«И сам Марсель Марсо ей что-то говорил»

– Да нет, пожалуй. Насколько я знаю, в моей родне никогда актёров не было. Да и время какое тяжёлое было – война! Мои папа, бабушка, старшая сестрёнка Люся умерли страшной смертью – от голода и бомбёжек в блокадном Ленинграде. Как мы с мамочкой уцелели, до сих пор для меня загадка. Ели всё: варили кожаные ремни отца, клейстер с обоев… Правда, стихи я с самого раннего детства любила, многие помнила наизусть и с удовольствием декламировала.

– Первое публичное выступление осталось в памяти?

– Когда блокаду сняли, мы с мамой оказались в эвакуации – в городке Ленинске-Кузнецком Кемеровской области. Мама устроилась работать на мясокомбинат. В канун нового, 1945 года руководство устроило для детей работников предприятия праздник. На нём я читала стихотворение Александра Твардовского «Рассказ танкиста». Старалась читать повыразительнее… Никогда не забуду, как произнесла последние строки: «Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку, но как зовут, забыл его спросить», – и вдруг вижу: все в зале плачут. Директор мясокомбината взяла меня на руки, отнесла за сцену и вручила… котлету. Такой вкусноты и такого запаха никогда больше не было в моей жизни – до сих пор её вкус помню. Это была моя первая актёрская награда!

– Теперь давайте по порядку. Откуда тяга к сцене?

– В моей актёрской судьбе немало случайного. Я родилась в Ленинграде, но после войны мы с мамой оказались у родственников в Таллине. Там я с детского сада до института – всё своё детство, отрочество и юность провела. Ещё в школе попала в великолепный молодёжный драмкружок – из него вышли много талантливых и впоследствии ставших знаменитыми артистов, среди которых Володя Коренев, Игорь Ясулович, Виталий Коняев… Свои спектакли мы показывали даже на профессиональной сцене! И, конечно, все мечтали стать актёрами. Я поехала поступать в Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии, рассудив: всё-таки поближе к дому. Но провалилась на первом же туре.

– В приёмной комиссии вам объяснили причину?

– Сказали: чувствуется прибалтийский акцент, хотя никакого акцента у меня не было. Думаю, причина была в том, что переволновалась, была скованная, сжатая и не раскрылась толком. Вернулась с мыслью: «Значит, недостойна, нет у меня искры Божией». И пошла работать – надо же было маме помогать, не сидеть же у неё на шее. Сначала упаковывала таблетки на фармацевтическом заводе, потом выдавливала по формочкам зефир на кондитерской фабрике «Калев».

– Ничего себе! «Сладкая» жизнь!

– На самом деле врагу такого не пожелаешь! Работа в три смены по восемь часов, две из которых ночные, – физически очень трудная, нудная, неинтересная. А платили копейки. За полтора года, что я там проработала, надышалась сахарной пудрой так, что до сих пор даже видеть этот зефир не могу… Однажды в газете наткнулась на объявление: в Таллине открылся Дом моделей, идёт набор манекенщиц. И я, никому не сказав, пошла показываться. У меня была стройная точёная фигурка, рост 172, я им подошла. Меня называли «улыбающейся манекенщицей».

– За солнечную улыбку?

– За то, что не выглядела отрешённо, как тогда было принято на подиуме, на всех показах всегда шла и вся сияла, настолько чувствовала себя счастливой. Именно там в 1959 году меня заметила ассистентка режиссёра фильма «Незваные гости» Лейда Лайус. В результате я получила приглашение сыграть в этом фильме крошечный эпизодик – певицу ночного кабаре. Всего несколько секунд в кадре: я «спела» под фонограмму – и всё. Но этот эпизод перевернул всю мою жизнь. Вскоре Герберт Раппапорт пригласил меня на главную роль в картине «В дождь и в солнце».

– Вы почувствовали, что это шанс?

