Адвокаты защищают право

В нашей редакции прошел «круглый стол», на котором обсуждались проблемы адвокатского сообщества в России. Поводом к разговору послужило уголовное дело против адвокатов Мурада Мусаева и Дарьи Трениной

Мурад Мусаев, адвокат: Мне волею судеб удалось участвовать в целом ряде так называемых громких уголовных дел. Дела эти расследовались преимущественно в Следственном комитете России. Оперативное сопровождение этих дел осуществляли преимущественно высшие должностные лица Министерства внутренних дел и некоторые стратегические подразделения ФСБ. К сожалению, всем известен обвинительный уклон нашего правосудия, и все мы знаем, что, начиная от оперативного сотрудника и заканчивая судьей самой последней инстанции, вся эта корпорация заинтересована в получении обвинительного приговора любой ценой, а не в объективном и правосудном исходе дела. И всякий, кто этому препятствует, воспринимается как абсолютное зло. В целом ряде дел такое зло – я и мои коллеги. Поэтому мы и стали объектом посягательства.

К сожалению, наши оппоненты отказываются честно состязаться в уголовном процессе или оказываются не способны честно состязаться. И потому время от времени в отношении некоторых адвокатов они прибегают к довольно подлым средствам (например, возбуждают против них уголовные дела), что я лично оцениваю как злоупотребление служебным положением. То есть они используют свои полномочия по уголовному преследованию против своих процессуальных оппонентов, в данном случае против нас как защитников.

К примеру, дело об убийстве Буданова, в котором мы участвовали вместе с адвокатом Дарьей Трениной, расследовалось Главным следственным управлением Следственного комитета России (ГСУ СКР) по Москве. Мы, естественно, расследовали случаи злоупотребления, незаконных способов и средств ведения следствия этим органом, обращались в судебные инстанции, а позже и в Европейский суд по правам человека с заявлением о похищении, пытках, фальсификации доказательств и прочее. И что нам должны противопоставить господа из ГСУ СКР по Москве? Теоретически они должны опровергнуть наши аргументы. Очевидно, они этого сделать не могут, а посему они просто решают избавиться от нас как от проблемы. Именно они возбуждают против нас уголовное дело.

Должен сказать, что оба так называемых подкупленных (по версии следствия Мурадом Мусаевым и Дарьей Трениной. – Ред.) свидетеля – Фаталиев и Евтухов – во всеуслышание заявили не только о том, что их никто не подкупал, но и о том, что их похищали и пытали с тем, чтобы выбить из них показания против адвокатов. Что касается основного свидетеля – Евтухова, то он в Верховном суде РФ – и у нас есть протокол судебного заседания, – дав подписку об уведомлении об ответственности за дачу заведомо ложных показаний, подробнейшим образом рассказал о том, как его похитили сотрудники ФСБ, как они склоняли его к заведомо ложным показаниям, в том числе против адвокатов. То есть мы на протяжении последних двух лет, с тех пор как вступили в дело об убийстве Буданова, можно сказать нескромно, раскрыли целый ряд преступлений против правосудия, совершенных следователями и оперативными сотрудниками. И единственное, чем они смогли нам ответить, это переложить с больной головы на здоровую.

Мы считаем, что, во-первых, это реакция на наше противодействие преступникам в погонах. Во-вторых, это банальная месть некоторых должностных лиц. И в-третьих, это попытка устранить нас из целого ряда уголовных дел, которые еще не рассмотрены, того же дела об убийстве Анны Политковской, дела Александра Михайлика и других. Понимаю почему. От исхода этих дел зависит карьерная судьба очень многих людей.

Алаудин Мусаев, адвокат, отец Мурада Мусаева: В начале декабря прошлого года я узнал от соседей по жилищному комплексу на Можайском шоссе, что их опрашивают оперативники, стараясь установить, в каких именно квартирах проживают Мурад и Алаудин Мусаевы. Я посоветовал соседям сказать, что Мусаевы купили две квартиры на разных этажах, но умолчать, что одну из них впоследствии мы продали.

Вечером 12 января Мураду позвонили из Самары и сообщили, что жизнь его подзащитного Юсупа Темерханова в опасности, он может быть отравлен. Пришлось срочно вылетать в самарскую колонию, где содержится Темерханов, осужденный за убийство полковника Буданова. Мурад взял билет на следующее утро, рейс в 6.25.

Из дома он выехал в аэропорт около 5 утра. По свидетельству соседей, примерно через час на территорию нашего жилищного комплекса заехали машины со спецназом, представителями ФСБ и Следственного комитета. Самарский самолет чуть опоздал с вылетом, со слов жильцов, они услышали, как по рации следственной группы как раз в момент вылета прозвучало: «Взлетел!»

