Десять лет ЕГЭ - полет назад нормальный

ФОТО: КИРИЛЛ КУХМАРЬ/ТАСС

С 2009 года в России единственной формой выпускных экзаменов является ЕГЭ – процедура, при которой школьникам надо вписать как можно больше правильных ответов в пустые клеточки на специальных бланках. Нужна ли такая система оценки знаний учащихся? Не наносит ли вред она государству? В этом разбирался специальный корреспондент «Совершенно секретно».

МЫ ГОТОВИМСЯ К ЕГЭ

Когда моя дочь-отличница пришла в пятый класс и первый раз в жизни принесла тройку, я, как и любая мать, сначала расстроилась, а потом поинтересовалась: за что? Оказалось, за тест по литературе. Кроме того, что сочетание «тест по литературе» мне показалось абсурдным, содержание этих, как мне объяснили, «срезов знаний» реально напугало. И напугало даже не двусмысленными вариантами ответов, а тем, что вместо поиска в произведении сути и «изюма», составители спрашивают о таких незначительных деталях, что не только ученик, – сам автор не вспомнит, где про это было написано. Ну, какая разница, с чем пришли к барыне Капитон и Татьяна (И.С. Тургенев «Муму»)? Или, может быть, архиважно знать, в скольких водах разведчики искупали Ваню (В.П. Катаев «Сын полка»)? Сколько раз повествуется о взаимоотношениях Васи и его отца (В.Г. Короленко «В дурном обществе») – тоже вопрос ну прямо не в бровь, а в глаз. Когда я спросила, неужели это именно то, что нужно запомнить из всего прочитанного, мне ответили честно и кратко: «Конечно, важно: мы готовимся к ЕГЭ!».

СТРАШИЛКИ ИЗ НАСТОЯЩЕГО

Действительно, подготовку к Страшному суду... Ой, простите, – к ЕГЭ, начинают примерно с пятого класса. «Весь процесс школьного обучения сводится к тому, что мы натаскиваем на тесты, – говорит одна московская учительница, которая из-за страха быть уволенной пожелала остаться неизвестной. – Иногда есть ощущение, что мы не учим детей географии или истории, а учим, как отвечать на вопросы для этого злосчастного бланка». Вообще найти школьных учителей, которые были бы готовы рассказать честно о процедуре проведения единого государственного экзамена мне оказалось не под силу: люди настолько запуганы руководством, что даже простой разговор о возможности дать комментарий на тему ЕГЭ часто заканчивался просьбами: «Только никому не говорите, что Вы меня об этом спрашивали».

Зато с теми, кто вот-вот примет в свои объятия очередную партию первокурсников, разговор оказался из серии «о наболевшем». «Из-за этого формата у детей просто останавливается развитие интеллекта, – говорит д.т.н., профессор, директор Института системной и программной инженерии и информационных технологий НИУ МИЭТ Лариса Гагарина. – Как преподаватель ВПО я постоянно сталкиваюсь с отсутствием понятийного мышления: студент не может воспроизвести только что прочитанный материал учебника, не умеет формулировать мысли».

Уже на первом курсе, поясняет Гагарина, многих студентов начинают рекрутировать работодатели, причем не всегда по профилю обучения. Им сложно проходить собеседования – они не знают, что сказать. Хотя, по сути, может быть, они знают, как работать и как применять навыки: «Даже если их деятельность связана с коммуникациями, они просто заучивают стандартные приветственные фразы, и любое отклонение от стандарта приводит их в ступор. «Мы этого не знаем», «В ЕГЭ этого не было», «В нашем ИТ-сообществе этого нет» – самые характерные ответы. В технической сфере умение излагать мысль хорошим языком не менее важно, чем в гуманитарном». Наталья Клушина, д. филол. н., профессор кафедры стилистики русского языка факультета журналистики МГУ, считает, что для гуманитарных специальностей ничего нет лучше школьного сочинения на литературную тему: «Это не только проверка знания русского языка и знания литературного произведения, но и демонстрация умения мыслить, строить длинные, наполненные смыслом фразы. ЕГЭ оценивает грамотность очень фрагментарно».

