К большим переменам не готовы

ФОТО: КИРИЛЛ КУХМАРЫ/ТАСС

На Восточном экономическом форуме глава Сбербанка Герман Греф признался, что со школы ненавидит процесс оценивания. «Одна из моих личных целей, – сказал он, – убить экзамены». В свою очередь, министр просвещения РФ Ольга Васильева возразила этой позиции и напомнила, что сто лет назад в России уже проходили полную отмену экзаменов: «Ничего хорошего для школьного образования это не принесло». Чья точка зрения ближе современному обществу? Готовы ли мы к альтернативам для учебной сессии? Разбирался корреспондент «Совершенно секретно».

Грамотно читать и писать умела лишь небольшая прослойка населения. Крестьяне, которых было большинство, с приходом советского времени только-только начали задумываться, для чего вообще нужно образование и какие перспективы оно дает. Чтобы поставить граждан на верный путь прогресса, Совет народных комиссаров осенью 1917 года принимает декрет «Об учреждении государственной комиссии по просвещению». Комиссия становится посредником между властью и школами и, самое главное, работает своеобразной PR-службой, главная цель которой – показать сотрудничество педагогов и общественных сил. Весь процесс взаимодействия становится предельно демократичным. Муштра, зубрежка, любое социальное деление учащихся – все это уходит в прошлое. Такие важные ранее предметы как латинский язык и церковные дисциплины остаются за чертой принятого курса на новую жизнь, а в сентябре 1918 года в «Положении об единой трудовой школе РСФСР» фиксируется следующее:

– Задавание обязательных уроков и работ на дом не допускается.

– Никакие наказания в школе не допускаются.

– Все экзамены – вступительные, переходные и выпускные отменяются.

В мае того же года выходит постановление за подписью А. В. Луначарского об отмене отметок: «Применение балльной системы для оценки познаний и поведения учащихся отменяется во всех без исключения случаях школьной практики. Перевод из класса в класс и выдача свидетельств производится на основании успехов учащихся, по отзывам педагогического совета об исполнении учебной работы».

ПОЧЕМУ ЖИЗНЬ БЕЗ ОЦЕНОК НЕ ПОНРАВИЛАСЬ?

Вместо отметок педагоги писали развернутые характеристики на своих учеников. Это был огромный труд: похлеще, чем у современных врачей, которые жалуются на бесконечные заполнения «карточек» приема пациентов. Такая рутинная работа регулярно доходила до автоматизма, а так как труд оценивался, в первую очередь, по работе в коллективе, уровень ответственности и ученика, и учителя снижался очень быстро. «Полтора десятилетия школы воспринимались не как форма образования личности, а как форма компенсации образовательного разрыва между пролетариями и капиталистами, – рассказывает директор АНО ДПО «Национальный центр повышения квалификации и компетенций» Артём Юдкин. – Однако в период «безъэкзаменья» проводились различные образовательные эксперименты в школах: макаренковские школы, система вальдорфских школ или фрейдистские эксперименты. Различные тесты, испытания тоже сохранялись, но с той разницей, что неудача на них не влекла оставления на повторный год или же отчисления из школы». Признание, что обучение без нервов, с радостью, с «заложенным самой природой стремлением к знаниям» свело на «нет» всю систему образования, пришло лишь в 1931 году: к оценкам вернулись и до сегодняшнего дня во всем мире альтернатив привычной для нас технологии оценивания фактически нет.

ПРИЧЕМ ТУТ ГРЕФ?