– Я тогда вообще об этом не думала. Я мечтала о театральной сцене, а не о кино. Но Лейда Лайус, которая училась на режиссёрском факультете во ВГИКе, опять поучаствовала в моей судьбе. Она узнала, что Сергей Герасимов и Тамара Макарова добирали в свою мастерскую во ВГИКе двух учениц, и показала Герасимову мою фотографию из фильма «Незваные гости». А там у меня причёска под Марину Влади, ресницы наклеены, полуобнажённая почти… Он посмотрел неодобрительно на это безобразие и говорит: «Я ничего здесь не вижу, пускай приезжает сюда!» Мы с мамой вдвоём жили, лишних денег в семье на поездку не было. И тут удача: получаю приглашение в Москву на пробу в новую картину Алова и Наумова «Мир входящему». На «Мосфильме» мне оплатили билет, поселили в гостиницу «Украина», а Герасимов и Макарова жили в двух шагах от гостиничного корпуса. Набралась я смелости, пришла к ним домой и прочитала монолог Ларисы Дмитриевны из «Бесприданницы». Сергей Аполлинариевич сказал: «Деточка, беру!» Помню, от радости я прыгала в их квартире до потолка

С бабушкой Катериной-Амалией Петерсберг и мамой

ДОН ГУАН И СОЦРЕАЛИЗМ

– Во ВГИКе вы оказались в очень интересной компании юных дарований: с вами учились Николай Губенко, Галина Польских, Жанна Болотова, Жанна Прохоренко, Сергей Никоненко, Евгений Жариков…

– Там были ещё Таня Гаврилова, Булат Мансуров, Карен Хачатурян – сын композитора Арама Ильича Хачатуряна. У нас был очень дружный курс, тогда даже говорили, что чуть ли не самый-самый дружный за всё время существования вуза. Все друг другу помогали, поддерживали, бесконечно устраивались какие-то вечеринки. Студенческая жизнь в общежитии для меня – самый весёлый и счастливый период! Но сразу после окончания ВГИКа вся наша дружба куда-то улетучилась…

– С тех пор вообще не общаетесь?

– К сожалению, многих однокурсников уже нет в живых, а остальных жизнь развела. Правда, несколько лет назад в марте на мой юбилей многие звонили, поздравляли. Сергей Петрович Никоненко с Кареном даже заехали в гости. Конечно, мы с удовольствием повспоминали молодость, смешные случаи, курьёзы и «поумирали» со смеху.

– Например?

– Помню, Серёжа Никоненко… Это потом он стал такой мужичок, а тогда это был совсем мальчик, невысокого росточка, тельце такое с цыплячьей грудкой. А всё время хотел выглядеть мужиком! Сдавали Герасимову, Макаровой, Кулиджанову и Лиозновой сцену из «Разбойников» Шиллера – когда разбойники собираются в лесу. Все знали, что Сергей Аполлинариевич очень любил реализм на сцене.

– Всё должно быть натурально – дождь так дождь?

– Да! И мы воспринимали его слова за чистую монету. Вот и Серёжа решил: раз он играет разбойника, значит, должен быть заросший шерстью, со зверской гримасой на лице. Наклеил себе лохматую бороду, усы, волосатую грудь. Мало того, перед показом он выпросил у мясников из соседнего продуктового магазина огромную кость со свисающими кусками мяса. А когда открылся занавес, он так реалистично и смешно начал «рвать» зубами это мясо, что Тамаре Фёдоровне Макаровой «стало плохо». Герасимов держался за живот, в зале стоял просто гомерический хохот… А другой случай смешной тоже связан с Никоненко. В одном из наших студенческих этюдов (он играл Дона Гуана, а я – Донну Анну) он опять решил сымпровизировать: не стал клеить усы, а нарисовал себе красивые испанские чёрненькие усики. И вот с криком: «Донна Анна, я у ног твоих!» – Серёжа кидается передо мной на колени. Но от волнения он так вспотел, что одновременно с криком «Донна Анна!» усы размазал – аж до уха. Я выдержать этого не смогла – увидела его с одним усом и начала дико хохотать. «Ржа» в зале стояла такая, что сразу пришлось занавес закрывать. Думали: всё – провалились. А Герасимов говорит: «Они с Ларисой в паре очень даже хороши!»

