Москву и подал документы в Театральное училище имени Щепкина. По свидетельству однокурсников, он отлично понимал все свои огрехи – у него был специфический южный говор, грубые манеры, сказывался недостаток общего образования. То есть шансов на поступление было мало.

О том, как он сдавал экзамены, сохранилась такая легенда. Вместо сочинения абитуриент Луспекаев сдал экзаменаторам пустой лист. Это означало одно: «кол» за сочинение и «не принят». Тогда он якобы решил исправиться: написал три слова: «Да здравствует товарищ Сталин!» И его приняли. На самом деле всё было, конечно, не так.

Знакомая Раиса Колесова вспоминала: «Называют фамилию: Луспекаев. На сцену вышел молодой человек с большими горящими глазами. Худой-худой, длинный-длинный. И начал читать. Это было удивительное зрелище. Читая басню, он жестами иллюстрировал каждое слово, показывал руками, как летают птицы, как звери шевелят ушами или крутят хвостом. В профессиональном смысле это было чтение абсолютно неграмотного человека, но… человека огромного дарования. Его напор захватывал, его обаяние завораживало… Сочинение он действительно сдал ненаписанным, педагоги ему хотели поставить единицу. На что профессор Зубов сказал: «Я всё равно его возьму! За талант!» И взял».

После окончания театрального училища в 1950 году Луспекаев распределился в Тбилисский русский драматический театр. С одной стороны, там пришёл первый актёрский успех, с другой… В 1953 году война впервые серьёзно напомнила о себе – сказалось то самое обморожение. Кровообращение в ногах нарушилось, у Луспекаева развился атеросклероз сосудов.

Из дневника Павла Луспекаева от 30 октября 1953 года:

«Всё было бы хорошо, если бы не моя страшная болезнь, которая может окончиться плачевно, а главное, это не даст мне работать на сцене. Конечно, многие терпят. Почему бы мне не быть одним из тех, кто несчастен, но ведь не хочется умирать, а тем более остаться калекой».

Почти одновременно с физической болью пришли муки творчества – вскоре амбициозному актёру стало тесно в провинциальном театре. 19 января 1954 года он пишет в дневнике: «Вот сейчас отыграл спектакль – и никакого удовольствия, ремесло и халтура задавила, и давит. Да, провинция многое даёт молодому актёру, но зачастую губит его порывы, превращая его в мелкого мещанина, актёришку, а главное, нет режиссёров. Нет и всё!»

Луспекаев перебрался в Киев – в Театр русской драмы имени Леси Украинки. Там уже дебютная его роль в пьесе Крона «Второе дыхание» стала поворотной. Госпожа Удача повернулась к нему лицом. Дело было так. В 1959 году ведущий актёр БДТ Кирилл Лавров приехал к родным в Киев. «Вечером пошёл на спектакль, – спустя годы вспоминал Кирилл Юрьевич, – давали пьесу Крона «Второе дыхание». И вдруг я увидел в главной роли незнакомого мне актёра, он меня сразу поразил своей немыслимой, звериной правдоподобностью. Он мне очень понравился – высокий, крупный, красивое лицо. Я был так переполнен впечатлениями от его исполнения, что, не имея никаких полномочий ни от Товстоногова, ни от театра, пригласил его в Ленинград, к нам в Большой драматический театр». Так Луспекаев оказался в БДТ.

В то время Товстоногов ставил спектакль «Варвары». Лавров, чтобы убедить Георгия Александровича, что он не ошибся, предложил попробовать «новобранца» на ключевую роль Чиркуна, которую играл сам. Луспекаев «попробовался» так, что после репетиции Лавров попросил Товстоногова снять его, Лаврова, с этой роли, «а Луспекаева оставить». Сразу после премьеры другой ведущий актёр БДТ Олег Борисов написал в дневнике: «В «Варварах» свели с ума Доронина и Луспекаев».

Отныне в стенах БДТ Луспекаев выпускал по две новые роли в год. Все его новые работы – мощные, яркие. Галлен – в спектакле «Не склонившие головы», Бонар – в «Четвёртом», Нагульнов – в «Поднятой целине». Он быстро стал любимцем ленинградской публики, а на гастролях завоёвывал города, в которых был БДТ.

Четырежды оскароносный британский актёр Лоуренс Оливье, посетивший несколько спектаклей БДТ во время своего визита в Ленинград, оставил истории фразу: «В России есть один актёр – абсолютный гений! Только фамилию его произнести невозможно». Эта непроизносимая для британца фамилия – Луспекаев.

«Нет, ребята,  пулемёта я вам не дам!» Павел  Верещагин  (Павел Луспекаев) и Петруха (Николай Годовиков). Кадр из фильма «Белое солнце пустыни»

Фото: kino-teatr.ru

«Ну что, видел Ленинград?»

