Чемодан, вокзал, Россия

Редакция «Совершенно секретно» обратилась к эмигрантам с вопросом: Когда вы вернетесь в Россию?

Не все эмигранты – политические беженцы, даже если они не приветствуют политику президента Владимира Путина. Многие уезжают из России потому, что им комфортнее жить за рубежом – там, где уровень жизни выше.

Евгений Киселев, журналист, с 2008 года – главный редактор украинского телеканала ТВi, с февраля 2013 года – руководитель информационного вещания канала «Интер»:

– Я могу вернуться в любой момент и эмигрантом себя не считаю. Я, если угодно, трудовой мигрант. Меня никто не преследовал и не притеснял. У меня появилась интересная, хорошо оплачиваемая работа в Киеве, поэтому я работаю в Киеве. А в Москву могу ездить каждый день.

Михаил Войтенко, эксперт по судоходству, редактор издания «Морской бюллетень». В 2009 году уехал в Таиланд после того, как предал гласности скандальную историю пропажи судна Arctic Sea, на борту которого, по мнению ряда наблюдателей, могли находиться ракеты для Ирана.Войтенко, по его словам, поступали угрозы: 

– Я уже возвращался в этом году: на десять дней слетал в родной Владивосток. Я нищенствовал, и мне пришлось продать свое единственное жилье там – квартиру-«малосемейку». Мои бывшие одноклассники тщательно следили за тем, чтобы я был трезв не более часа в день. Щемило. Думал. На дорогах видел ухабы, которые помню еще с юности. Уехал обратно.

Люди основательно советовали мне не возвращаться в Россию, говорили, что я всю жизнь буду «под колпаком». Мне до сих пор непонятно, почему история с Arctic Seа, из-за которой я сбежал, так всех заинтересовала. До сих пор меня спрашивают о ней журналисты. Но возят все и всё! Меня же интересует исключительно судоходство, и внимание ко мне как к эксперту в этой области – это то, чем я действительно горжусь. А не тем, что я что-то раскопал в истории с Arctic Sea.

По роду моей работы меня в России интересуют три города: Москва, Санкт-Петербург и Владивосток. Ни в одном из них, судя по деньгам, которые я зарабатываю, я прожить не смогу – только если стану бомжом. В таиландской провинции жизнь мне обходится в три раза дешевле, чем в Москве, и я живу на берегу океана и слышу его шум.

Деньги не единственная причина. В 2000-е свободы притесняли, но оставались личные свободы – к примеру, можно было курить где хочешь, не было закона о прописке. Теперь и этой свободы нет.

[gallery]

Политические беженцы

Правозащитники и те, кого они защищают – например, жертвы чеченских войн и политических процессов, – вынуждены были уехать из России, поскольку в их адрес поступали угрозы в связи с их деятельностью.

Оксана Челышева, правозащитник, заместитель директора учрежденного в Финляндии «Общества российско-чеченской дружбы». С 2008 года проживает в Хельсинки:

– Так случилось, что я не уезжала в Финляндию. Я осталась в Финляндии в тот день, когда должна была сесть на поезд. Причина? Одновременные обыски в нашем офисе («Общества российско-чеченской дружбы» в России, закрытого и потом вновь учрежденного уже в Финляндии. – Ред.) и почти двух десятках квартир. Нас – Общество российско-чеченской дружбы – хотели объявить экстремистской группировкой. Национал-большевистская партия уже была признана экстремистской, очередь была за нами, поскольку члены этой запрещенной партии участвовали в работе Общества. Судя по всему, прокуратуре уже грезился суд над «врагами народа». С того самого дня – 20 марта 2008 года – я нахожусь как бы в состоянии возвращения домой. В России я с тех пор не была ни разу. Но вместе с этим я как будто бы из нее и не уезжала: мои контакты с людьми в России не прервались, а усилились. Вернуться домой физически я смогу только в двух случаях: если мое пребывание за рубежами станет бессмысленным, либо если Россия перестанет быть мышеловкой.