Во дворе своего дома на улице Каупмехе в Таллине. Середина 1950-x

ФУРЦЕВА ВЫЧЕРКНУЛА МЕНЯ КРАСНЫМ КАРАНДАШОМ

– Настоящую славу и зрительскую любовь вам принесла военная драма Станислава Ростоцкого «На семи ветрах», в которой вы снялись ещё первокурсницей. И сразу в главной роли!

– Да, эта роль принесла мне успех. В те годы многие фильмы – и «Летят журавли», и «Дом, в котором я живу», и «Баллада о солдате» и некоторые другие делали даже начинающих актёров суперпопулярными сразу – в одно мгновение. Но тогда и время было такое – люди шли в кино семьями как на праздник, кинозалы всегда были битком. То и дело спрашивали перед сеансом: «Нет ли лишнего билетика?» Кстати, в этот фильм я попала благодаря Герасимову. Дело в том, что у Станислава Ростоцкого уже была на примете исполнительница главной роли – Светланы Ивашовой, но Герасимов, худрук Киностудии имени Горького (а он всегда по-отечески заботился обо всех своих учениках!), порекомендовал меня. И более того, впоследствии ещё и отстоял мою кандидатуру, так как Станислав Иосифович в разгар съёмок хотел меня с роли снять.

– За что?

– Всем говорил, что ему не нравится, как я работаю.

– А на самом деле?

– Понимаете, Ростоцкий влюблялся во всех своих героинь и хотел иметь с ними близкие отношения. И артистки чаще всего отвечали ему взаимностью. А у меня в то время уже был роман с будущим первым мужем – оператором Лёшей Чердыниным, и я – ну ни в какую. Ростоцкий из-за этого страшно злился, отчего, наверное, и не мог со мной работать – «не чувствовал отдачи». Во время просмотра худсоветом отснятого материала он заявил, что «Лужина его не устраивает – она не справляется со сложной драматической ролью». На что Сергей Аполлинариевич ответил: «Стасик, ты – скульптор, она – глина. И если не получается из неё вылепить хорошую скульптуру, значит, ты ваятель никудышный! Уж я-то возможности Ларисы знаю. К тому же мне и отснятый с Лужиной материал нравится». Так я осталась, и постепенно мы с режиссёром нашли общий язык. И фильм в результате получился, я считаю, прекрасный. Ведь там такой грандиозный актёрский состав: Вячеслав Тихонов, Анатолий Ромашин, Заманский, Чурсина, Павлов, Лёня Быков… А вскоре для меня и вовсе началась какая-то волшебная сказка – я в составе советской делегации поехала представлять «На семи ветрах» на Международный кинофестиваль в Канны, представляете?! Гуляла по Парижу, перед показами ходила по одной ковровой дорожке с настоящими звёздами мирового кино Робером Оссейном, Натали Вуд, Моникой Витти и её мужем – великим Микеланджело Антониони

Лариса Лужина в роли мамы Юрия Гагарина на съёмках фильма «Так начиналась легенда». Тверская область. 1976

– Из-за чего там разразился скандал, когда вас хотели сделать невыездной «на веки вечные» и вообще поставить жирный крест на карьере?

– (Смеётся.) Вышло так, что я «опорочила высокое звание советской актрисы»! …Наша делегация была очень представительная – режиссёры Герасимов, Райзман, Ростоцкий, Чухрай, Кулиджанов, а из молодых – актрисы Инна Гулая и я. По случаю нашего приезда в советском посольстве был торжественный приём, где один американский журналист попросил меня станцевать твист. На столе! Я ответила, что, во-первых, твист не танцую, а на столе – тем более. Хотя умела, потому что в нашей вгиковской общаге было полно иностранцев, которые прекрасно его танцевали и меня втихаря научили. В Америке и Европе твист только-только вошёл в моду, а у нас считался вульгарным и непристойным как «тлетворное влияние Запада» и, по сути, был запрещён. Но этот журналист пристал: идём танцевать, и всё. Я – ни в какую. Тогда Сергей Аполлинариевич говорит: «Ты же хозяйка этого вечера! Не позорь меня, иди». Мы станцевали.

