Дядя Ваня

Иван Краско: «Я прочитал басню… Смотрю, а у офицера слёзы в глазах. «Сынок, я не знаю, что ты будешь делать на флоте. Тебе же без театра не жить!»

Прошлогодняя сенсационная женитьба Ивана Ивановича Краско на 24-летней студентке в какой-то мере затмила главный повод поговорить о нём. А ведь «дядя Ваня», как его любовно называют в киношных и театральных кругах, в те дни отмечал 85-летний юбилей. Да и сам его творческий путь, пожалуй, покруче любых любовных хитросплетений будет. В пять лет круглый сирота, затем – восемь лет на флоте, командир десантного корабля и вот такой разворот: народный артист, более 50 ярчайших лет на сцене, более 100 ролей в кино. Он и в 85 живёт на полную катушку: играет главные роли в четырёх спектаклях, снимается, пишет книги, вынашивает грандиозные планы на следующую семилетку. Ну и женится, в конце концов…

– Иван Иванович, вы родились в деревне Вартемяги под Питером, в многодетной семье. Но почти ничего не рассказываете о своих родителях…

– Они умерли очень рано. Когда мамы не стало, мне было всего десять с половиной месяцев. А через четыре года папа последовал за ней, потому что он и до этого баловался этой бедой всероссийской – водочкой, а там и совсем с горя запил… Нас осталось четверо сиротиночек – я самый младший и дальше по возрасту: Василий, Николай и самый старший Володя. Воспитывала нас мать отца – баба Поля, Пелагея Алексеевна Бахвалова. И мы все носили фамилию Бахвалов. Почти все наши предки были дорожные мастера. И мой дед по маме, Краско Иван Иванович, и брат Николай дороги строили. Володя окончил дорожный техникум в Новгороде.

– Получается, один вы «предатель»…

– Получается так. Представляешь, Володя окончил техникум 20 июня 1941 года, а через два дня – война. Не успел даже домой приехать, как его призвали, отправили в Томское артиллерийское училище, а потом лейтенантом в Сталинград, где он тут же и погиб. Вот такая история! 

– Вам война чем запомнилась?

– В трёх километрах от Вартемяг, в Касимово, был аэродром. Там наши замаскированные самолёты стояли, немцы его не нашли. Но помню: вдруг однажды страшный гул, на высоте трёхсот метров – это же очень низко – летит целая армада… Кто-то потом говорил, что «мессеров» было чуть ли не триста штук. Баба Поля кричит: «Ванюшка!!! Не выбегай на улицу! Убьют!» Я выскочил из избы и до сих пор помню, как у меня два чувства соединились: ужас, страх такой, что я готов был как червяк в землю врыться… Упал навзничь, а шея-то поворачивается посмотреть на эти «кресты», на эти летящие страшные чёрные машины… Что интересно, когда наш педагог в театральном услышал мой рассказ об этом немецком налёте, воскликнул: «Ваня! На сцене два самых главных чувства – страх и любопытство. У тебя настоящая актёрская душа!»

– Откуда у деревенского мальчишки из семьи дорожных мастеров вдруг появилась тяга к сцене, причём – неудержимая?

– Одна их главных «веских» причин – это наш клуб вартемягский, где в ту пору расцвета советского кинематографа шли фильмы.  «Чапаев», «Щорс», «Пархоменко», «Джульбарс», «Граница на замке»… Я их смотрел раз по двадцать, а потом пересказывал пацанам, которые были моложе меня на два-три года. Помню, около станции стоял бесхозный прицеп, и мы ватагой залезали под него, чтобы никакой дождь не мешал, и я не просто пересказывал, а показывал всех героев в лицах. И я понимал уже тогда… Как шутил я потом в институте, что роль Чапаева я, может быть, и не одолел бы, а Петьку-то уж точно сыграл. (Смеётся.) То есть каким-то смутным сознанием, но понимал: наверное, буду артистом. Но говорить об этом вслух было бы позором – засмеяли бы! Сказали бы: «Ну вот нашёлся – а-рр-тист!» Поэтому я и молчал.

– Как получилось, что вы стали носить фамилию Краско?

– Война кончилась, баба Поля умерла. Причём она мне заранее сказала, что дотянет меня до конца войны, а там и умрёт… В этот момент вернулся с фронта Иван Иваныч Краско, брат моей мамы, и меня усыновил. 1946 год. Я только что семилетку окончил. Он спросил, как я учусь, я ответил: «Отлично!» «Значит, тебе нужно дальше учиться. В авиацию хочешь? Будешь лётчиком. Посадят тебя в центрифугу и будут крутить – проверять вестибулярный аппарат». Говорю: «Мой вестибулярный аппарат качели не выдерживает…» У нас в деревне круговые качели были, и однажды меня так закружило, что я с них слетел и чуть не угробился. Он не растерялся: «Значит, давай на флот!» А я тогда уже зачитывался Станюковичем… «Флот так флот!» Я поступил в морское училище, потом «автоматом» с отличием окончил высшее Первое Балтийское военно-морское и был направлен на Дунайскую флотилию. Лейтенант, командир десантного корабля. Но… Только одну навигацию проплавал – и всё

– Почему?

