Демократия по-европейски

ФОТО ИЗ АРХИВА АВТОРА

Весной 2019 года из варшавского следственного изолятора на свободу вышел польский общественно-политический деятель Матеуш Пискорский. Лидер молодой партии «Смена» отсидел три года лишь за то, что имеет взгляды, отличные от правящей верхушки. И это не какая-то пророссийская пропаганда, как пытается представить официальная Варшава, а национально-ориентированные суждения о месте Родины в мировой системе координат. Но вот парадокс — современная Польша на чем свет клеймит Польскую Народную Республику, где людей подвергали репрессиям за политические взгляды. Сегодня страна декларирует идеалы демократии, но чем она, сажая политических оппонентов, отличается от социалистической Польши? Специальный корреспондент «Совершенно секретно» пообщался с паном Пискорским именно на эту тему.

— Уважаемый Матеуш, польское экспертное сообщество постоянно тычет в Россию, говоря, что во времена советского «тоталитарного» Союза инакомыслящих сажали за решетку, отправляли в психушку или, на худой конец, выгоняли из страны. То же самое, продолжают польские политологи, было и в Польской Народной Республике. И сейчас, мол, наконец-то, темные времена в Польше закончились. Но Ваш случай говорит об обратном: за взгляды, отличные от официальной пропаганды, Вас посадили в тюрьму на целых три года, сейчас выпустили под внушительный залог, который собрали родные и друзья, но дело так и не прекращено. Получается, что «демократическая Польша» — это симулякр?

— Скажу больше. На самом деле ситуация в современной Польше значительно хуже, чем было во времена Польской Народной Республики. Очевидно одно — в странах Запада началась новая волна репрессий, и это касается не только Польши. Например, в Литве уже полгода сидит мой товарищ, лидер местных социалистов Альгирдас Палецкис. Ему так же, как и мне, инкриминируют шпионскую статью, но в следственные органы уточняют, что Палецкис собирал «публичную информацию». В соседней Латвии несколько месяцев провел за решеткой пожилой профессор Александр Гапоненко, защищающий в стране русское меньшинство от «мягкого» этногеноцида. Невооруженным взглядом видно, что эти уголовные преследования — политически мотивированные. Все, как со мной. И мне только с сожалением остается констатировать, что польское общество находится в детской иллюзии, что мы живем в демократическом строе, где гарантирована свобода слова, свобода политических убеждений. Да черта-с два! Достаточно прочитать официальные сообщения Генеральной прокуратуры Республики Польша по моему делу, где меня напрямую обвиняют в распространении политических взглядов, неугодных официальной власти. В конечном итоге мое дело, разрекламированное государственными СМИ Польши как «шпионское», развалилось, поскольку шпионов ни в одной стране еще ни разу не отпустили под залог. Даже в романах. Прокуратура сейчас, как говорят в России, «переобувается», обвиняя меня уже в ведении «информационной войны». Но опять же в современной юриспруденции нет как понятия «информационная война», так и соответственно уголовной ответственности за участие в ней. И ведущие юристы из Варшавского государственного университета подтвердили на суде: невозможно приговорить условного солдата «диванных войск». Но, так или иначе, следует признать, что государственные органы Польши, уже не стесняясь, дают знать, что есть определенные политические взгляды, которые в Польше запрещены, а их публичное обсуждение будет жестко наказано.

— А что это за взгляды?

— Начну с того, что Агентство внутренней безопасности (польская спецслужба. – Прим. ред.) инкриминировало мне шпионаж не только в пользу России, но и в пользу Китая и даже Ирана…

— То есть отсюда Ваши «пророссийские» взгляды? А в «прокитайских» или «проиранских» взглядах Вас не обвиняли?

— Вот видите, у Вас все нормально и с логикой, и с чувством юмора. Но только не у нашей охранки. На самом деле я и мои единомышленники являемся сторонниками польской идентичности. Мы не хотим жить в «Новой Европе», которая подконтрольна США. Посмотрите, за три последних года, что я провел за решеткой, Польша буквально легла под Штаты, отдав свою собственную территорию под военные базы США. И не просто отдав, а еще заплатив солидную сумму за это. Это беспрецедентная сдача национального суверенитета, которой за всю историю Польши еще не было. Мы же хотим вернуться в «Старую Европу», где прагматизм и рационализм диктуют необходимость сотрудничать со всеми государствами и межгосударственными союзами, если это выгодно Польше. Это так называемая зона свободной торговли от Лиссабона до Владивостока. Это, если хотите, евразийский проект. По геополитическим прогнозам, по экономическим выкладкам этот проект принесет Польше прорывное стратегическое развитие, которое на порядок выше и качественнее сотрудничества с США в военно-политической сфере. Скажите, неужели такие взгляды являются опасными?

