«Добрый домовой Пушкиногорья»

ФОТО: ЮРИЙ БЕЛИНСКИЙ/ТАСС

В этом году 1 апреля выдалось не совсем оптимистическое: пандемия коронавируса, экономический спад, режим самоизоляции… Другими словами, шуток и розыгрышей (в тех же самых СМИ) нынче было заметно меньше, чем в прежние годы. Тем не менее, памятуя о том, что уныние – есть тяжкий грех, редакция газеты решила вспомнить такой старинный, но проверенный жанр, как литературный анекдот, обратившись за помощью к нашему специальному корреспонденту по Псковской области Юрию Моисеенко. Его профессиональный стаж – более сорока лет и мы были уверены, что в его блокнотах непременно найдутся истории, связанные с именами людей замечательных, оставивших в истории страны, региона свой заметный след. И не ошиблись, а начать нашу подборку мы решили с Семёна Степановича Гейченко.

В1983 году легендарный хранитель Пушкиногорья стал первым в Советском Союзе работником культуры, удостоенным высокого звания Героя Социалистического Труда. Хлопотать о награде тогда начал первый секретарь Псковского обкома КПСС Алексей Миронович Рыбаков. По его словам, высокие партийные начальники, когда узнавали о том, что летом 1941 года Гейченко был арестован по доносу и получил 10 лет без права переписки, даже слышать не хотели ходока. Пономарёв, Зимин (в то время они занимали самые высокие посты в партийной иерархии. – Прим. ред.) футболили Алексея Мироновича, пока он не добился аудиенции у САМОГО.

– Леонид Ильич выслушал мое предложение, задал пару вопросов и… поддержал ходатайство. Когда в официальной прессе наконец-то появилось сообщение о присвоении звания Героя, то первым мне позвонил (был уже поздний вечер) Романов, который в то время командовал Ленинградским горкомом КПСС. Вместо привычного приветствия, он мне прямо сказал:

– Ну, Мироныч, обскакал ты меня со своим Гейченко! Я хотел двигать нашего Пиотровского (главного хранителя Эрмитажа. – Прим. ред.), а тут ты вылез.

Правда, закончил он неожиданно: молодец!

* * *

В Пскове широко обсуждалось присвоение Гейченко звания Героя Социалистического Труда. Многие сходились на том, что эта была заслуженная оценка. Однако находились «щепетильные» особы, которым не давало покоя его «темное» (по их мнению) прошлое. Однажды в кулуарах обкома КПСС возник жаркий спор по этому поводу.

– Но он же сам признался, что клеветал на советскую власть, – не унимался один из особо идейных партийцев.

– Да, признавался, – согласился с ним Георгий Алексеевич Бакусов, который в то время возглавлял отдел агитации и пропаганды обкома. – Попробовал бы сам не признаться, если бы тебя на допросах били табуреткой по голове.

Присутствующие затихли: 16-летним мальчишкой Бакусов ушел в партизаны. После освобождения Пушкинских гор входил в состав Государственной комиссии, которая проводила вскрытие могилы Александра Сергеевича Пушкина. Давал даже пожизненную подписку о неразглашении того, что видел. Знал многое такое, что кое-кому не хотелось вспоминать, поэтому, если он заикнулся о табуретке, то имел на это веские основания.

* * *

Председатели колхозов Пушкиногорского района знали, что у Гейченко были доверительные отношения с областным начальством. Поэтому многие не упускали случая, чтобы подсунуть Семёну Степановичу записочки о своих нуждах: кому дефицитные семена нужны, кому запчасти, кому стройматериалы. Хранитель никому не отказывал. Знал о таких просьбах и тогдашний первый секретарь обкома партии Иван Степанович Густов, который любил просто так заезжать в Михайловское. Чтобы не тратить время на хозяйственные разговоры он обычно сразу говорил: «записки с собой? Отдай помощнику, давай лучше о душе».