– Мне повезло просто – Хрущёв стал сокращать флот. И я убежал с радостью. Хотя многие мои однокашники по училищу дослужились до командиров атомных подводных лодок и даже адмиралов. К сожалению, в конце января не стало Жени Чернова… А он был вице-адмирал, Герой Советского Союза. Костя Макаров служил в Главном штабе… Да, такие ребята! И они меня чтили и чтут как бога, считают, что я гораздо важнее всех остальных. Когда начинаю на них орать: «Вы что?», они: «Молчи, народный! Ты – наша гордость!» Не смог я служить на флоте – к другому лежала душа.

– А откуда вы знали, что у вас получится? Вы ведь даже в художественной самодеятельности не участвовали.

–  Знал! Ещё во время службы разок себя проверил. В 1952-м пошёл записываться в кружок художественного слова, а мне руководитель говорит: «Мичман, вам полгода до выпуска, вы без пяти минут офицер. Зачем вам тратить время?» Я говорю: «Хочу и всё». «Запретить вам я не могу… Подготовьте басню или стихотворение». А я-то знал, что хорошо читаю. Прихожу. Сидят в комиссии двадцать «салажат», смотрят на меня как «мэтры» – они-то уже полгода занимаются. Я пык-мык, весь зажался. Руководитель улыбнулся: «Я же говорил, что не надо тратить время». Стою убитый: «Как же так? Дома всё здорово получалось…» Эти пацаны: ха-ха-ха! «Дома все гении!» И тут этот худрук сделал мудрый шаг: всех выгнал, закрыл дверь на ключ, отвернулся от меня и сказал: «А ну читай! Ты моряк или нет? Читай!!!» Чувствую, для меня наступил момент – быть или не быть. Если сейчас не докажу ему, что могу, всё – мне конец. И когда я прочитал «Мартышку и очки», он выдержал паузу, потом подошёл, навис надо мной… Я смотрю, а у него слёзы в глазах. «Сынок, я не знаю, что ты будешь делать на флоте. Тебе же без театра не жить!»

– Потрясающе!

– О! Каково? Я зарыдал, не сдержался. А мне тогда было уже… 22 года. Вот в тот момент родился, может быть, артист Ваня Краско! Но не всё так просто было. Уволившись с флота, я поступил на филфак, где отучился три года. Там же познакомился с Кирой Васильевной – с будущей Андрюшиной мамой. Причём это была моя вторая семья.

– ?!

– Произошла такая история. Когда я окончательно решил поступать в театральный, моя первая жена Катя под влиянием своей мамы поставила мне ультиматум: или семья, или театр. Я спросил: «Это твёрдо?» «Да». Такая постановка вопроса была для меня открытием. Мы любили друг друга, родилась Галочка… Но как можно было настолько не понимать, что для меня один свет в окошке – театр. «Тогда собери мой чемодан!» И я спокойно ушёл, взяв с собой лишь некоторые книги.

Иван Краско (справа) с первой женой Екатериной и товарищем по военно-морскому училищу. 1953

– Добрые отношения удалось сохранить?

– Вскоре она вышла замуж, но все эти годы у нас были нормальные отношения. Не так давно Катя, к сожалению, умерла. Придя на кладбище, я с большим удивлением увидел, что она не поменяла фамилию. Так и осталась – Краско Екатерина Ивановна.

– Расскажите ставшую легендой историю, как вас попросили подыграть однокурсникам, просматривавшимся в ленинградский Большой драматический театр, а в результате взяли именно вас.

– Совершенно точно! Я должен был подыграть Жоре Штилю и Саше Семёнову. Штиль играл Трубача, а я – Егора Булычёва, главную роль. Саша Семёнов – Гришку Незнамова, а я – Шмагу. Роль – пулевая! Как в таких случаях говорят, кто кому подыгрывал… Но ведь там ещё и нюансы многое решали. В худсовете театра сидел Сергей Юрский, а мы с ним и Игорем Горбачёвым вместе играли в университетском театре «Драма». Меня же «Драма» воспитала фактически – за те три года, что я на филфаке учился, я там переиграл всё! Так вот Серёжа Юрский торопился на телевидение и передал Товстоногову записку: «Обратите внимание на Краско!» Дядя Женя Лебедев поддержал: «Гога, этого носатого возьми. Опсовеет, мне замена будет». А Слава Стржельчик, с которым мы познакомились ещё на съёмках «Балтийского неба», воскликнул: «Этого я знаю. Георгий Александрович, вот такой парень!» Это мне уж потом рассказали. Прибежал Лёша Герман, который был тогда очередным режиссёром в БДТ. «А кто здесь Краско? Тебя наверх Гога требует!»