— Естественно, нет. Налицо разные теории развития государства. На мой взгляд, польское общество только выиграет, если на телевидение, в прессе или Интернете эксперты станут обсуждать эти пути, полемизировать. Как говорится, в споре рождается истина…

— Совершенно верно, однако польский политический истеблишмент, как огня, боится подобной полемики, что, конечно же, с политологической точки зрения характеризует власть в Польше как авторитарную систему.

— Но позвольте, официальная Варшава утверждает, что авторитарный строй существовал во времена социалистической Польши.

— Соглашусь, но с существенным уточнением: авторитарная система ПНР начала 1980-х годов, когда власть занималась нейтрализацией «Солидарности», была существенно мягче к своим идеологическим противникам. К тому же, в тогдашних законах были прописаны определенные правила, лишь нарушая которые можно было оказаться под катком репрессий. И каждый оппозиционер знал, за что конкретно он может угодить в тюрьму и, что немаловажно, как балансировать, чтобы остаться на свободе. Сейчас же люди отказываются верить, что за свои политические убеждения можно очутиться за решеткой. Ведь в наших основополагающих документах, а также в законодательных актах Евросоюза, декларируется свобода слова и мысли. Под уголовное преследование можно попасть лишь за пропаганду идей, которые запрещены в судебном порядке. Например, за восхваление нацизма. Но взгляды евразийства не запрещены. Таким образом, на мой взгляд, Польша возродила понятие «узник совести».

ВМЕСТО ТЮРЬМЫ — ГОССАНАТОРИЙ

— Возвращаясь к теме репрессий времен ПНР, а с чего Вы взяли, что польские коммунисты гуманно обращались к оппозиционерам?

— Так мне они сами рассказывали! Дело в том, что во время моего трехгодичного ареста я получил немало писем от бывших польских оппозиционеров и диссидентов, которые были репрессированы в 80-х годах прошлого века правительством Войцеха Ярузельского. Так вот, они мне писали, что тогда условия содержания под стражей были намного лучше, чем сейчас. Авторы писем выражали передо мной определенное чувство стыда за то, что их коллеги, которые сорок лет назад столько говорили про свободу слова и демократию, сейчас сажают людей за политические убеждения.

— А в каких условиях сидели польские оппозиционеры?

— Сегодня таких, как я, бросают в обычное СИЗО, где находятся уголовники-рецидивисты и прочий криминальный элемент. Тогда же «политических» водворяли в специальные учреждения. Это были весьма комфортные места изолирования и интернирования. Да, активисты «Солидарности» не находились на свободе, но эта «несвобода» была очень оригинальной. Оппозиционеров размещали в санаториях, государственных домах отдыха, причем, размещали всех вместе, где они продолжали общаться друг с другом, коллективно разрабатывая стратегию оппозиционной борьбы, выстраивая линию поведения и т. д. Кормили, естественно, нормальной пищей, а не той, что в варшавском СИЗО.

— А чем Вас кормили в изоляторе?

— Например, «мясом», которое, если залить его кипятком, разрастается на глазах от химических добавок. Во всю пищу в СИЗО добавляют соду, от чего зубы крошатся. А потом я узнал, что стоимость питания одного человека в день — 5 злотых (85 рублей. — Прим. ред.), а собак, которых они там держат — 7 злотых в день… Получается, что в польских застенках собак кормят лучше, чем людей.

— Вы можете назвать бывших оппозиционеров «Солидарности», кто не побоялся Вам писать в СИЗО?

— Прежде всего, это один из известных деятелей «Солидарности» Марек Берак, который сидел в 80-е годы прошлого столетия. Далее — также бывший оппозиционер из города Радом Эдвард Смык. Сегодня это уже достаточно пожилые люди. Например, Бераку — под восемьдесят. Плюс писали еще несколько представителей антикоммунистической оппозиции. Эти люди извинялись за то, что та часть «Солидарности», которая находится сегодня у власти, делает то, что с ними делали польские коммунисты. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись.

— Как Вы считаете, писать «шпиону» — это гражданский подвиг в современных польских реалиях?

— Думаю, эти ребята уже ничего не боятся. Полагаю, что они заслужили право высказывать своё мнение. Да, забыл назвать еще одного, пожалуй, самого серьезного представителя антикоммунистической оппозиции в ПНР, который искал со мной встречи, но ему отказали. Это Корнель Моравецкий — отец действующего сегодня премьер-министра Польши Матеуша Моравецкого.

— ???

— Мне достоверно известно, что Моравецкий-старший интересовался моим делом. А он даже подал просьбу в прокуратуру, чтобы ему разрешили свидание со мной в СИЗО. Однако, прокуратура отказала.

— Вот как? Как демократично. А почему, как думаете, отказала?