В 6.35 в моей квартире раздался звонок: перед дверью люди в масках и с оружием. И уже стучат в дверь ногами, перебудили всех, напугали детей. В моей квартире № 227 Мурад, не будучи ее владельцем, занимает одну комнату, а три комнаты – другие члены моей семьи. Я сообщил об этом старшему следственной группы сотруднику СК Полякову и сопровождающему его полковнику ФСБ Кожевникову, предъявил удостоверение адвоката. Предложил, как положено в таких случаях, выставить охрану квартиры, собрать всех ее жильцов в одной комнате, а уже потом, получив разрешение суда на обыск, обследовать те комнаты, где живет остальная семья. И где к тому же находятся компьютеры и документы, содержащие адвокатскую тайну

Ни Поляков, ни Кожевников не приняли этих резонов и велели немедленно производить обыск по всей квартире, начали изъятие документов и компьютеров. Следственная группа предложила мне, кроме того, сдать все имеющиеся запрещенные законом предметы (оружие, боеприпасы, наркотики). Это было сделано демонстративно, ведь было ясно, что если «запрещенное» и могло находиться в квартире, то после открытия уголовного дела против сына только безумец мог бы оставить квартиру «грязной».

Через 20 минут после начала обыска по рации прозвучало «Зашли!», минут через десять после этого Поляков сказал мне: «А вы уверяли, что у вас ничего нет… Ствол-то нашли!» – «У кого?» – «У вашего сына в квартире». А еще через двадцать минут полковник Кожевников, ведущий оперативник ФСБ России, вдруг спрашивает: «Разве квартира № 271 не принадлежит Мураду Мусаеву?» – «А что, именно там ствол нашли?» – «Ваша или нет?» – «Мурад ее продал три года назад». И Кожевников по рации командует: «Сворачиваемся!» А до этого, как выяснилось, представители правоохранительных органов, отмычкой открыв квартиру, которую я давно продал, не представляясь, начали обыск… У одного из них, сказали соседи, был  с собой черный пакет…

Прошла еще треть часа, ко мне подошел тот же Кожевников: «Квартира на Кутузовском проспекте, дом 43, – ваша? Скажите старшему сыну, чтобы он открыл там дверь». – «Это не его квартира, а моя, я там зарегистрирован – посмотрите в паспорте. Давайте поедем вместе туда, чтобы не было неожиданностей». – «Не будут ждать, взломают». Я позвонил старшему сыну и попросил открыть дверь.

Я взял паспорт, договор на право собственности, по которому владею квартирой на Кутузовском пополам с 90-летней матерью, и поехал туда. А там уже перед дверями – телекамеры. В присутствии примерно двух десятков человек я показал в дверной глазок свои документы и потребовал впустить меня в квартиру, хозяином которой являюсь. «Нас здесь и так много», – ответили мне. И не впустили.

Тогда я обратился к президенту Адвокатской палаты Москвы Генри Резнику, по его просьбе ко мне приехал коллега Евгений Бобков. Он представился, потребовал открыть дверь и допустить его к участию в следственных действиях. Ему ответили неразборчиво и почему-то по-английски.

Четыре часа я простоял у дверей собственной квартиры. Во время обыска в ней были более 20 сотрудников группы, мой старший сын Магомед и двое так называемых понятых, которые не только наблюдали за происходящим, но и сами участвовали в обыске. Очевидно, тоже штатные сотрудники…
И вот Магомед услышал: «Нашли ствол!», после чего ему показали ТТ и патроны. Но сам он не видел, где изымали оружие…

Евгений Бобков, адвокат: Я был очевидцем того нарушения адвокатских прав, которое произошло в квартире Алаудина Мусаева. Приехал, увидел на лестничной клетке толпу людей, представился: «Уважаемые, я являюсь представителем комиссии по защите профессиональных и социальных прав адвокатов, мы хотим знать, что здесь происходит, поскольку Алаудин Мусаев не имеет никакого отношения к возбужденным уголовным делам. Более того, он является собственником квартиры, в которой производится обыск». Меня в течение двух часов не пускали в квартиру, после чего я вышел на улицу, подошел к сотруднику ОМОНа, представился, попросил соединить меня со старшим группы. Представитель ОМОНа сказал: «Со старшим группы у меня связи нет». Честно говоря, я даже представить себе не мог, чтобы можно было до такой степени нагло противодействовать адвокатской деятельности.