* * *

К своей супруге Любови Джалаловне, Гейченко относился с величайшим уважением и любовью, но… не упускал случая подшутить над ней. Разница в годах была почти в двадцать лет, и когда жене исполнилось пятьдесят, он сказал жене:

– Ну вот, тебе уже пятьдесят, а мне всего семьдесят, но я по-прежнему орел!

…«Добрый домовой Пушкиногорья», как еще при жизни называли Семёна Степановича современники, был реабилитирован всего за год до кончины – в сентябре 1992 года. О чем в уголовном деле есть соответствующая справка за подписью одного из заместителей прокурора Псковской области

* * *

Другим, не менее знаковым, персонажем в истории отечественной культуры можно считать и легендарного настоятеля Псково-Печорского монастыря отца Алипия. Человеком был неординарным, что порой ставило его в конфронтацию с тогдашними властями. Всего один, но характерный пример… В годы воинствующего атеизма вышло очередное хрущевское постановление, которое лишало монастырские обители пастбищ. Известно, что затворники живут своим трудом: обрабатывают огороды, держат коров, разводят пчел. Драконовское решение подталкивало к тому, чтобы отправить всех животных на скотобойню. Вместо того, чтобы попытаться решить этот конфликт полюбовно, местный партийный начальник чуть ли не с милицией встал у ворот монастыря, откуда по утрам выгоняли животных. О происшествии сообщили настоятелю.

– Не пускают? Давайте их обратно, в монастырь, – предложил Алипий.

Так и сделали: стадо выгнали на площадь перед храмом. Коровы мычат, поднимают хвосты, орошая естественными струями гранитную брусчатку. Тут же толпы паломников, многочисленные туристы. В кутерьме чуть не затоптали каких-то столичных начальников, которые тоже заехали глянуть на всесоюзную достопримечательность. О происшествии немедленно доложили первому секретарю обкома партии: караул, что делать!? Тот оказался человеком широких взглядов, взял ответственность на себя и… пастбища вернули.

* * *

Народный артист России Зиновий Гердт (к слову, уроженец Себежского района) не раз приезжал в Псков на гастроли. Зрители встречали его неизменно тепло. Любили беседовать с гостем и журналисты: он был абсолютно не формален, лишенный начисто столичной фанаберии. Читал любимые стихи, рассказывал смешные истории, легко и непринужденно пародировал знаменитостей. Автору этих строк тоже выпало профессиональное счастье пообщаться с мэтром. Во время встречи Зиновий Ефимович рассказал, как был ранен, как попал в госпиталь, как они всей палатой собирали продукты своему доктору – первой жене великого (впоследствии) конструктора космических кораблей. Чтобы отвлечься от тяжелых воспоминаний артист неожиданно переключился на мирное время и припомнил историю, которая, по его словам, произошла в Киеве.

– Дело было на Крещатике. Сижу на скамеечке с красивой дамой, покуриваю и что-то по обыкновению рассказываю. Когда собрались уходить, решил выбросить окурок, но урны рядом не оказалось. Ближайшая – метрах в пяти. Тогда я вытянул руку и таким, знаете, характерным для курильщика жестом «стрельнул» окурок в ее сторону. И на удивление… попал! Увы, но знакомая отвлеклась и просмотрела мой «подвиг». Огорчению не было предела: такое случается раз в сто лет, но неожиданно ко мне стремительно подошла другая женщина. Она схватила меня за руку и выспренно произнесла:

– Я все видела! Это было гениально…

Понятно, что этот эпизод не вошел в интервью, но запомнился. Если полистать сегодня Интернет, то можно найти похожие истории с одной только разницей, что происходила она, то в Тбилиси, то в Москве, то вообще где-то на окраинах империи, куда Зиновия Ефимовича заносила его нелегкая профессия. Видимо, ему так понравился сам случай, что он потом всегда попадал в яблочко.

* * *

В начале двухтысячных, к начинающему фермеру из Островского района приехал первый вице-премьер правительства России Дмитрий Медведев. Проект «Сколково» тогда еще не придумали, поэтому ему поручили поднять на недосягаемую высоту сельское хозяйство. Мужик показал гостю свинарник, рассказал, что хочет расширяться, но средств не хватает. Сунулся в профильный банк, но там в кредите отказали.