— Предполагаю, что власти побоялись, что Корнель Моравецкий, как честный и порядочный человек, публично расскажет некоторые моменты, связанные с моим делом. С условиями содержания, например. Ведь такому авторитетному деятелю не поверить нельзя. Например, в 1981 году именно Моравецкий инициировал принятие «Обращения к трудящимся Восточной Европы», в котором призывал миллионы рабочих соцлагеря Восточной Европы к стачке. В 2010 году, после Смоленской авиактастрофы, Моравецкий баллотировался в президенты Польши. Фигура серьезная.

— Может быть, сын-премьер попросил не вмешиваться в «дело Пискорского»?

— Не думаю. Насколько известно из открытых источников, Моравецкий-младший максимально дистанцировался от своего отца, как от политической фигуры.

«КНИГУ НАПИСАЛ, НО ПРИШЛО ЛИ ЕЕ ВРЕМЯ?»

— Матеуш, Вы вышли на свободу месяц назад и уже дали несколько интервью — достаточно откровенных и бесстрашных. Есть внутреннее опасение, что за эти выступления Вас вновь репрессируют?

— С точки зрения закона, я никак не нарушаю условия, обозначенные судом. Я тщательно консультируюсь с юристами до публикации каждого материала.

— А какие условия обозначил суд?

— Во-первых, запрет на общение со свидетелями по делу, поскольку они еще не опрошены. Речь идет о членах нашей партии «Смена», а это большинство моих соратников, друзей и единомышленников. Во-вторых, с меня взята подписка о неразглашении тайны следствия моего уголовного дела. И третье — запрет выезда из Польши. В соответствии же с польской Конституцией и международными стандартами, суд ни как не может ограничить право и свободу на публичные высказывания. Если такое вдруг произойдет, значит, Польша стала Северной Кореей. Но, безусловно, я не идеалист, и понимаю, что в существующей политической атмосфере радикально настроенные сторонники правящей партии «Право и справедливость» могут прибегнуть к разным провокациям — вплоть до угрозы физического нападения.

— Вы встречались с единомышленниками из других стран Евросоюза. Как они реагируют на преследование из-за взглядов?

— Я получаю огромную моральную поддержку из разных стран Европы, прежде всего, из Германии и Франции. Люди возмущены, считают, что такого рода преследования недопустимы. Сегодня они помогают готовить запросы в международные организации по моему делу. Убежден, что «шпионское дело» развалится в суде, этому уже есть косвенные доказательства, прежде всего, освобождение под залог и отмена — уже во второй раз — следующего судебного заседания. Я готов дойти до Европейского суда по правам человека, чтобы международные судебно-правовые институты поставили точки над i. По сути, Польша создала прецедент по организации репрессий без какой-либо правовой основы, и теперь другие страны — те же Литва, Латвия, также лежащие под США, его просто копируют. Более того, это даже не копирование, а управление из единого центра. И у меня нет никаких сомнений, что штаб-квартира этого центра находится за океаном. Это, несомненно, внеевропейский игрок.

— А в польских СМИ о политическом беспределе в отношении Вас пишут?

— Благодаря Интернету, в Польше существует небольшое пространство свободы слова. Есть несколько порталов, которые публикуют альтернативные правящему режиму взгляды. Есть также ряд польско-язычных СМИ, редакции которых находятся вне пределов Польши. Например, во Франции. Но, конечно, аудитория этих порталов незначительная. Справедливости ради, следует сказать, что интервью у меня взял журналист Польского государственного радио, но с самого начала мне было понятно, что публиковать интервью не станут. Я дал им специально, мне было важно удостовериться в цензуре. Так и случилось.

— А Вы задавались вопросом, почему польские власти не отправили Вас в изгнание. Ведь объявить человека диссидентом, куда гуманнее. И так делали, кстати, в Польской Народной Республике…

— Дело в том, что в польском законодательстве нет такой возможности. Такая возможность исключена и в Евросоюзе. И в этом главный и страшный парадокс сегодняшнего коллективного Запада. В Европе считается священной свобода слова, а вводить в закон пункт о диссидентстве — значит признать, что эта «священная корова» — мертва. Что вы, какие диссиденты в свободном европейском сообществе? (усмехается).

— То есть сажать можно, а высылать нельзя?

— Да, такое современное западное фарисейство.

— И последний вопрос. Политические узники разных времен и народов за решеткой писали книги. Вы не изменили традициям за эти три года?

— Вы правы, за эти три года я много читал об истории Польши и много писал (рукописно). У меня готова даже не одна, а две книги. Одна на русском, вторая на польском. Книги о том, что случилось со мной, с моей Родиной, какое место Польши в современной и завтрашней Европе и мире. А насчет того — издавать труд или пока повременить, пусть выскажется польский и русский читатель. Считаю, что каждая такая книга должна родиться в назначенный час.