Марина Плотникова, адвокат: Алаудин Мусаев пригласил меня стать его адвокатом. Когда я просмотрела материалы, то сразу увидела в них массу нарушений. Естественно, мы оспорили в суде действия сотрудников правоохранительных органов. Но вот вам еще подробности, которые многое объясняют в этом деле. Как адвокат я должна вступить в дело, руководствуясь определенными процессуальными нормами. Мне надо познакомиться со следователем, принести подписанный доверителем ордер, чтобы было ясно, что я не просто человек с улицы. Я, как положено, позвонила следователю – господину Полякову, представилась, сказала, что хочу с ним встретиться, чтобы принести все необходимые процессуальные документы. Он радостно мне ответил: «Конечно, приезжайте!» Я поскакала, извините за выражение, в Следственный комитет. Долго и упорно пыталась связаться со следователем по служебному телефону. Наконец мне ответили, что со мной не желают встречаться. Сейчас мы с господином Поляковым общаемся через Почту Российской Федерации: я посылаю ходатайства с уведомлениями. В этой ситуации я просто не понимаю своего значения в правовой системе! Я прихожу к процессуальному оппоненту, который, так же как и я, ограничен рамками Уголовно-процессуального кодекса, у него, так же как и у меня, есть обязанности. А следователь говорит мне, что будет делать так, как ему хочется. Меня всегда настораживала статья 49 УПК РФ, где написано, что в качестве защитников допускаются адвокаты. Вот с этого, наверное, надо и начать. Почему допускаются, когда по Конституции любой гражданин РФ имеет право на защиту

Особо хочу сказать об адвокатском архиве Алаудина Мусаева, который был изъят при обыске. Архив защитника – это материалы, представляющие собой адвокатскую тайну, которая принципиально ничем не отличается от медицинской или даже государственной. В УК есть раздел – преступления против конституционных прав. Основное конституционное право – это право на невмешательство в личную жизнь человека, и это право нарушается автоматически, как только незаконно изымается архив у адвоката.

Александр Добровинский, адвокат: История с Мурадом Мусаевым стала детонатором взрыва негодования в адвокатском сообществе. Именно поэтому мы сегодня обсуждаем наше положение. Я думаю, что если сегодня провести опрос среди всех адвокатов страны, то позицию Мусаева подтвердят еще несколько тысяч человек, которые так же страдают от правоохранительных органов. Мне хотелось бы сказать об истоках этих проблем. Рухнувший Советский Союз выпестовал новую страну, и эта страна, безусловно, стала свободной. Мы свободны – мы можем передвигаться, мы сидим здесь за круглым столом, обсуждаем проблемы, обращаемся к президенту. Но большинство людей в стране не стало демократичнее в своей ментальности. Никуда не ушла жуткая формулировка, которую так любили большевики и передали ее нам по наследству – политическая целесообразность. Политическая целесообразность – это то, чем и сегодня руководствуются правоохранительные органы.

Мало того, советская ментальность наблюдается даже у, казалось бы, либеральных журналистов. Посмотрите на полемику между Мурадом Мусаевым, с одной стороны, и Юлией Латыниной с Андреем Пионтковским – с другой. Журналисты, которые должны защищать демократию, а вместе с нею все символы свободы, ставят знак равенства между обвиняемым и его адвокатом. Они говорят: как посмел адвокат защищать обвиняемого в таком ужасном преступлении?! И абсолютно уверены в том, что, говоря это, они правы. Если вы проведете опрос общественного мнения, думаю, что 90 процентов вам скажут – да, мерзавца защищать нельзя!

И еще об одной серьезной проблеме надо сказать – о процессуальных ошибках. Сколько бы раз я ни обращал внимание судейских и правоохранительных органов на процессуальные ошибки – все без результата. Один судья мне сказал совершенно потрясающую вещь, я никогда ее не забуду. Он мне сказал: «Ну ошибка, и что? Вы что, насмотрелись американских детективов?» И причина такого отношения к процессуальным нормам – все та же, политическая целесообразность. Если когда-то мы сможем стереть это понятие из сознания людей, которые работают в правоохранительной системе и в судах, то институт адвокатуры будет таким, каким он должен быть.

Александр Федулов, адвокат, в прошлом заместитель председателя Комитета по законодательству Госдумы: На заре советской власти был один идеолог права, который сказал: «У нас в руках политическая власть, право нам не нужно». Беда Мурада Мусаева – в избытке профессионализма, который дает ему преимущество в судебной состязательности сторон. Если профессионализму нельзя противопоставить профессионализм, начинают действовать силой.