Полина Жеребцова, писатель, автор документальной книги «Дневник Жеребцовой Полины» о нарушениях прав человека в Чечне. В январе 2012 года уехала в Финляндию, где спустя год получила политическое убежище. По словам Жеребцовой, ей поступали угрозы от людей, называвших себя «патриотами России»:

– О войне в Чеченской Республике я знаю все: наша семья не выезжала из зоны боевых действий до 2005 года. Наш дом был частично разрушен в первую вой-
ну и превращен в руины во вторую. Мои детство, отрочество и юность прошли на войне. Я жила в руинах, бегала в школу под обстрелами. При этом исписала много томов дневника, фиксируя историю. Было острое желание выжить, чтобы потом все рассказать!

Мой дед Анатолий, кинооператор-документалист, участник Великой Отечественной войны, погиб в начале первой чеченской – под обстрелом в больнице №2 на улице Первомайской. Лежал на операции, с язвой желудка… Мы не могли похоронить его неделю. Шли бои.

В 1995 году на дом моей бабушки в районе «Минутка» сбросили бомбу, превратившую многоэтажное здание в руины: тело бабушки так и не было найдено, равно как и тела ее соседей – самых разных национальностей

В августе 1996 года в наш подъезд с российского поста прилетел снаряд. На страшные крики мама выбежала с простыней в руках и стала рвать ее на мелкие полосы, перевязывать раненых. Другие соседи спешили из своих квартир на помощь пострадавшим. Одной простыни оказалось мало. Многие люди были убиты, разорваны на куски. Их нужно было чем-то накрыть…

Мама решила принести все простыни из нашего шкафа. Зашла на минуту в квартиру.

Неправда, что снаряд не попадает в одно и то же место два раза. Не верьте этому никогда: это военные байки. Он – попал! И все, кто прибежал на помощь, остались лежать рядом с теми, к кому так спешили… По частям человеческих тел можно было изучать анатомию.

Я вернусь в Россию только на международный трибунал, чтобы свидетельствовать об этом и десятках других преступлений.

Дмитрий Гололобов, бывший юрист компании ЮКОС, адвокат, проживает в Лондоне:

– На этот вопрос есть весьма простой ответ: вернулся бы тогда, когда бы прекратили возбужденное против меня уголовное дело и я бы был уверен, что не возбудят новое. То есть когда тема ЮКОСа закроется политически и юридически. Вряд ли бы я стал ждать «полного краха режима», поскольку он, по моему мнению, вряд ли скоро наступит. А если все-таки наступит, то именно тогда в Россию возвращаться как раз и не надо: несколько лет самого жуткого бардака в стране будет обеспечено. Другой вопрос:  возможно ли закрыть тему ЮКОСа без «полного краха режима»? Думаю, что все-таки да. Но не громко. Так… потихоньку.

Анастасия Рыбаченко, активист движения «Солидарность», уехала из России в 2012-м в Эстонию, учится в Таллинском университете. Рыбаченко — одна из обвиняемых по «болотному делу»:

– Родина для меня действительно не пустое слово, как, наверное, и для большинства моих сограждан. Все-таки Россию действительно есть за что любить. Но то, что я за границей, меня не смущает. Сейчас XXI век, есть много людей, кто вечно в разъездах по всему миру, такая работа. Это же не лишает их Родины или гражданства. И я по-прежнему чувствую себя гражданкой России и по-прежнему именно с Россией связываю свою судьбу. Именно поэтому я не прошу убежища за границей. Думаю, я вернусь, когда закончу университет.

Блогер и фотограф, член Координационного совета оппозиции Рустем Адагамов по совету своего адвоката отказался отвечать. О своей эмиграции он заявил в феврале этого года, предположительно, опасаясь преследований за оппозиционную деятельность. Впрочем, сам Адагамов никаких заявлений не делал.

