ИТУРИ

Александр КЛИЩЕНКО

Мадам Кауфман, наша учительница французского языка, дала нам домашнее задание на тему профессиональной ориентации. Цель состояла в том, чтобы помочь нам подумать о том, что мы будем делать, готовясь выйти на рынок труда. Просто пришло время, если хочешь знать мое мнение, потому что после окончания школы все кончается, и прежней беззаботной жизни уже не будет. Нужно будет что-то выбирать, что бы ни случилось. Короче говоря, мы должны были понаблюдать, как кто-нибудь работает, в течение пяти или десяти минут, а затем постараться как можно точнее описать и воспроизвести профессиональные жесты этого человека. Проблема заключалась в том, что я был совершенно не в теме.

На самом деле, остальные, по большей части, знали, чем они хотят заниматься дальше, и им было легко. А вот я понятия не имел, поэтому я все откладывал, откладывал, откладывал, надеясь на внезапное озарение. Но я не ждал ничего конкретного. Короче говоря, я вдруг обнаружил, что брожу по улице в обеденное время – на четвертой передаче, пожевывая бутерброд и лихорадочно разыскивая вокруг себя идеи профессий для задания мадам Кауфман. Учитывая отведенное на это задание время, у меня возникло искушение вернуться к первой же пришедшей идее – мойщик окон. Или, например, сотрудник, засовывающий под дворники машин квитанции за парковку. Только вот как такой сотрудник называется? Я не знаю. Гораздо проще – официант. Черт, но я все равно надеялся найти что-нибудь пооригинальнее, ты же понимаешь.

Как-то незаметно я прошел по мосту Сен-Мишель, оказался на острове Ситэ, повернул от Консьержери направо и вышел на открытое пространство перед Собором Парижской Богоматери. Вся площадь перед ним всегда забита туристами. Толпы людей стекаются сюда из соседних улочек и переулков, чтобы поглазеть на непостижимый в своей красоте и величии собор – массивный, но при этом зрительно невесомый из-за своего роскошного каменного кружева. Здесь – просто идеальное место, где чаще всего фотографируют туристы. Но в этот день я был внезапно поражен совсем другой необычной картиной. Я увидел двух детей в странных позах, словно застывших в напряженной неподвижности. На самом деле, они кормили птиц. Видел бы ты это! Они оба были действительно слишком забавными – одновременно от ужаса и от отваги. Девочка вытянула обе руки перед собой, как можно дальше от лица, явно опасаясь нападения воробьев, а у маленького мальчика одна рука была вытянута вперед, а другая отведена назад, как у эквилибриста на натянутом упругом канате. Внезапно я остановился, чтобы посмотреть, забавляясь поведением этих детей, а также, надо это признать, я был впечатлен удивительным балетом птиц, порхающих стайками вокруг их рук.

Затем я заметил, что рядом с ними стоит пожилой бородатый господин арабского происхождения, похожий на бродягу. Ища что-то в своей сумке, он повернулся спиной к происходящему. Странно, но, в конце концов, я заметил и маму этих детей, которая стояла в стороне и издалека подбадривала их по-испански. Вскоре после этого она позвала их, вероятно, сказав, что пора уходить, и еще она спросила у пожилого господина, как ей куда-то пройти. Затем все трое возобновили свой туристический маршрут. Когда я, в свою очередь, собрался уходить, я еще раз посмотрел на пожилого араба, который опускал руку в карман, а потом поднимал ее к небу, чтобы накормить птиц. Тогда я понял, что он давал детям хлеб, и это объясняет его присутствие рядом с ними. Но этот жест руки, залезающей в карман, а затем поднимающейся к небу, образуя своего рода клюв из пальцев, чтобы кормить птиц, пробудил во мне что-то… Что-то пока неясное. Я снова представил себе, как мадам Кауфман заставляет нас представить домашнее задание, подчеркивая слово «жест» и даже делая этот жест рукой: «Упражнение состоит в том, чтобы просто понаблюдать за человеком и как можно точнее описать то, что он делает, его жесты, не спрашивая пока, для чего это нужно, без всякого анализа. Анализ сам придет через некоторое время. Просто последите за его жестами и опишите их как можно точнее».

Поэтому меня и заинтриговал этот пожилой господин с хлебными крошками, которыми были набиты его карманы, развлекавшийся кормлением воробьев. Поэтому я привалился к парапету набережной. Мимо как раз проплывал один из многочисленных двухпалубных туристических теплоходов, снующих по реке. Я закурил сигарету, намереваясь еще немного незаметно понаблюдать за заинтересовавшим меня арабом. Но я быстро понял, что он меня заметил. Закинув сумку за плечо, он собрался уходить, но его неуверенная траектория предупредила меня, что он не решается подойти ко мне, что он осторожен. Я постарался выглядеть отстраненным, а затем, наконец, догадавшись о его намерении, увидел, как он подходит. Он улыбался.