И еще об одной проблеме, которая связана с недоработанным законодательством, надо сказать. Свидетели со стороны обвинения всегда поддерживаются государством, их приезд на судебное заседание – если требуется – компенсируется бюджетом. А свидетели со стороны адвоката такими правами не пользуются. И что тогда делать адвокату? Только оплачивать приезд нужного свидетеля из своего кармана. В результате – обвинения в подкупе, как это произошло с Мурадом Мусаевым и Дарьей Трениной. Но покажите мне хотя бы одного свидетеля, который бы согласился приехать откуда-то из Урюпинска в Москву за свой счет. Мы такого не найдем. То есть нарушается принцип равноправия сторон.

Я против политизации той ситуации, которая сложилась вокруг Мурада Мусаева. Мне очень хочется, чтобы разговор, который идет у нас, носил конструктивный юридический характер. Я рад, что адвокаты избрали правовой способ защиты своего коллеги. Сегодня подано более ста ордеров от потенциальных защитников Мусаева. Возможно, их будет несколько сотен, возможно более тысячи. Мой ордер там тоже присутствует

Я выступаю против саботажа расследования, который ведет СК. Большое количество адвокатов, защищающих Мурада Мусаева, – это скорее способ обратить внимание на эту ситуацию. Я уверен, что Мурад Мусаев, являясь профессионалом, сам сумеет защитить себя. Я уважительно отношусь к деятельности правоохранительных органов и хотел бы, чтобы диктатура закона была равно важна для всех нас. Это основа стабильности государства, о которой говорит президент Путин. И я надеюсь, что СК в лице Александра Ивановича Бастрыкина примет законное решение.

Арсен Эдилов, адвокат: Я имею честь быть одним из многочисленных защитников Мурада Мусаева. Но мой ордер в так называемом деле Мурада Мусаева – это скорее солидарность по отношению к нему. Коль скоро нас будет в этом деле много, очень много, и коль скоро мы со всей серьезностью отнесемся к этому делу, мы сможем оказать реальное влияние на последующую судьбу уголовного процесса. Я говорил Мураду Мусаеву, что зачастую адвокат в России – вроде героини сказки «Алиса в Зазеркалье», которая говорит садовнику: «Розы-то белые, зачем вы их красите?» «А королева любит красные!» – отвечают ей. Наши правоохранительные органы зачастую «красят розы в красный цвет», чтобы не лишиться головы. Мы же можем сопротивляться только в рамках выбранной нами профессии и в рамках наших полномочий.

Алаудин Мусаев: Мы работаем над законопроектом и собираемся его внести в Думу с помощью лиц, на то уполномоченных, о создании специального следственного подразделения, которое будет иметь право возбуждать и расследовать уголовные дела в отношении адвокатов, прокуроров, следователей… Оно должно подчиняться только парламенту: Госдуме или Совету Федерации.

Вопрос из зала: Мурад, а вы допускаете, что в результате дело будет доведено до суда и вы будете арестованы, получите срок?

Мурад Мусаев: К сожалению, с нашими оппонентами все обстоит так, что исключать нельзя решительно ничего, а допускать приходится, наоборот, все. Почему бы и нет? С точки зрения закона и с точки зрения здравого смысла и даже, мне кажется, из политической целесообразности многие вещи, которые они сделали, кажутся чем-то сюрреалистическим. Простой пример: дело об убийстве – неважно, резонансное ли это дело об убийстве Буданова или банальное бытовое убийство. Есть два очевидца. При этом государственные обвинители в суде отказываются от допроса очевидцев убийства, которые описывают убийцу. В правовом государстве, в России, в XXI веке мог ли я допустить это? Нет, не мог! Адвокат заявляет ходатайство о вызове этих свидетелей, суд отказывает. Мог ли я это допустить? Нет, не мог. И суд не просто отказывает, он говорит: «Если вам, адвокат, эти свидетели нужны, обеспечивайте их явку как хотите». И за то, что адвокат обеспечил явку этих свидетелей, поволок на себе бремя, которое на него возложил суд, против адвоката возбудили уголовное дело. Мог ли я это допускать? Нет, не мог. С этих пор я могу допускать все, что угодно.

Вопрос из зала: Что первым делом следует делать адвокату в такой ситуации?

Мурад Мусаев: План А – сваливать из страны. План Б – заниматься тем, чем мы занимаемся, если план А не очень нравится. То есть защищаться всеми доступными законными средствами, если даже многие из них кажутся совершенно неэффективными и безнадежными.

Полная видеоверсия

От редакции:

Редакция приглашала к дискуссии все заинтересованные стороны – прежде всего представителей Следственного комитета и Государственной думы РФ. К сожалению, официальные структуры не отозвались на приглашение газеты.