Рассуждая о личности Луспекаева, его друг и коллега Владимир Татосов рассказывал: «Паша обожал петь. Когда он брал гитару, срывал галстук, чтобы тот не давил, рывком расстёгивал рубашку и начинал чуть хрипловатым голосом петь «Две гитары за стеной», «Очи чёрные», – все замирали. Его хотелось слушать снова и снова. Было в этом и что-то разгульное, широкое, русское, цыганское. А возможно, и гусарское. Ещё он всегда хорошо понимал, когда и как надо выглядеть, и умел соответствовать моменту. Помню, в последнее время Паша приходил на приёмы в лёгком летнем костюме цвета кофе с молоком, белой сорочке, шоколадного цвета галстуке. Плюс – шоколадного же цвета его карие бархатные глаза, смуглая кожа, седина в висках, а сверху слегка подкрашенные для съёмок волосы, отливающие золотом на свету. А на банкет иногда надевал вмест

обычного галстука бантик, знаете, такой «кис-кис». Просто шикарный мужчина! Но, выпив, срывал этот бант, расстёгивал рубашку…»

В своих мемуарах рассказ об одном из своих закадычных друзей актёр Евгений Весник начал так: «Этот рассказ об одном из тех, кто помогал видеть, слышать и понимать, что такое справедливость, труд и красота душевная, о Павле Луспекаеве… Он был человеком, который своей личностью, всем своим поведением заставлял тебя корректировать свои поступки, даже чувства. Бескомпромиссность! Любить – так любить! Ненавидеть – так ненавидеть! Работать – так до самозабвения! Драться – так по-настоящему! А если уж помочь, так даже часы заложить в ломбард, но помочь!.. Может быть, он был неуравновешенным. Было от чего! Ощущение безнадёжности и… жизнелюбие, улыбка, общительность, энергия, энергия во всём!» Евгений Яковлевич знал, что говорил: характер у друга был ох нелёгкий. Для некоторых – просто тяжёлый. Даже Товстоногов иногда предпочитал держаться на расстоянии.

Владимир Татосов: «В какой-то степени виной тому мог быть взрывной темперамент, который Паша не всегда мог, а иногда и не хотел сдерживать. Явных конфликтов с Товстоноговым у него не было, более того, Георгий Александрович любил его и считал – по праву! – выдающимся актёром, но… Общаться с Луспекаевым было довольно сложно. Он мог вспылить по какому-то совершенно незначительному поводу, накричать, не всем хотелось это терпеть. Правда, так же быстро отходил и всегда извинялся. Считаю, что его надо было принимать таким, каким он был: талант всегда немного аномален. Но Паша действительно иногда позволял себе больше, чем принято в обществе».

Говорят, Луспекаев так входил в роль, что иногда даже пугал коллег. Его темперамент не умещался в рамки не только на сцене. Однажды на репетиции в самый патетический момент раздался скрип: в суфлёрской будке не выдержал пол. Луспекаев спас провалившегося суфлёра: вытащил его и долго тряс в воздухе, чтобы тот в следующий раз был аккуратнее. И подобных историй про Луспекаева существует множество.

Одна из самых известных произошла во время гастролей БДТ в Берлине. На приёме, который устраивал министр культуры ГДР, кроме актёров труппы во главе с Товстоноговым, были немецкие актёры, дипломаты. Переводил главный переводчик Министерства культуры ГДР, который неплохо говорил по-русски. Речь зашла о красоте Ленинграда. Луспекаев начал в красках рассказывать, как потряс его город: «Я влюбился в него с первого взгляда!» И тут подал голос переводчик: «Геноссе Луспекаев, я тоже видел Ленинград!» «Когда?» – чтобы поддержать разговор, поинтересовался актёр. Но тот ответил так, что в зале мгновенно установилась гробовая тишина: «В бинокль, с Пулковских высот». И тут произошло что-то жуткое: Луспекаев очень медленно встал (он уже тогда плохо ходил), схватил немца за грудки, поднял, как штангу, и закричал: «Ну что, видел Ленинград?!» Высказал всё, что он о нём думал (в основном в непечатных выражениях!), и бросил обратно на стул. Переводчик начал было оправдываться: «Геноссе Луспекаев, что вы делаете? Я – коммунист!» В той же мёртвой тишине актёр вернулся к столу, залпом выпил полстакана водки и ушёл.

Конечно, потом в театре этот его публичный выпад резко осудили. Но он всё равно остался при своём мнении: тот факт, что кто-то наблюдал за умирающим от голода блокадным Ленинградом в бинокль, его, фронтовика, не мог не взбесить. И в этом был весь Луспекаев!

Олег Басилашвили рассказывал такой случай: «Мне повезло, мы с ним жили рядом. И как-то он мне «исповедовался», сказал, что ему очень надоела «разгульная» жизнь. И он дал мне слово, что больше не будет пить. А минут через сорок после этой «исповеди» говорит: «У нас сегодня выходной, пойдём в ресторан». Мы пошли, и он попросил себе 200 грамм водки. Поели, он берёт рюмку, я ему говорю: «Ну, я пошёл» «Куда ты, выпей!». Я ему отвечаю: «Не буду я, Павел, пить, я же сказал», – и ушёл. А он мне в спину метнул нож через весь зал. Нож воткнулся в дверь. Где-то в два или три часа ночи слышу: в дверь квартиры кто-то скребётся. Я дверь распахнул и вижу такую картину – на лестничной площадке на коленях стоит Павел Борисович Луспекаев весь в слезах и говорит: «Олежек, прости меня». «Да за что мне тебя прощать?» – спрашиваю. «Я нарушил слово, данное тебе»

Кадр из фильма «Такая длинная, длинная дорога», 1972

Фото: kino-teatr.ru

«Господин назначил меня любимой женой!»