А через день фотография с подписью «Сладкая жизнь советской студентки», на которой изображена я, отплясывающая твист, появилась на обложке журнала ParisMatch. Этот журнал тут же оказался на столе министра культуры Екатерины Алексеевны Фурцевой, и из состава следующей делегации – на фестиваль в Карловых Варах – она меня вычеркнула красным карандашом. Если бы Герасимов не взял всю «вину» на себя, сказав, что это по его просьбе я «спасала честь родной страны», думаю, больше меня не выпустили бы никуда.

– Из поездок на международные фестивали что больше всего запомнилось?

– Тогда же проводились не только фестивали, но и Недели советского кино по всему миру. Помню, прилетаем с Тамарой Макаровой и Герасимовым на такую Неделю в Иран и на роскошном балу у иранского шаха узнаём об убийстве Президента США Кеннеди. Все газеты мира сразу начали трубить: «Это «рука Москвы»!» А тут ещё как на грех наш военный самолёт «вторгся в воздушное пространство Ирана», и на этой почве разразился крупный международный конфликт… Ужас! Ситуация была настолько напряжённая, что во время показов советских фильмов местные кинотеатры были оцеплены автоматчиками – вооружённые до зубов военные стояли даже в проходах. Нас предупредили, что из отелей на улицу лучше не выходить – могут быть провокации. Но, к счастью, всё обошлось. И зрители принимали наши фильмы очень тепло – на ура.

– Перед выездом инструктаж был традиционный – «по одному не ходить», «достижениями Запада вслух не восхищаться»?

– Особенно жёстким был инструктаж перед поездкой в Ирландию, в город Корк: «в дискуссии ни с кем не вступать», «на просмотры не ходить», «соблюдать этикет, три раза в день переодевать туалеты». Это было нелепо: откуда у студентки столько туалетов?! Помню, нас со Станиславом Ростоцким пригласили на просмотр документального фильма «От царя до Сталина», снятого западными немцами. Весь город был обклеен афишами, на которых были крупно изображены Николай II и Иосиф Сталин – на фоне обмотанных колючей проволокой, окровавленных людей. И мы не знали, как себя вести – идти или не идти. Ближайшее советское представительство только в Лондоне, посоветоваться не с кем, поэтому Ростоцкий из своего номера стал звонить в Москву, в Союз кинематографистов: что нам делать? В результате никуда мы не дозвонились и на свой страх и риск на показ пошли. Так что вы думаете? На следующий день утренние газеты вышли с заголовками, смысл которых был в том, что советская делегация ежедневно звонит за разрешением «чихнуть» чуть ли не в ЦК КПСС. То есть инструктировали нас не зря – все наши телефонные разговоры прослушивались. Самое смешное, что все остальные делегации в знак солидарности с СССР этот показ проигнорировали, а мы с Ростоцким сидели в зале как две белые вороны

Лариса Лужина и Инна Гулая на Каннском кинофестивале. 1962

– Став известной и популярной, что ощущали? Ведь наверняка поклонники на улице вам не давали прохода, заваливали цветами, купали в шампанском…

– Нет, в шампанском точно не купали… Говорю вам искренне: звездой себя никогда не ощущала. Я умею смотреть на себя как бы со стороны. А остальное было – меня везде узнавали, письма получала со всего Советского Союза. Кстати, одного адресанта даже запомнила навсегда. Когда фильм «Тишина» вышел на экраны, я вдруг стала получать письмо за письмом… из тюрьмы. Писал 30-летний мужчина, осуждённый ещё 18-летним за убийство. Мол, влюбился в мою героиню, «благодаря вам заново пересмотрел всю свою жизнь», посвящал мне стихи. И всегда в конце приписка: «мне осталось сидеть…» сначала 300 с чем-то дней, потом 200, 100. В последнем известил: такого-то числа он приезжает в Москву, чтобы я его встречала на Белорусском вокзале. «Намерения серьёзные – жениться!» Естественно, я никуда не пошла, но адрес-то он мой знал. Вдруг звонок, открываю дверь – стоит мужик, бледный, худой. Я сразу поняла, что это он. Говорит: «Мне – Ларису Лужину!» «Это я», – робко отвечаю. А сама – ни жива ни мертва. Он так смерил меня взглядом: «Нет, это не вы!» И ушёл. А я так обрадовалась, что он меня не узнал. Мало ли что могло случиться?!