Игорь Сутягин, бывший сотрудник Института США и Канады Российской академии наук. 11 лет провел в заключении за «шпионаж» и «государственную измену», вины не признал. Европейский суд по правам человека посчитал, что Россия нарушила право Сутягина на справедливое судебное разбирательство и необоснованно долго держала под стражей во время предварительного следствия. Amnesty International назвала Сутягина узником совести.
В 2010 году Сутягин был освобожден в результате российско-американского «шпионского размена»,
живет в Лондоне:

– Я бы вернулся в Россию, когда был бы уверен, что это безопасно. Моя жена, например, в силу понятных причин не интересуется политическими вопросами – ей хватило выше крыши того, что случилось на нашем семейном уровне. Но даже она, когда приняли закон о государственной измене, возмутилась. Из него следует, что, по сути, любая информация, собранная каким угодно путем и переданная каким угодно организациям, может считаться изменой.

Моя работа связана с тем, что я общаюсь с иностранцами и, так или иначе, отстаиваю позицию России. Информацию, которую я анализирую, я получаю, читая наши и не наши газеты. Если защита интересов России является государственной изменой, то это опасно. Если верить тому, что говорил мне судья, я не имел права отстаивать перед иностранцами интересы России, так как это измена родине. Тогда понятно, что быть патриотом просто опасно. Раз так – как я могу сейчас вернуться? В таких условиях – только перестав быть собой. 

Условно беженцы

Обвиняемые в экономических преступлениях, такие как бывший владелец «Банка Москвы» Андрей Бородин, например, никогда публично не критиковали Кремль. Однако после того, как превращались в обвиняемых по экономическим статьям, они уезжали
за границу и объявляли себя политическими эмигрантами.

Андрей Бородин оставил без ответа вопрос «Совершенно секретно».

Евгений Чичваркин, один из основателей и бывший совладелец «Евросети». В 2008 году был вынужден продать компанию после начала несправедливого, по мнению Чичваркина, уголовного преследования бывшего руководителя службы безопасности «Евросети» Бориса Левина. Кроме того, Чичваркин заявлял, что сотрудники МВД «запугивали» его и «вымогали» деньги за продажу компании.

В том же 2008 году переехал в Великобританию, в Лондоне основал винный магазин Hedonism Wines:

– Когда вместо Путина и его товарищей управлять будет тот, кого выберут люди. Когда именно это будет? Следующий кризис власть не переживет – из-за своей отмороженности, безнаказанности и непонимания макроэкономических процессов. Такая власть не может удовлетворять социальные требования населения. Так что вернусь я, думаю, довольно скоро.

Полуэмигранты

Российские олигархи известны тем, что деньги зарабатывают на родине, а тратить их предпочитают за ее пределами. Когда ждать их?

Миллиардер, предприниматель Роман Абрамович ответил «Совершенно секретно» через своего секретаря Джона Манна – начальника управления по информационной политике компании Millhouse, которая управляет активами Абрамовича:

– Его постоянное место жительства по-прежнему в России. То, что он якобы все время в Лондоне, – миф прессы. Большую часть дней в году он проводит в России.

Писатели, живущие за рубежом, – такие, как Дина Рубина и Михаил Шишкин, – пишут на русском языке и, как правило, их целевая аудитория – русскоговорящая. Многие из них регулярно приезжают в Россию на встречи с читателями и друзьями.

Игорь Губерман, поэт, с 1988 года живет в Иерусалиме:

– Ни при каких. Сегодня в России жить унизительно, не говоря уже о том, что трудно и паскудно.

Особый случай

Когда вы уедете из России?

Маша Слоним, по британскому паспорту – леди Филлимор, журналист, продюсер, жила в Америке и Великобритании, с конца 1980-х годов работает в России:
– За последние 20 лет, с тех пор как я вернулась в Россию, я часто задавала себе этот вопрос. В какой-то момент, в начале 1990-х, я говорила, что уеду, если к власти придет Жириновский. Потом – если закроют «Эхо Москвы». Жириновский к власти не пришел, «Эхо» не закрыли, демократия в России, едва родившись, попрана. Но! Народ уже не безмолвствует, появляются новые люди, готовые бороться за демократию.

В России все еще интересно жить, хотя и грустно смотреть на то, как бесправны люди перед властью.

Пожалуй, уеду, если в стране исчезнут альтернативные источники информации и Россия окончательно скатится
в фашизм и тоталитаризм. Надеюсь, этого не случится.