– У вас не найдется сигаретки, месье, пожалуйста?

– Конечно!

Я предложил ему сигарету, а затем, когда он снова отошел, я подумал, что, поскольку у меня не было времени детально понаблюдать за его жестами, как нас просила учительница французского языка, я мог бы, наверное, попытаться воспроизвести их сам, чтобы правильно выполнить домашнее задание. Если у меня нет представлений о какой-то конкретной профессии, подумал я, по крайней мере, я нашел оригинальную тему. И потом, самое главное, время уже поджимало. Я должен был бы уже сидеть и писать свой текст в библиотеке. Поэтому я поспешил догнать его и спросить, не даст ли он мне кусочек хлеба, чтобы я тоже покормил птиц.

– Нет, нет, месье, только не хлеб, – сказал он мне. – Им это не нравится! Затем он достал кусочек печенья, потащил меня к воробьям и показал жестом: кончик печенья зажат между большим, указательным и средним пальцами, рука поднята высоко, на уровень головы. И тотчас же верткие воробьи набросились на меня, и я почувствовал, как их маленькие когти засеменили по моей руке, как они жадно клюют печенье. Это действительно было невероятное ощущение, все эти маленькие лапки и маленькие клювики, которые стреляют в твой эпидермис. Жуть. В такой момент невозможно не вспомнить о Хичкоке. Затем пожилой араб снова сел на свое место рядом со мной, как это было с детьми, и снова начал кормить птиц. Очевидно было, ему больше не хотелось уходить.

На самом деле, я заметил, что он делал это, как только видел очередную группу туристов. Видишь ли, он вел свое шоу. Робко подошла японка, чтобы сфотографировать его. Какая-то испанка протянула кусок хлеба с другой стороны куста, но воробьи его проигнорировали. Затем мужчина окликнул ее, сделав знак, чтобы она села рядом с ним, и он протянул кусочек печенья рядом с кусочком хлеба: птицы набросились на него, и испанка, поняв свою ошибку, разразилась смехом. Он протянул ей кусочек печенья. Другой рукой он достал горсть риса. Образовалось скопление людей, туристы собрались вокруг нас, как воробьи, целыми группами, их камеры защелкали. Итури, мой новый друг, да ты же – настоящая звезда.

– Прошло пятнадцать лет с тех пор, как я приехал сюда, – сказал он мне. Оказалось, он уже несколько раз выступал по телевидению. Первый раз это было на канале «Франс 3» в 2004 году, объяснил он мне, кладя кусочек печенья на язык, чтобы еще больше эпатировать зрителей.

Затем испанка присоединилась к своей группе, больше не обращая на нас ни малейшего внимания. Выражение печали появилось во взгляде Итури, когда он указал мне на это с типично марокканской горечью.

– Посмотрите-ка, я давал ей печенье, а она даже не сказала спасибо...

А в следующее мгновение туристка с рисовыми зернами тоже собралась уходить и, положив руку на предплечье Итури, наградила его откровенным Gracias!, сопровождаемым очаровательной улыбкой.

Мы с Итури остались одни после настоящего прилива туристов, и я воспользовался возможностью, чтобы немного разговорить его, пока что-то не отвлекло его внимание.

– Момо! – внезапно крикнул он, а потом бросил какое-то предупреждение по-арабски.

И пока я оглядывался по сторонам, пытаясь опознать пресловутого Момо, я заметил трех или четырех парней со зловещими физиономиями, которые кружили вокруг нас. У каждого рука была погружена в сумку, висевшую на ремне, и они выглядели взволнованными, с беспокойством глядя в нашу сторону. В сумке одного из них я заметил не печенье, нет, а серебристо-золотой металл внушительного ассортимента всевозможных часов и ювелирных изделий.

Я предположил, что Итури, должно быть, заметил полицейского в штатском в толпе, и именно по этой причине он обратился к Момо. Я подумал, что в дополнение к своему шоу он также мог бы быть наблюдателем для группы уличных торговцев, которые пытались толкнуть доверчивым туристам свои часы и бижутерию – конечно же, подделки. Поэтому я почувствовал себя немного глупо – из-за того, что мне приходилось уходить в такой интересный момент. Мне бы не хотелось, чтобы он подумал, будто напугал меня. Но эй, взглянув на свои часы, я понял, что если я сейчас уйду, то у меня останется всего десять минут, чтобы написать свой текст. У меня просто не было выбора. Я объяснил Итури, что мне нужно спасать домашнее задание, и я быстро удалился, в последний раз поблагодарив его поднятием вверх большого пальца.