А из курьёзных случаев, связанных с популярностью, больше запомнился такой. Еду как-то в трамвае, и рядом ребята, сильно подвыпившие. Один говорит, глядя на меня: «Бабу я эту знаю точно. Но где видел?» Другой присмотрелся:

«А почему я её не знаю?» Стали выходить, первый: «Вспомнил, где её видел…» Ну, думаю, сейчас скажет: «Это же актриса Лариса Лужина!» А он: «Это же бригадир со второго строительного участка!»

Эта фотография во французском журнале Paris Match с подписью «Сладкая жизнь советской студентки» могла поставить крест на карьере актрисы

«Я БЫЛА РЯДОМ С ХОРОШИМИ, ПОРЯДОЧНЫМИ ЛЮДЬМИ»

– Если оглянуться назад, в тройку своих самых любимых фильмов какие бы занесли?

– У меня таких не три, а четыре. В первую очередь – «На семи ветрах», который считаю своей визитной карточкой. Ведь там я сыграла практически саму себя – юную девушку, обожжённую войной. «Вертикаль» – не потому, что я там что-то сделала чисто актёрски: эта картина мне дорога исключительно благодаря Владимиру Семёновичу Высоцкому и его песням для этого фильма. Очень люблю «Любовь Серафима Фролова» и «Исполнение желаний» Светланы Дружининой, где у меня были очень необычные и неожиданные для меня роли. Плюс шикарные партнёры: Иннокентий Михайлович Смоктуновский, Евгений Лебедев, Коля Ерёменко, Наташа Бондарчук.

– С кем ещё из партнёров вам комфортнее всего работалось?

– Я считаю, что у меня все партнёры были хорошие. Каждый был по-своему интересен: и Вячеслав Тихонов, и Лёня Быков, и Анатолий Кузнецов, и Лёня Куравлев, и Анатолий Ромашин, и Виталий Коняев… Мне повезло: была рядом с хорошими, порядочными людьми.

– Романы на съёмочной площадке у вас случались?

– Единственный за все годы служебный роман у меня был с Сашей Фадеевым на съёмках картины «Вертикаль», да и то по фильму он не был моим партнёром.

– А Вячеслав Тихонов? На днях к его 90-летию показывали «На семи ветрах», так в ваших глазах там такая обоюдная страсть. Миллионы женщин Советского Союза того времени, окажись они на вашем месте…

– Конечно, в него все были влюблены, особенно женщины. Но в том-то и дело, что он не в моём вкусе. А я и не пыталась Тихонова окрутить. По сценарию мы даже не целовались. У нас были нормальные – ровные, рабочие отношения. К тому же это он на экране играет обаятельных, общительных людей, а в жизни он другой: всегда мне казался чересчур высокомерным, всех держал на дистанции. Словом, человек, достаточно сложный для общения. Хотя как партнёр – прекрасный! Если честно, актёров я вообще за мужиков не считаю. (Смеётся.) Они ещё хуже женщин! А если, не дай Бог, ты ещё и знаменита… Господи, они становятся такими ревнивыми к твоей славе! Нет, артисты меня никогда не привлекали. Мне всегда нравились операторы – загадочные, молчаливые, мужественные. Два моих мужа были операторами

– Лариса Анатольевна, а как вы попали в «Вертикаль»?

– Пригласили режиссёры: Станислав Говорухин с Борей Дуровым. Собрали актёрскую команду – Саша Фадеев, Гена Воропаев, Лида Кошелева, Высоцкий, я. Проб не было – мы сразу поехали в горы сниматься.

– Пришлось взбираться на вершины Кавказа? Или только делали вид?

– У Говорухина же был разряд по альпинизму, поэтому он и всех нас приобщил к горам основательно. Так что два самостоятельно взятых двухтысячника в активе у нас есть. Название одного из них – Вулей – я запомнила, потому что именно там, когда мы дошли и увидели всю эту неземную красотищу, как будто бриллиантами, усыпанные снегами горы, Володя написал строчки: «Весь мир на ладони, ты счастлив и нем и только немного завидуешь тем, другим, у которых вершина ещё впереди».

