Человек-креатив

Андрону Кончаловскому с Юлианом Семёновым сотрудничать в кино не довелось. В отличие от Андрея Тарковского, у которого писатель снялся в небольшой роли в «Солярисе»

Андрон КОНЧАЛОВСКИЙ ставит «Семнадцать мгновений весны» в один ряд с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана

Я познакомился с Юликом, когда из тюрьмы вернулся его отец, Семён Ляндрес. И, собственно, мои самые первые воспоминания о Юлике – это то впечатление, которое произвёл на меня его отец. Во-первых, мы знали, что он был заместителем Бухарина в «Известиях». А тогда, в эпоху ХХ съезда и десталинизации, имя Бухарина было у нас всех, молодёжи, на устах: для нас он был не просто одной из миллионов сталинских жертв, он был антиподом Сталина, пострадавшим за правду, почти что святым. А во-вторых, Семён Ляндрес произвёл на меня огромное впечатление всем – своей добротой, умом, эрудицией.
Я за это одно Юлику благодарен – за встречу с его отцом. Но, конечно, потом, когда я узнал хорошо и самого Юлика, я его очень полюбил. Он был человеком отвязанным, энергия из него буквально фонтанировала, его поведение часто было вызывающим. Он, видимо, всегда помнил, что он сын врага народа, и считал, что терять ему нечего. С ним всегда было интересно, и в любой ситуации он излучал оптимизм. Его бесшабашность и отвязанность иногда пугали, но при этом он, как никто, умел завоевывать симпатии окружающих, покорять людей. В нашу семью он вошёл удивительно естественно, мама и папа его очень любили.
Позднее, в более зрелые годы, ему любили ставить «в минус» его отношения с КГБ, забывая при этом, что в КГБ он контактировал с внешней разведкой, в которой работало немало умных и порядочных людей. А Юлик всю жизнь, с самой юности был влюблён во всю шпионскую романтику. Я не могу этого утверждать, но мне кажется, что его очень привлекали образы Сомерсета Моэма, Даниэля Дефо, Грэма Грина – писателей, совмещавших литературу с сотрудничеством с разведкой. И я не удивлюсь, если узнаю, что Юлик тоже выполнял какие-нибудь «особые задания». Хотя думаю, что он был слишком эксцентричен и экстравертен для того, чтобы сотрудничать с разведкой на какой-то постоянной основе. К тому же он был слишком заметной фигурой для этого. И слишком артистичен – шпион всё-таки должен уметь растворяться в толпе. Представить себе Юлика, смешавшегося с толпой я просто не могу. А его самого эти связи с КГБ, с разведкой питали, давали ему возможность проникнуть в архивы, встречаться с людьми, которые становились прототипами его героев.
В наших отношениях были разные периоды. Мы очень дружили в юности. В ту пору он вообще казался мне героем – физически сильный, настоящий боец, драчун. Мне этого напрочь не хватало, драться я боялся, а он не боялся ничего. Потом наши пути разошлись, я его наблюдал уже со стороны, то, что он писал, казалось мне бульварной литературой. Сейчас я так не считаю: он писал много потому, что ему легко писалось, он умел работать очень сосредоточенно и продуктивно. Его романы читать – одно удовольствие, среди них очень много интересных вещей.
И, конечно, он очень сильно – причём на протяжении всей жизни – «косил» под Хемингуэя. И в своём творческом почерке – особенно в первых рассказах это влияние чувствуется, – и в своём житейском облике и поведении. Мачо, любитель выпить, охотник, путешественник, авантюрист, писатель и журналист, не пропускающий ни одной «горячей точки»: весь этот «джентльменский набор», конечно, складывался под хемингуэевским влиянием.
Был ли он антисоветчиком? Я думаю, что в Советском Союзе все были антисоветчиками, кроме разве что очень глупых и необразованных людей, которым недостаток знаний и культуры мешал видеть бесперспективность советского строя. Юлик был яростным антисталинистом. Он ненавидел Сталина, был словно опалён этой ненавистью на всю жизнь. Он не мог простить Сталину многого, в частности антисемитизма, который, благодаря Сталину расползся по всей стране.
Он написал много, но, конечно, среди написанного им выделяются «Семнадцать мгновений весны». Это был новаторский роман, потому что нацисты показаны в нём как сильные, умные и поэтому чрезвычайно опасные противники. Это был абсолютно новый для советской литературы взгляд на события Второй мировой войны. В этом смысле я бы поставил «Семнадцать мгновений весны» в один ряд с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана.
Это был человек исключительного креативного дара, он постоянно что-то придумывал. Одно время он мечтал соединить Лиссабон и Буэнос-Айрес железной дорогой, которая пройдёт по тоннелю, проложенному по дну океана.
Вот такими идеями – я бы назвал их гулливеровскими – была полна его голова. При всём своём житейском цинизме он был романтиком чистой воды. Удивительное сочетание, но для Юлика – абсолютно естественное. 

Специально для этого выпуска Приложения