72 часа

10.55, я нахожусь в приемной психиатра. Она полна «тихих криков» тех, кому плохо. Меня предупредили: «Даже по предварительной записи у вас будет от тридцати минут до часа ожидания».

Мне неуютно среди пациентов, здесь явно не мое место. Я – сильная личность, и я с тяжелым сердцем иду на это. Я не похож на тех людей, что сидят тут, устремив взгляды на стеклянную дверь в глубине зала и ожидая, когда их вызовут.

Прошло много лет с тех пор, как мне сказали, что у меня гипертрофированное эго. Это не делает меня лучше, но я допускаю, что мне нравится думать, что я знаю все обо всем. Некоторые подозреваемые – это законченные враги, и мне порой приходится балансировать между их неосторожностью и своей самоуверенностью. Только вот лет десять назад меня словно придавило свинцовой плитой. С тех пор мое начальство навязывает мне такую вот психотерапию, раз в год, так как они считают, что у меня проявляются признаки депрессии.

Чтобы скоротать время, я присматриваюсь к пациентам, стараюсь угадать, что у них за проблемы. Я шпионю за окружающими, а что мне еще остается делать, кроме как наблюдать и ждать.

Я устраиваюсь у окна, словно ожидаю, когда мне выпадет козырная карта. Вот, например, молодая женщина, такая одинокая, такая грустная. Сколько ей может быть лет? Иногда она вытирает слезы, скатывающиеся по ее бледным щекам. Что случилось? Откуда взялся этот порез у нее на запястье? У меня такое ощущение, что я начинаю новое дело. Время словно остановилось, ожидание затянулось. Но вот за стеклянной дверью появляется тень, и в этих играх света я различаю женщину. Дверь открывается, взгляды обращены на меня. Это хорошо видно. Это за мной.

– Месье Франсуа Мери-Дюжарден!

– Да, это я.

– Мадам Дюваль ждет вас в своем кабинете. Это на первом этаже, в конце коридора. Кабинет № 6, справа.

– Спасибо, мадмуазель.

– Мадам, – сухо поправляет меня она.

Такую я бы запросто взял под стражу за обычную разбитую фару.

– Извините. М.А.Д.А.М.

В голове вертится: «За кого она себя принимает, эта стерва? Если бы она только знала, с кем имеет дело!»

Удивительно, иногда такое случается. Мы начинаем конфликтовать, сами не зная почему.

– Добрый день, месье. Заходите и располагайтесь, пожалуйста.

– Спасибо.

– Как поживаете?

– Как и все остальные. Кое-как терплю…

– Мягко говоря, для вас это не самое спокойное время. Мне передали ваше досье, вы часто меняете психотерапевта, почему?

– Это часть протокола «реабилитации».

– По мнению моей коллеги, у вас замечена страсть к писательству? Она предложила вам описать свою историю, вы подумали об этом?

– Конечно. Я написал рассказ, и он у меня здесь с собой.

– Хорошо, я хотела бы познакомиться с вами через этот рассказ, если у вас хватит сил прочитать его мне?

Мне нравится эта психотерапевтша. У меня ощущение, что я не в кабинете. Я спокоен, она явно отличается от других.

– Я могу попробовать, но ничего не гарантирую.

– Будьте естественны, ведите себя просто. Если захотите передохнуть, скажите, – успокаивает она меня. – Я вас внимательно слушаю.

– Но предупреждаю, это мои первые шаги в «литературе».

– Как вы назвали свой рассказ?

– 72 часа.

– Отличный выбор, – кивает головой она.

Я делаю небольшую задержку, прочищаю горло и начинаю читать:

«Прошло уже десять лет... Это дело представлялось мне самым легким из всех моих дел. Простое уголовное дело – из тех, что дают интеллектуальное и нравственное удовлетворение, когда торжествует правда.

Десять чертовых лет, как это произошло, но ничего не изменилось, и как мне теперь забыть те 72 часа страшного напряжения, которые меня заставили пережить? Его аура, его взгляд... Даже его запах, хотя прошло десять лет, до сих пор преследуют меня. Я не жил ни дня, не думая о нем. Иногда мне кажется, что я вижу его то тут, то там, и он смеется надо мной. Он следует за мной, он знает все мои привычки, он шпионит за мной и с удовольствием мучает меня. Он – олицетворение дьявола. Почему он выбрал именно меня? Было ли это простой случайностью? Эти вопросы терзают меня уже десять лет, это какое-то бесконечное «кино». Из всего этого я сделал вывод, что я ему нужен, что без меня у него останется только его преступная деятельность, и не будет хватать блеска. По его вине меня практически заподозрили в гнусном преступлении, не зная всей правды. Я на десятом году мучений, и я пишу, чтобы успокоить свой израненный разум. В голове – неописуемый бардак. Мне потребовались месяцы, чтобы признать, что он просто убил меня морально. Я пробовал молчать, но в итоге написал хронику трех дней, проведенных в невменяемости сумасшедшего. Мне становится легче от того, что я впервые могу говорить об этом открыто, рассказывая все в мельчайших подробностях. До сих пор никто не знает этой истории.