Кстати, фрагментарность грамотности учеников полностью аргументирована фрагментарностью грамотности школьных учителей, которые, научившись за десять лет «натаскивать» на тесты, полностью утратили способность готовить ученика к публичным выступлениям. И здесь имеется в виду не только устная форма: ученику бывает сложно даже подобрать слова для апелляции. «Учителя забыли, что такое речь, – считает к. филол. наук, доцент кафедры стилистики русского языка факультета журналистики МГУ, радиоведущая Лидия Малыгина. – Тесты умеют давать все, а вот навыки риторики – только для избранных. Лишь какие-то хорошие гимназии, где понимают, что в престижном вузе без умения излагать мысль можно вылететь уже после первой сессии, детей учат разговаривать, анализировать и не бояться иметь свой взгляд на решение поставленных задач».

Опрошенные специальным корреспондентом «Совершенно секретно» старшеклассники на вопрос о том, какие предметы у них были «по выбору», часто рассказывали, что в школе настоятельно советуют не сдавать ЕГЭ по таким предметам, как, например, литература. Старшеклассникам говорят: «Здесь огромный пласт – не факт, что вы хорошо сдадите. А ваш результат – рейтинг школы и дотации». «В школах нет профориентации, – прокомментировала ситуацию доктор филол. н., доцент кафедры журналистики РГСУ Екатерина Баранова. – Школам проще, чтобы все сдавали обществознание (выше вероятность хороших баллов). Учителя не хотят тратить время на дополнительную работу по подготовке к другим экзаменам, а на репетиторов денег далеко не у всех хватает. В итоге получается, что большинство поступающих «рыскают» по всем факультетам, думают, куда податься на бюджет». Эксперт также отметила, что ЕГЭ нам дал более десяти специальностей (реклама, политология, история, торговое дело и др.), для поступления на которые нужно сдать русский, математику, обществознание и историю. «Число ребят, которые приходят и говорят: я действительно хочу на эту специальность, постоянно сокращается. Меньше 30% школьников знают сразу, чего хотят, остальные – просто поступают на бюджет или куда хватит денег у родителей. В итоге учатся они плохо и не стесняются говорить: я не собираюсь работать по специальности, мне просто нужен диплом о высшем образовании».

Во многом ЕГЭ задумывался, чтобы дать возможность абитуриентам из глубинки поступить в центральные вузы. С этой задачей формат, безусловно, справился: в Москве и Санкт-Петербурге на бюджетных отделениях 70% студентов – иногородние, 30% – столичные жители. Но, как всегда у нас бывает, одну сторону (формальную) мы вылечили, а другую (содержательную) покалечили. «Школьники последние 3-4 года обучения в школе не выполняют полную программу общеобразовательной школы, – говорит Марина Желтухина, д. филол. н., проф., академик РАЕН, проф. кафедры английской филологии ИИЯ ВГСПУ, профессор кафедры германистики и лингводидактики МГПУ. – Все внимание фокусируется на 3-4 предметах, что лишает будущих студентов базы, на которую предполагается опираться в вузе. Плюс, проблемы большинства состоят в отсутствии логического мышления, в неумении воспринимать информацию на слух, пересказывать текст, формулировать мысль, передавать её на красивом родном или иностранном языке. Не говорю уже о множественных орфографических, пунктуационных и стилистических ошибках. Наблюдается коммуникативная пробуксовка на первом курсе и последующих курсах при отсутствии навыка самостоятельной работы у обучающегося».