Хорошо, но который сейчас час? Без десяти два. Отлично. Если они не исчезнут через десять минут, я вернусь, чтобы попытаться выяснить, что и как они делают.

На самом деле, я мысленно пересмотрел всю сцену с точки зрения силовых линий. Ты понимаешь, что я имею в виду? Траектории, по сути, движения во всей их совокупности. Что-то вроде хореографии. Я снова увидел туристов, которые собрались вокруг Итури, словно стайка воробьев, а рядом – опять несколько типов, бродивших на некотором расстоянии, словно кошки, выжидающие удобного момента, чтобы наброситься на свою добычу. Это интуиция подсказала мне.

Я также вспомнил о сверхбдительности Итури. Как он увидел меня издалека, повернулся ко мне спиной, как только понял, что я интересуюсь происходящим, и как сначала у него возникло искушение исчезнуть. Возможно, он принял меня за полицейского в штатском, учитывая тот факт, что в то время я уже был достаточно крупным для своего возраста. Мне легко можно было дать больше двадцати лет. И потом, самое главное, я вспомнил властный тон, с которым он обратился к тому самому Момо, когда я разговаривал с ним, и то, как три или четыре других парня смотрели в его сторону, инстинктивно приближаясь, как будто получая от него молчаливые указания.

Короче говоря, это кипело у меня в голове, понимаешь, но у меня еще не было четких представлений о том, что только что произошло. Одна интуиция. Все, что я знал, это то, что у меня в руках оказался кончик какого-то странного клубка. Там имелась какая-то тайна, которая меня серьезно заинтриговала, но я действительно не знал, что это было конкретно. Поэтому, придя в библиотеку, я просто небрежно набросал текст о придуманном мной мойщике окон. Очевидно, это была полная ерунда, к большому разочарованию мамаши Кауфман, но, в конце концов, она все же преуспела в своем деле, поскольку именно тогда мне пришла в голову идея – и желание тоже – стать полицейским. И банда скупщиков краденого оказалась моим первым делом. Я вернулся к Итури уже на следующий день. Я купил у Момо «Ролекс» за сотню евро, а затем постепенно присоединился к их группе. На следующий год я сдал вступительные экзамены в полицейскую школу, и поскольку я уже проходил стажировку у Итури, который начал учить меня своим маленьким хитростям, я как бы учился в двух местах поочередно.

Короче говоря, я быстро сообразил, что на самом деле речь шла не о подделках. На самом деле, они просто перепродавали одним туристам то, что украли у других, вот такие дела. Это был очень прибыльный и удивительно хорошо организованный бизнес, своего рода экосистема, которая функционировала в закрытом режиме, незаметно для окружающих. Это было умно, очень умно, атаковать только туристов, потому что обычно туристы, за исключением случаев, когда они теряют свои документы, не жалуются, становясь жертвами карманников. Наверное, из-за нехватки времени или из-за незнания тонкостей французской правовой системы. И поэтому год за годом Итури и его банда оставались безнаказанными.

Своим печеньем он привлекал стайки воробьев, которые сами привлекали группы туристов, к которым он имел возможность подойти очень близко. И пока он показывал им, как правильно кормить птиц, его ловкие пальцы неустанно работали. Бац, и сняты часы с чьего-то запястья. Бац, и нет цепочки на шее, кольца на пальце. Он работал с такой эффективностью, что ему приходилось нанимать все больше и больше парней для сбыта товара. Ты мне веришь? К тому времени, когда я с ним познакомился, у него уже было около дюжины помощников, работавших под его началом. Он был одновременно настоящим виртуозом, прагматичным бизнес-менеджером и выдающимся комиком. Ему бы отпустили грехи без всякой исповеди, этому симпатичному старику, клянусь тебе.

* * *

– Ага! Вот они, вот они. Давайте, начинаем. Пока оставим фары потушенными. Подождем, пока они повернут за угол. А теперь – поехали! Дай-ка мне рацию…

– Третий, третий, это первый. Вот они, крысы покидают корабль. Инспектор Дреан, хватайте этого типа и пакуйте всех остальных. Второй, это первый. Они свернули на улицу Сен-Мартен и направляются на север. Они находятся в темно-синем «Пежо 508» с марсельскими номерами. Встречаемся у Центра Помпиду: мы будем незаметно сопровождать их до следующего пункта назначения. Конец связи.