Легендарные советские актёры Театра киноактёра – Е. Матвеев, Н. Крючков, В. Васильева, П. Глебов, Л. Хитяева, Л. Лужина, А. Ларионова, Н. Сазонова, В. Зельдин и другие. Москва. Конец 1980-х

Это был 1967 год, и Высоцкий тогда уже был запрещённый. Я хорошо помню, как художественный совет Одесской киностудии категорически не хотел его утверждать на роль, но Говорухин отстоял, обещал, что песен Высоцкий петь не будет. Но, естественно, без песен не обошлось… Теперь-то всем ясно: если бы не песни Володи, кто бы этот фильм знал сегодня? Все они были написаны на наших глазах. Например, «Если друг оказался вдруг» появилась после трагедии, когда рядом попала под камнепад группа из четырёх человек. Один альпинист погиб, двое были ранены, и Говорухин с Дуровым и Высоцким помогали их спускать вниз.

– После «Вертикали» о вас заговорили как о единственной женщине, не ответившей взаимностью на чувства Высоцкого. Признайтесь, что помешало? Уж его-то в актёрской ревности и немужских качествах трудно заподозрить.

– Я была замужем, но наш брак в то время был уже на грани разрыва. К тому же как раз там, в горах, я влюбилась в Сашу Фадеева, приёмного сына писателя Александра Фадеева, который играл одного из альпинистов. Высокий, красивый парень, у нас был очень бурный «горный» роман. А Володя? Володя относился ко мне как к звезде, пытался ухаживать. Но вовсе не был влюблён, это миф. Он был очень хороший человек, очень открытый, душа компании, коллектива, застолья, хотя в то время совсем не пил. Когда он пел, конечно, можно было в него влюбиться, но не более того. К тому же он был жутко влюбчивый – за всеми ухаживал.

– Но не всем же он посвящал свои песни, как вам?

– Думаю, просто так совпало. Я ему рассказывала о своих заграничных приключениях – о поездках в Париж, Осло, Варшаву, ведь я была единственной в нашей съёмочной группе, которая побывала за границей. А он взял и написал. Помню, приехал откуда-то, сказал мне: «Я тебе песню посвятил». И спел всем нам: «Но что ей до меня? Она была в Париже. И сам Марсель Марсо ей что-то говорил».

– Многие годы эта песня считалась посвящённой Марине Влади. Хотя, когда снималась «Вертикаль», они ещё даже не были знакомы.

– А я и не опровергала! Мне песня сразу очень не понравилась, я даже обиделась на него. Вывел меня какой-то легкомысленной дурочкой, финтифлюшкой, которой «глубоко плевать, какие там цветы» на нейтральной полосе. И последние слова мне были особенно обидны: «Пусть пробуют они, я лучше подожду». Правда, сейчас время всё расставило на свои места, я очень благодарна Володе: он обо мне оставил память. И через много лет кто-то скажет: «Лужина? А-а, это актриса, которой Высоцкий песню посвятил!»

– Ещё какие-нибудь невероятные мифы о себе слышали?

– Самый невероятный – то, что якобы я была любовницей Брежнева. Причём до сих пор понятия не имею, с чего взяли. Ладно сказали бы, что у меня роман с лидером ГДР Вальтером Ульбрихтом – всё-таки газеты опубликовали фото, где он меня целует, вручая главную немецкую кинонаграду – Национальную премию ГДР. А с Брежневым я ведь виделась всего один раз в жизни – в Тегеране, когда мы вместе были в гостях на балу у шейха иранского. Причём он там был со своей женой. Нас просто познакомили, и всё. Когда я услышала эту байку, долго смеялась: «Если бы Брежнев был моим любовником, я бы не жила в двухкомнатной квартире на улице Удальцова!» Самое смешное было, когда мы с моим четырёхлетним сыном Павликом пошли в кино. Там перед детским сеансом показали киножурнал, где выступал Леонид Ильич Брежнев. Сын его увидел и как закричит: «Мама, мама! Смотри – это же наша бабушка!» Всё, – думаю, – сейчас нас арестуют. Но все стали смеяться, и обошлось. Кстати, моя мама в ту пору внешне действительно была чем-то отдалённо похожа на Брежнева