– Почему? – спросил высокий гость.

Слово взял кто-то из челяди:

– Сложно с поручителями. Главное условие, чтобы их средняя зарплата была не ниже 15 тысяч.

– Это проблема? – искренне изумилась вице-премьер. Народ замялся: как объяснить столичному чиновнику, что в среднем по району люди получают пять-шесть тысяч?

– Конечно, нет, – выступил вперед местный начальник, перемигнувшись с финансистами. На следующий день мужик и впрямь получил кредит на развитие. Поручителями выступили… местные чиновники. У них доход, понятно, оказался выше среднего. Тем не менее, предприятие через несколько лет все равно пошло ко дну. Как пояснял потом незадачливый фермер, мясокомбинат за выращенную свинину предложил сущие копейки.

– Плюс, я должен был еще и сам привезти товар. Плюнул. Начал резать по одной и отправил жену торговать мясом на базар. Выкрутился, но на этом мое фермерское «свинство» и закончилось, – закончил селянин.

* * *

– В прошлом веке это было... На пасеку знаменитого пчеловода-изобретателя приехал министр сельского хозяйства. Губернатор решил удивить высокого гостя уровнем развития медоносного промысла и, может быть, договориться, чтобы в Псковской области создали профильный научно-исследовательский институт. Пчеловод ошалел от такого внимания и количества правительственных «членовозов». На четырех подкатил сам министр и его челядь, а в других – служба охраны. Содрогаясь от высокой степени ответственности, фермер показал гостям хозяйство, рассказал о своем изобретении о каком-то чудо-улье. В ответ получил сдержанную похвалу. Сели за стол, типа, чай попить. Чтобы «размочить» разговор за будущий успех предприятия, изобретатель достал из чулана свои фирменные настойки. Налил гостям, хлебнул для храбрости сам: раз, другой и… не заметил, как захмелел. На радостях достал гармонь, рванул меха и, уже окончательно потеряв контроль, крикнул: Лешка, жги!

В центр избы выскочил сынишка – мальчик лет шести и, отчаянно топая ботиночками, запел, по малолетству не понимая, что произносит:

– А порезали, порезали,

Порезали во ржи...

А молодая кровь, горячая

Запёкши на межи...

Министр к стеночке прижался, губернатор не знает, куда глаза деть. Быстрее всех сообразила охрана: сгребла в охапку высоких гостей, рассовала их по машинам, деликатно, но жестко задвинула растерявшегося пасечника. Увы, но институт пчеловодства в Пскове так и не построили.

* * *

На премьерный спектакль по пьесе Сергея Довлатова «Человек, которого не было», в псковский областной театр кукол приехали все заинтересованные лица, включая родственников. Поначалу обе Довлатовы (вдова и дочь) показались довольно надменными, с претензиями. Но… правильно говорили древние: чтобы узнать лучше человека, нужно с ним пуд соли съесть. Ограничились участием в совместном фуршете (как и полагается после премьеры) с распитием винно-водочных напитков, после чего мнение о дамах изменилось: они показались довольно симпатичными с оригинальным чувством юмора. Окончательно утвердился в своем мнении, когда увидел, как они вели под белы рученьки к машине, не рассчитавшего свои силы заместителя большой столичной газеты, как заботливо усаживали его – путь-то был неблизкий. Невольно в голову пришла крамольная мысль: никакой импортный лоск не вытравит у нормальной русской бабы ее врожденных социальных инстинктов.

* * *

В свое время партийные начальники любили наведываться на поля, в цеха заводов, чтобы взбодрить народ и заодно дать руководящие указания. Пришлось их выслушать и известному художнику, автору памятника Неизвестному солдату в Пскове Всеволоду Петровичу Смирнову.