Равенство шансов (то, чем гордятся сторонники ЕГЭ и 54% респондентов ВЦИОМ) совсем не означает, что мы полностью ушли от коррумпированности системы образования. «Мне кажется, что в какой-то момент речь шла именно об изменении финансовых потоков, но постепенно роль взяток и блата в целом значительно уменьшилась, хотя и не свелась к нулю. Думаю, что идеал – полное отсутствие коррупции – пока недостижим», – считает заведующий научно-учебной лабораторией лингвистической конфликтологии и современных коммуникативных практик НИУ ВШЭ, профессор Максим Кронгауз. Действительно, если ЕГЭ был призван стать социальным лифтом для малообеспеченной молодежи, то расчет оказался не так хорош: коррупции стало меньше в открытой форме, но посмотрите, как вырос класс репетиторства! Средняя цена одного занятия с обычным школьным учителем на сайте PROFI.ru колеблется от 1000 до 1500 рублей за час. Цена за занятие с кандидатом или доктором наук переваливает за 2000. И все это не считая огромного количества подготовительных курсов в вузах, которые зачастую просто обеспечивают необходимые показатели и способствуют отъему денег у семей абитуриентов. «Из средства, гарантирующего необходимый для развития каждого уровень культуры и научных знаний, школа превращается в средство натаскивания на конкретную, далеко не лучшую, тестовую систему, – говорит Виктор Мунерман, к.т.н., доцент кафедры информатики Смоленского государственного университета. – В результате даже среднее образование становится платным, так как для развития ученик вынужден обращаться к репетиторам. Я уже не говорю о том, как проходит сам экзамен со всей системой, которая очень напоминает тюремную. Впрочем, чего еще можно ждать от организации Рособрнадзор. Название говорит за себя». Виктор Мунерман придерживается позиции, что разрешение отдельным вузам вводить свой дополнительный экзамен вообще сводит на «нет» все идеи ЕГЭ.

НЕ СДАШЬ ЕГЭ – ПОЙДЕШЬ РАБОТАТЬ ДВОРНИКОМ

Слава Богу, эта ерунда сегодня слышится все реже, хотя еще несколько лет назад она звучала из каждого чайника. Важность ЕГЭ была настолько завышенной, что давление на подростка оказывалось невыносимым. Отсюда и негативные последствия для психики – вплоть до суицидов, примеры которых, к сожалению, можно без труда нагуглить. «В Ртищеве родители 16-летнего Андрея Чувилова нашли сына мертвым в коридоре своей квартиры. Школьник повесился на трубе отопления, привязав к ней шнурок от ботинок. В кармане подростка нашли предсмертную записку: «Мама и папа, я боюсь, что не смогу сдать эти экзамены. Не хочу, чтобы вам за меня было стыдно» – читаем в РИА-Новости в подборке «Десять случаев суицида из-за экзаменов»…

«Родители часто являются первыми и самыми жестокими «палачами» для ребенка, который сам прекрасно понимает сложившуюся ситуацию (каждую ситуацию надо рассматривать комплексно), – говорит подростковый психолог Елена Лосева. – Результат – подростковые суициды ежегодно. Насколько мне известно, их число снижается год от года, но, тем не менее, случаи есть, и это – сразу после объявления результатов экзамена». Эксперт подтверждает: для школы ЕГЭ – показатель эффективности, поэтому школа всеми силами старается сделать его повыше. «В 11 классе обучение сводится на «нет». Степень важности ЕГЭ зашкаливает: учителя нервные, родители нервные – страдают дети. Конечно, учитель тоже человек, который хочет работать, содержать семью, да и вообще жить и радоваться. Но когда есть жесткие, очень стрессовые условия, то качественно работать очень сложно. Упор идет на выполнение показателя, а не на качество, хотя на первый взгляд показатели и качество должны быть связаны».

СОТРУДНИК ОХРАНЫ ПРОВЕРЯЕТ ШКОЛЬНИКА ПЕРЕД СДАЧЕЙ ЕДИНОГО

ГОСУДАРСТВЕННОГО ЭКЗАМЕНА. ФОТО: МИХАИЛ ТЕРЕЩЕНКО/ТАСС

Защитники ЕГЭ говорят, что случаи суицида и нервного перенапряжения – типичная картина перед экзаменами и ЕГЭ тут совершенно ни при чем. Но вот недавно Lenta.ru со ссылкой на газету «Известия» сообщил, что Центр защиты прав и интересов детей, который находится в ведении Министерства просвещения, разработал программу по профилактике самоубийств среди школьников. И, конечно, сделал он это в преддверии ЕГЭ. Проект «Дети Mail.ru» тоже озаботился здоровьем школьников и в период с 16 по 21 мая 2019 года провел опрос родителей: как дети справляются со стрессом перед единым госэкзаменом. 73% опрошенных заявили, что в период сдачи экзаменов дети испытывают нервное напряжение, а 22% школьников даже принимают стрессоподавляющие препараты, которые, кстати, без назначения врача вместо спокойствия выдают снижение внимания и когнитивных функций. Имеем ли мы после этого право говорить о типичности? Если да, то напомните мне, пожалуйста, когда еще в нашей системе образования принимались такие серьезные «профилактические» меры.