Ещё меня неоднократно «выдавали замуж» за немецкого актёра Отто Мелиса (зрители могут его помнить по роли солдата Хельмута из «Семнадцати мгновений весны», ценой своей жизни спасшего «радистку Кэт». – Ред.) и считали немецкой эмигранткой только потому, что он был моим партнёром во всех шести немецких картинах, где я снималась на Киностудии DEFA. Нас даже называли почему-то так: «влюблённая пара Средней Германии». На самом деле мы были в прекрасных дружеских отношениях – с ним и его женой Луизой.

– С высоты прожитых лет вы довольны своей карьерой?

– Вообще-то мне грех жаловаться! Выжила в блокаду, училась у прекрасных мастеров, объездила весь мир… Сколько вокруг людей более талантливых, но оставшихся за бортом, хотя, может быть, они в тысячу раз талантливее многих из нас. А у меня всё слава Богу: снимаюсь, меня часто приглашают на фестивали, творческие встречи – и узнают, и аплодируют, и дарят цветы. Другое дело, что как актриса по большому счёту я не реализована. Ведь, положа руку на сердце, такого шедевра, как «Летят журавли», в моей жизни всё-таки не случилось. Почему? Наверное, я сама в этом виновата – видно, нет во мне такого таланта, чтобы режиссёрам хотелось ставить фильмы на меня. Вот если бы нашёлся режиссёр, который всерьёз занимался мной, пытался где-то раскрепостить, раскрутить, найти какие-то мои другие качества, не только лирической или драматической героини, а может, комедийной, всё могло сложиться иначе.

С Вячеславом Тихоновым на вечере, посвящённом 40-летию выхода картины Станислава Ростоцкого «На семи ветрах». Москва. 2002

– Жалеете, что не нашли такого?

– А я и не искала. Актёры – люди в основном зависимые, это нас ищут. И потом у меня не тот характер, чтобы пойти к режиссёру и сказать: «Это моя роль – я должна её сыграть!» Я никогда, у Шукшина есть такое словечко, «не навяливалась». Рассуждала: если нужна – найдут. А надо было быть более пробивной, что ли… Если бы Элина Быстрицкая сама не позвонила Герасимову, Аксинью сыграла бы другая актриса. Или Люся Зайцева… Она тоже пришла к Ростоцкому, когда он собирался снимать «А зори здесь тихие…», и сказала, что хочет сыграть командира отряда, видит именно себя в этой роли. И сыграла. И правильно сделала!

– Друзей у вас много?

– Приятелей – тьма, а друзей… Многие годы я дружила с Аллой Ларионовой, Любовью Соколовой. Обе были потрясающие подруги, готовые прийти на помощь в любой момент. Но вот и Аллы, и Любови уже давно нет… Мы тесно общаемся с замечательной актрисой Татьяной Георгиевной Конюховой, с которой живём по соседству.

– У вашего сына трое детей. Есть шанс, что кто-нибудь продолжит актёрскую династию?

– Сын у меня звукорежиссёр, окончил Ленинградский институт киноинженеров, работает на «Мосфильме» – с Говорухиным, Дружининой, Хотиненко… Только что работал с Кареном Шахназаровым на фильме «Анна Каренина. История Вронского». А вот внуки все с математическими, физическими, историческими наклонностями. С актёрскими – никого.

– И последний вопрос. Сколько лет вас знаю, поражаюсь вашей преданности профессии, позитивному отношению к жизни, способности ловить кайф буквально от мелочей. В чём секрет?

– Секрет в том, что я люблю сцену, люблю сниматься в кино. Пока ноги ходят, пока дышишь, ещё что-то можешь сыграть – лучше работать. Работа держит в тонусе. И потом там всегда любопытные события, новые люди. Интересно же пообщаться!

Фотографии из семейного архива Ларисы Лужиной