Воскресенье, 31 августа 2008 года, 10.00. Погода была хорошая и теплая. Восьмой округ Парижа жил своей повседневной жизнью. Мужчина лет сорока вошел в центральный комиссариат, где я служил комиссаром. Он был элегантен и немного похож на Патрика Джейна – главного героя американского телесериала «Менталист». Он был расслаблен. Он встал в очередь. Он, похоже, был знаком с этими местами, и ему было уютно среди полицейских. Женщина-сержант подошла к нему и осведомилась о цели его прихода, и он с живостью сказал ей:

– Подайте мне стакан воды, пожалуйста, и проводите меня к комиссару.

«И тут меня осенило», – скажет она позднее.

Ошарашенная дерзостью и его директорским тоном, она вдруг вспомнила, что в участке ждали визита верховного комиссара. Информация эта содержалась в циркуляре, выпущенном днем ранее. Чтобы не обижать его, она проигнорировала правила, подала ему стакан воды, а затем они сели в лифт и пошли по коридору, ведущему к моему кабинету. Исходя из своей логики и своих личных интересов, она даже не предупредила меня в появлении того, кого она посчитала тем самым высокопоставленным лицом.

Когда они пришли к моему кабинету, она постучала, и мужчина проследовал за ней:

– Комиссар? Прибыл наш гость.

Застигнутый врасплох, я встал и направился к ним:

– Здравствуйте, я комиссар Франсуа Мери-Дюжарден. Приветствую вас, месье. Спасибо, сержант, вы свободны.

– Благодарю вас за добрый прием, – ответил мужчина. – Но боюсь, что тут произошла ошибка. Давайте присядем... Я намерен поведать о преступлении, которое повлияет на вашу карьеру. Вы хотите арестовать убийцу, комиссар?

Я был ошеломлен. Но он настаивал:

– Вы хотите арестовать убийцу, комиссар?

Я обратил на него полный любопытства взгляд:

– Вы в нужном для этого месте, я вас слушаю!

И с нескрываемым наслаждением он заявил:

– Я пришел донести на самого себя. Сегодня утром я застрелил человека, а потом разрезал его тело.

И он начал свое ужасное повествование. Он не упускал никаких подробностей, рассказывая о ходе своего преднамеренного преступления, он даже указал мне, где найти труп. Эта история поразила меня. И все же я сомневался в правдивости сообщенных им фактов. Конечно, он мошенник, но я втянулся в игру и спросил его, зачем ему было убивать человека, незнакомого человека, чтобы потом прийти и рассказать про свое преступление флику? Его лицо озарила широкая улыбка, он встал, приблизил свое лицо к моему и прошептал:

– Чтобы узнать, совершенно ли мое преступление, комиссар.

Его ответ был оглушителен, и он поглотил шум из коридора. С обезоруживающим спокойствием он бросил взгляд на свои часы и продолжил рассказ, а затем застал меня врасплох, предъявив следующий ультиматум:

– Ваши ближайшие часы будут беспокойными, комиссар. Сейчас 11.24, и я задержан на ближайшие 72 часа. То есть у вас ровно три дня, чтобы собрать все улики и обвинить меня в убийстве. Если вы потерпите неудачу, все закончится, и у вас не будет другого шанса.

Мое сердце сжалось, и страх появился на моем лице при одной мысли, что его история вдруг окажется правдой. Если факты подтвердятся, это будет самое необычное дело в моей карьере! Я отправил полицейский патруль на указанное им место. Я прекрасно понимал, что, что бы ни случилось в ближайшие полчаса, «признание», которое он только что сделал, не имеет никакой юридической ценности. Нет же ни подписанных протоколов, ни присутствия адвоката. Я схватил свой мобильный телефон и набрал какой-то вымышленный номер. Я подождал несколько секунд, встал и начал имитировать разговор. Потом я «повесил трубку», незаметно нажал на запись и сунул телефон в нагрудный карман.

– Кто вы? Кто-нибудь еще принимает участие в вашем сценарии?

Он с улыбкой посмотрел на меня. Конечно же, он догадался о моей попытке заманить его в ловушку.

Я принялся настаивать, несмотря ни на что, и снова попытался вытянуть из него признание:

– Давайте начнем с самого начала.

– Если вам так будет угодно, комиссар. Как я и заявлял только что... сегодня утром около 9.00 я шел по улице Шевалье-де-Сен-Жорж в Восьмом округе, когда услышал выстрел. Через несколько минут я увидел, как какой-то человек бежит, вот и все, – хриплым голосом произнес он.