Вхожу, а Товстоногов гипнотически на меня воздействовал через свои очки-хамелеоны. Глаз не видать, но я сразу почувствовал такой мощный поток энергии, плюс известный грузинский акцент: «Иван Иваныч, а ви что нэ заинтэрэсовани в нашэм театрэ?» «Почему, Георгий Александрович? Заинтересован. У меня девиз – или БДТ, или в Сибирь». Пауза, все в недоумении. «Что значит в Сибир? По этапу?» Все захохотали, а я даже не видел со страху, что там весь худсовет. «То ест ви не возражаэтэ, если би вам давэлос служит у нас в театре?» «Не-е-ет, – говорю, – ни в коем случае!» Все хохочут. «Ну тогда ждитэ!» В результате Володя Максимов, Алина Немченко, Жора Штиль и я в 1961 году были приняты в труппу БДТ

 – Сразу попали в лучший театр, в легендарную труппу. Голова кругом не пошла?

– Нет. Некогда было. Началась работа. Но вот роли-то там у меня все были небольшие.

– Как Зинаида Шарко сочно выразилась: «В БДТ «золотая дюжина» актёров держит весь репертуар в своих зубах, пока жива». 

– Правильно – так и было! Лебедев, Копелян, Стржельчик, Полицеймако…Там действительно было сложно пробиться. Играл я очень много, но практически – одну массовку, эпизодические роли. Это меня угнетало. Четыре года проработал и ушёл в Театр имени Комиссаржевской, где служу до сих пор – ровно 50 лет.

– Из тех, с кем вам приходилось выходить на сцену, близко общаться, кого считаете самым-самым великим?

– Всех! Но для меня наиболее близким был Паша Луспекаев. Он – мой главный учитель по актёрским делам. Фигура была мощная, самобытнейшая, такая – ух! Действительно гений такой от земли, от природы. Помню, он Нагульнова играл в «Поднятой целине» на сцене БДТ. О! Зал вставал, когда он «Интернационал» запевал. Нас, его партнёров, оторопь брала. Ещё – Серёжа Юрский, которого я до сих пор боготворю. Дядя Женя Лебедев, Копелян, Стржельчик – артисты великолепные, цари сцены! Ещё Таня Доронина. При Гоге это была такая звезда! Вот это была Актриса. В «Старшей сестре» я в неё влюбился как в партнёршу. А в «Варварах»? А какой она была Настасьей Филипповной в «Идиоте»?! Особенно в сцене: «Бери, Ганька, деньги-то!» У-у-хх! Силища невероятная!

Лейтенант Иван Краско. Город Вилково под Одессой, 1954

– Ваш сын Андрей рассказывал, что в пять лет «лично был знаком» с Ефимом Захаровичем Копеляном, когда вы его привели в театр на свой спектакль…

– Было! Мне говорят: у тебя же маленький сын. Давай его сюда! Андрюша как увидел Копеляна, особенно его усы, и всё – не оттащить. В слёзы! Ефим говорит: «Дайте парню пистолет. Иван потом принесёт!» Но на сцене-то он оказался ещё раньше – года в два. Я играл тогда в университетском театре. И Кира Васильевна взяла его на спектакль «Центр нападения умрёт на заре» по пьесе Августина Куссани. Андрюша выбежал на сцену, на него, конечно, все зашушукали. А он, вместо того чтобы испугаться, повернулся к зрителям, громко крикнул: «Здесь играет мой папа!» И поклонился ко всеобщему восторгу зала.

Между прочим, недавно уже мой младший сын Фёдор выходил со мной на сцену, у него явная склонность к лицедейству. А Ванька вовсю танцами занимается – хочет быть танцором… 

– Иван Иванович, в 1970-х у вас был очень успешный фильм «Конец императора тайги», где вы сыграли атамана Соловьёва. Почему после этого кино вас не закрутило?

– Всё же его величество случай решает. Скажем, Славе Тихонову повезло с режиссёром Ростоцким. Так бывает. Но я не жалуюсь. К тому же я больше театральный актёр, конечно… Тем более ещё с разбором артист. Как прихожу, первым делом спрашиваю: «Кто автор сценария? Кто режиссёр? А ну давай побеседуем». И чаще всего мои предложения по роли принимаются. А как же? Мне же играть. Как Фаина Георгиевна говорила: «Съёмка в кино – плевок в вечность! Гонорар я проем, а позор останется!» А ещё, как сравнительно недавно выяснилось, – мне нельзя играть убийц, душегубов… 

– Почему?

– Как-то Володя Бортко предложил мне в «Бандитском Петербурге» роль Черепа, он по сценарию правая рука Антибиотика. Я прочитал сценарий и подумал: «А ведь его можно серьёзно сделать!» У меня есть немецкая зажигалочка «Золинген» – подарок знакомого актёра. С одной стороны можно прикуривать, а с другой стороны – ножичек. Острейший! Я однажды последним поездом приехал, вышел из метро и вижу – два парня стоят. Их взгляд мне сразу не понравился. «Отец, закурить не найдётся?» Я дал им по сигарете. «Может и прикурить?» Чётко вижу их намерения – меня «пощипать». Достаю эту зажигалочку, даю прикурить и после этого показываю нож: «Дальше будем говорить?» Парни тут же «Э-э-э… батя-я-я!» И как дунули от меня.

Иван Краско в роли Раскоряки. Спектакль по пьесе И. Караджале «Вот так карнавал». Театр имени Комиссаржевской, 1982