ЧТО ЖЕ ИЗ ЭТОГО СЛЕДУЕТ?

Ничего. Потому что в ближайшее время ЕГЭ все равно не отменят. Об этом постоянно говорит министр просвещения Ольга Васильева. Да и, давайте будем честными, заменить его нам, по сути, нечем. Мы постоянно что-то улучшаем, модернизируем, перенимаем… Но, менять – радикально и обоснованно – не умеем. А ведь пробить этот «постсредневековый» тупик образования можно только изменив всю систему – начиная с детского сада. Общешкольные планы, учебники, обязательство посещать занятия с 6-летнего возраста – это не просто прошлый век, это век поза-поза-позапрошлый. Все эти схемы были составлены ещё в XVII столетии в «Дидактике» чешского педагога Яна Амоса Коменского (1592-го года рождения!). Только вдумайтесь, по его методике сегодня учится новое альфа-поколение. Отсюда – и регресс, и надлом: насилие над человеком, который уже давно перерос все эти нормы классно-урочной системы.

Характер современной культуры и информационные технологии дают возможность как чрезвычайного интеллектуального упрощения, так и мощного обогащения личности. «Формат ЕГЭ, – поясняет кандидат исторических наук, доцент кафедры Истории России, государства и права НИУ МИЭТ Татьяна Попова, – больше подходит для индустриального общества. Это путь назад. Сегодня требуется получение знания, которое определяет поведение человека в непредсказуемых условиях быстроменяющейся среды. Учитель должен формировать в детях, во-первых, способность сознательно управлять своим поведением, самоизменяться, а во-вторых, умение креативно мыслить. Ребенок к окончанию школы должен самостоятельно выстраивать жизненную стратегию, собственную образовательную траекторию: необходимо развитие личностного потенциала».

Можно ли найти сегодня примеры такого образования? Можно, но их очень немного и мерилом совершенства они тоже, конечно, не являются. Привлекательна, к примеру, финская система образования, которая признана одной из лучших в мире и построена на совершенно других принципах, чем российская. «Там нет жесткого контроля, всякого рода проверок, процесс обучения построен на доверии к учителю, равенстве прав всех участников образовательного процесса, самостоятельности, полной бесплатности, выстраивания индивидуального плана развития для каждого ученика. И что самое главное, обучение в школе без насилия, очень комфортное и дает ребенку именно те навыки и знания, которые ему необходимы для существования в реальной жизни. Финны считают: «Либо мы готовим к жизни, либо – к экзаменам. Мы выбираем первое». Поэтому в финской школе вообще не существует экзаменов, есть только итоговый тест по окончании средней школы, за результаты которого учителя не несут ответственности и поэтому и не занимаются целенаправленной подготовкой к нему», – напоминает Татьяна Попова.

Можно, конечно, сказать, что у финнов страна маленькая, и что им проще найти индивидуальный подход. Но нам-то что мешает просто убрать с сайтов школ бестолковые виртуальные оценки «ТОП-100» или «Лидер ГТО», отменить обязательства вести бланки эффективности, а вместо этого просто дать учителям и ученикам побольше свободы. Не надо спрашивать детей, какого цвета было платье Наташи Ростовой, сколько нарядов за невыполнение приказа Енакиев добавил Биденко или пачкаются ли у Колобка глаза, когда он катится! За десять лет суровой тестовой системы выпускных экзаменов мы наелись этих однобоких вопросов до тошноты – причем, наелись все: и родители, и дети, и составители. Формат ЕГЭ – не единственная возможность проверить знания и проложить мост к индивидуальному высшему образованию. Это жизнь у человека одна. А вариантов ответов на ее вопросы множество. Научите детей находить эти ответы самостоятельно – не предлагайте им свои: они, ну правда, будем честными, зачастую либо слишком формальны, либо просто – очень далеки от идеала.