…Шел заключительный монтаж монумента, основу которому составили... зенитные орудия. Их подобрали из резерва Министерства обороны. Во время войны таких стволов наштамповали с избытком, но потом за ненадобностью отправили на склад. Ни одна из этих зениток не сделала ни одного выстрела – и в этом была своя символика. Всеволод Петрович смонтировал конструкцию, но оставалось дело за малым: художник решил покрыть ее специальным бесцветным лаком, чтобы сохранить боевой колер орудий. Начали работу, и тут, как назло, на строительную площадку приехал какой-то идеологический начальник и с деловым видом начал давать «бесценные» указания: здесь усилить, тут ослабить, там прокопать, там – не копать. Чиновники рангом пониже блокнотики достали, записывают. Один Всеволод Петрович глазом не моргнул, знай, красит. Пришла и его очередь получать ЦУ. Секретарь обкома подошел к художнику, долго смотрел, как он работает и неожиданно сказал:

– А я бы на вашем месте, Всеволод Петрович, не стал пользоваться лаком, а покрасил орудия более оптимистическим зеленым цветом. Смирнов нашелся быстро:

– У тебя рундук дома есть? (в данном случае имелся унитаз) – спросил по обыкновению хмурый скульптор.

– Д-а-а, имеется, – опешил от такого неожиданного вопроса мини-вождь.

– Ну, так покрась его зеленой краской, там и сиди, наслаждайся оптимизмом, а мне не мешай, – также хмуро, даже не глядя в сторону партийного чиновника, буркнул Всеволод Петрович.

После этого случая идеологический начальник приехал к памятнику только на его открытие. Рассказывают, что новый монумент он хвалил больше всех.

* * *

В 1945 году Великие Луки были включены в список 15 старинных русских городов, которые должны были восстанавливать в первую очередь. Объявили всесоюзный конкурс. Подведение его итогов проходило своеобразно. По залу, где были представлены эскизы, шел Сталин, а за ним на почтительном расстоянии комиссия во главе с председательствующим. Неожиданно вождь остановился рядом с проектом, автором которого был молодой архитектор Пётр Бутенко. С минуту генералиссимус рассматривал планшеты – в зале повисло многозначительное молчание. Наконец Сталин произнес:

– Красывенький домик! – и двинулся на выход.

Конкурс немедленно закрыли и объявили победителя.

– Вечером меня нашел тогдашний первый секретарь Великолукского обкома партии и предложил должность главного архитектора области. Отказываться не стал, поэтому уже на следующий день отправился на место назначения, в Великие Луки, – закончил Пётр Семёнович.

* * *

Не успели высохнуть чернила под Беловежским соглашением, как в полках и соединениях Советской армии появились новые комиссары, которые стали уговаривать офицеров перейти под знамена независимой Украины. При этом обещались немыслимые льготы, повышение чинов и быстрое продвижение по службе. В казармах стоял устойчивый запах ацетона – с погон стирались аббревиатуры «СА». В 1991 году «палубный летчик России № 1» Тимур Апакидзе командовал полком дальней авиации, который дислоцировался в Севастополе. Когда ему поступило предложение поменять гражданство и армию, он отказался. После этого полку был дан приказ построиться:

– Офицер дает присягу один раз в жизни, – обратился Апакидзе к своим товарищам. – Поэтому я отказался служить в новой украинской армии. Если кто-то готов сказать «да» – не держу. Остальным, предлагаю занять места в боевых машинах – мы улетаем…

Примеру командира последовали все летчики полка, в тот же день взяв курс на Североморск. Правительство Украины позже направляло России запрос с категорическим требованием о выдаче «нарушителей воздушного пространства», который, впрочем, был оставлен без внимания. Впоследствии генерал-майор авиации Апакидзе стал первым из российских летчиков, который совершил посадку СУ-27 на палубу тяжелого авианесущего крейсера «Адмирал Кузнецов». После распада Советского Союза Тимур Автандилович сыграл ключевую роль в спасении корабля. Летчик-снайпер, Герой России трагически погиб 17 июля 2001 года при выполнении показательного полета на аэродроме города Остров, Псковская область.