Со своей женой – Инной Кирилловой – актёр познакомился в конце 1940-х, когда учился в театральном. Инна училась на два курса старше его, и, как говорили, подавала большие надежды. Это была подтянутая, всегда строгая девушка, с длинной косой, всем своим внешним видом напоминавшая гимназистку. Их любовь была одной из самых бурных и трогательных в училище, и в скором времени всё завершилось свадьбой. В 1959 году у них родилась дочь Лариса.

Это была очень гармоничная пара, хотя семьянином Луспекаев был, мягко говоря, неидеальным, был натурой увлекающейся. Например, как только пришёл в БДТ, он первым делом «положил глаз» на Татьяну Доронину… Ему приписывают множество романов с самыми видными советскими актрисами. Многие знали, что, влюбившись, он мог пропасть на несколько дней. Потом появлялся, чуть ли не на коленях просил прощенья у жены, плакал, клялся, что этого больше никогда не повторится и… периодически снова пропадал.

Владимир Татосов: «Он с присущей ему восточной энергией и темпераментом брал от жизни всё. Как он любил женщин – безумно, неудержимо! И – вот в чём прелесть-то – они его тоже любили! И какие! Помню, однажды Паша исчез – не пришёл на репетицию. Для БДТ это было ЧП! Его искали везде – и дома, и у друзей-знакомых, но его нигде не было. И только я один во всём Ленинграде знал, где он в данный момент находится, но молчал, как партизан на допросе». Оказалось, что в Ленинград с гастролями приехала Алла Ларионова, в которую Луспекаев влюбился ещё много-много лет назад – с тех пор как увидел её в фильме «Анна на шее». «Паша мне рассказывал, – вспоминал Татосов, – что мечтал он тогда только об одном: «Возможно, когда-нибудь я стану известным актёром, небедным человеком и смогу подойти к ней, познакомиться, поцеловать ей руку, а то и упасть на колени перед этой русской красавицей». И вот спустя много лет он случайно узнает, что Ларионова приехала в наш город. И всё!» Луспекаев приехал к Ларионовой в гостиницу «Европейская» и не выходил из её номера все три дня. Кому-то из друзей он потом рассказал об этом романтическом свидании: «Я по сто раз перецеловал каждый пальчик на её ногах».

Ещё больше романов было у него с его поклонницами. По словам театроведа Татьяны Ланиной: «Всю жизнь Луспекаева так и будет мотать от гладко причёсанных девушек-гимназисток, таких, как его жена Инна Александровна, к откровенно вульгарным женщинам. Возвращаясь от них, он будет клясть себя, материть. Спустя время будет клясть жену, уходить снова к ним. Потом писать: «Инночка у меня святая. А я – подлец!»

Осенью 1968-го на пробах в картину «Бег» по Булгакову Луспекаев страстно влюбился в актрису Татьяну Ткач. Вот как вспоминала об этом сама Татьяна Дмитриевна: «Не стану лукавить, Луспекаев мне сильно нравился, но я не представляю, как можно встречаться с ураганом! А это определение ему подходило как никому другому… В «Бег» меня пригласили на роль Люськи, «походной жены» генерала Чарноты. Чарноту должен был играть Луспекаев. Но Паша эту роль так и не получил, хотя так о ней мечтал! Думаю, его забраковали из-за болезни ног, боялись, что он физически не выдержит съёмки. Я уже знала, что на эту роль утвердили Ульянова, но не могла об этом сказать Паше. А он звонил очень огорчённый: «Таня, ну как там? Неужели они променяли Луспекаева на Ульянова?! Скажи им, что только я смогу ходить по Парижу в кальсонах!»

По словам Татьяны Ткач, когда Луспекаева утвердили на роль в «Белом солнце пустыни», он поставил Мотылю ультиматум: без неё он сниматься не станет.

«Ко мне в коммунальную квартиру на улицу Марата, 13, приехал сам Мотыль и стал уговаривать сняться в роли главной жены гарема. Я попросила показать сценарий. Тогда он начал нести какую-то чушь: дескать, тот… потерян. Когда я приехала на съёмки и увидела Пашу, то сразу всё поняла. О его любви ко мне знала вся съёмочная группа. Он не скрывал своих чувств даже от жены Инны. Помню, как она каждый день стучалась в мою дверь и плакала: «Павел объявил голодовку, сказал, что будет есть только из рук Тани Ткач…» Кстати, о съёмках у меня сохранились самые тёплые впечатления. Я сыграла старшую жену Абдуллы. Правда, при монтаже почти всё вырезали».

Тем не менее брак Луспекаева с Инной Кирилловой выдержал все испытания.

Луспекаев в роли Ноздрёва. Кадр из телеспектакля А. Белинского «Мёртвые души», 1969