И в это время прибывший на место патруль подтвердил по рации наличие трупа и факт неслыханного насилия. Они обнаружили человека, череп которого был пробит выстрелом, а горло перерезано. «Это какая-то мясная лавка», – констатировали они.

Убийство было подтверждено, и он получил психологическое господство надо мной. Его высказывания стали, помимо моей воли, делом ненормальным, протекавшим в обратном направлении. Ощущение одиночества и слабости овладело мной впервые в моей карьере.

Это был момент, который я выбрал, чтобы попытаться переломить ситуацию. Это была моя отправная точка. Мои основания для подозрения его в совершении преступления были доказаны, и я уведомил его о задержании. На часах было 12.00. Он оставался невозмутимым, когда я делал это заявление. Я вызвал двух моих лучших следователей. «Мы достанем этого психопата», – заверил меня один из них. Я напомнил своим людям, что это дело для нас крайне важное, и если не будет неопровержимых доказательств, через 72 часа нам придется его освободить. Боевой задор охватил весь полицейский участок, вплоть до приемной. Я распределил задачи в соответствии с навыками каждого. Один будет курировать команду криминалистов. Другой займется опознанием трупа, а я тем временем буду проживать самые долгие три дня своей жизни, находясь лицом к лицу с предполагаемым преступником.

На следующий день криминалисты сообщили, что у них достаточно доказательств, чтобы привлечь подозреваемого к ответственности. Вот самые интересные из них: остатки кожи под ногтями жертвы, свежая кровь за плинтусом рядом с телом, кроссовки 44-го размера, испачканные кровью в мусорном контейнере, у входа на парковку. Они произвели тщательный осмотр квартиры, все там перелопатили. Малейший укромный уголок был санирован, ничто не упустили. Таким образом, следователи сделали вывод, что человек, якобы совершивший идеальное преступление, тоже допустил кое-какие оплошности.

Прокуратура дала разрешение на эксклюзивный анализ ДНК, но эти хорошие новости меня не успокоили. Что-то шло не так...

Со своей стороны, я установил личность нашего подозреваемого – это Карл Мальво, и мне удалось проверить «алиби», которое он мне предоставил. Ничего больше узнать не получилось, мужчина полностью ушел в себя.

Через 70 часов ни одно из собранных «доказательств» не совпало ни с главным подозреваемым, ни с пострадавшим. Это было как эффект холодного душа, через два часа Мальво окажется на свободе, и уровень стресса во мне достиг кульминации. Я был готов на все, чтобы поскорее покончить с ним. Я проанализировал масштабы катастрофы и немедленно организовал кризисную команду. Мы были загнаны в угол, а затем случилась оплошность, заставившая меня вообще потерять лицо:

– Цель оправдывает средства, и нам нужно сфабриковать ложное доказательство. Я что, сам должен это делать? Не знаю, почему я бросил эту глупую фразу. Я часто, находясь в тупике, говорю первое, что приходит мне в голову. Мое заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы, сказать такое на службе – это же полный ужас. Я осознавал значение своих слов, но продолжал настаивать:

– Что? Я единственный, кто так думает?

В ответ – абсолютная тишина. Никто и представить себе не мог, что согласится со мной. А я совершенно потерял голову:

– К черту, убирайтесь из моего кабинета! Все, что вы умеете делать, банда никчемышей, это утыкаться в свои телефоны.

Я одним махом смел все, что лежало на моем столе, и спустился в приемную к сержанту. Я нес за нее ответственность, и эта неудача – это, в первую очередь, была ее неудача. В конце концов, это же она привела его в мой кабинет…

Был полдень. Я возвратился в свой кабинет и уединился там. Мне не хотелось видеть, как заканчивается срок его задержания. Я думал, что я умнее всех своих подозреваемых. А вот Мальво, этот сукин сын, он просто «отымел» меня.

А через месяц сотрудник принес мне толстый коричневый конверт. Внутри лежала картонная папка, на которой было написано: «Так как, совершенно?» Я раскрыл папку, и в тот же момент в памяти возник его образ, его улыбка и эта его фраза: «Чтобы узнать, совершенно ли мое преступление, комиссар». То, что я держал в руках, это было что-то ужасное! Семнадцать фотографий трупов людей, пропавших без вести, некоторые из которых – уже двадцать лет назад».

– Это все, – говорю я по окончании чтения.

– Безупречная работа, – отвечает она. – И как долго вы думаете продолжать в этом же духе?

– Уже десять лет! Он продолжает преследовать меня. Он – выдающийся преступник, и я поклялся его выследить. Я очень хочу поймать его.

– Что ж, предлагаю вам продолжить писать, включая в рассказ все ваши расследования, проводившиеся в течение десяти лет. Превратите свой рассказ в подробный роман, это поможет вам. А на сегодня сеанс окончен. Увидимся через месяц.

– Эта идея романа мне очень нравится. Увидимся через месяц, мадам.