Прежде, чем отвечать на этот вопрос, хорошо бы посмотреть, как сам Герман Оскарович получал образование. В школе он состоял в комсомоле и мечтал поступить в МГИМО, однако характеристику ему туда не дали, и Греф поехал поступать на юрфак в Омск. Несильно распространяются источники, почему он так и не оказался тогда в рядах студентов, но факт, что в период с 1982 по 1984 годы Греф проходил службу в специальных частях внутренних войск МВД СССР, дислоцированных в городе Чапаевске Куйбышевской области, зафиксирован всеми «Википедиями» Интернета. Короче, статус студента юридического факультета Омского университета Герман Греф получил лишь в 1985 году. Потом будущего главу Сбербанка занесло в Питер, где он учился в аспирантуре под руководством Анатолия Собчака, однако диссертацию защитить у него тоже не получилось (этот пробел, впрочем, был компенсирован Грефом в 2011 году – в Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ). То есть, опыта смены мест для своего учебного процесса нынешний глава Сбербанка имеет немало и, вроде как, результаты – налицо: он крупный бизнесмен, входит в список самых влиятельных людей Forbes. Но вот ведь проблема: живем мы уже не в 90-х годах прошлого века, и модель долгосрочного раскачивания давно не работает. Человек не может уйти в армию, и вернуться с надеждой, что он сейчас быстро поступит в институт с тем багажом, который у него сохранился со школы. И уж тем более в этом случае сходят на «нет» все шансы в карьере ученого (если он, конечно, не хочет развиваться в военной отрасли).

Можно ли при таких реалиях говорить о том, что образование должно быть только мультидисциплинарным? Что экзамены в школе нужно убирать или что математические школы – это «пережиток прошлого» (цитата Грефа от прошлогодней осени)? «Кривая забывания, если вы помните, очень резко уходит вниз, – рассказывает «Совершенно секретно» председатель предметной комиссии ЕГЭ по математике, доктор педагогических наук, зав. кафедрой высшей математики № 1 НИУ МИЭТ Александр Прокофьев. – Если ты на завтра не повторил то, что слышал сегодня, 50% информации исчезнет из головы бесследно. Экзамены – это многократное повторение. Тренировка нашей нейронной сети. Если отменить экзамены, домашние задания, специализированные школы, мы будем воспитывать человека исключительно с потребительскими качествами. К этому, может быть, и толкают Россию сегодня такие призывы, как у Грефа. Но надо ли нам это? Никакого прорыва в области науки мы никогда не получим при таком подходе». Что же касается предложения ввести в математические школы другие предметы и размыть границы фокуса ученика физмата, тут понимания нет никакого. К старшей школе среднестатистический ребенок, как правило, уже сложившаяся личность: «Не надо размазываться. Человек должен выбрать направление и в нем двигаться, развиваться и достигать вершин. Можно, конечно, уметь одновременно и крыши крыть, и суп варить, но, чтобы быть в математике, надо столько пропахать… Распыляться просто нет времени», – уверяет Александр Прокофьев.

ФОТО: ДМИТРИЙ ФЕОКТИСТОВ/ТАСС

Между тем Сбербанк регулярно тратит огромные деньги на разные сферы образования. АНО «Платформа новой школы» – очередная сфера интереса. Она получает от Сбербанка примерно по $2 млрд в год. На Восточном экономическом форуме научный руководитель АНО «Платформа новой школы» Елена Казакова уверила присутствующих, что идеал XXI века – это человек, способный «к самообразованию в хорошо организованном сообществе». Интернет-портал «Русская линия», ссылаясь на слова Казаковой, уточнила, что «с помощью создаваемой платформы можно сделать так, чтобы ребенок учился с желанием». Но какой вариант оценок появится во всех этих новых образовательных начинаниях? В масштабах страны, а не отдельно взятых избранных детей бизнесменов или экспериментальных классов? Ответа нет, конечно же.

ФОТО: СЕРГЕЙ КАРПУХИН/ТАСС

Может быть, вернемся к «характеристикам» прошлого, про которые вспомнила Васильева? Или реализуем «Систему развивающего оценивания», которая в 2013 году активно обсуждалась педагогическим сообществом? Не слышали о такой? А такая была: собирались целые симпозиумы и семинары, где обсуждали, что оценки надо оставлять только для учителя – как стимул к корректировке его работы. И только после того, как учитель поработал над собой, он может выставить какой-то итоговый балл с учетом интересов учащихся (для гуманитариев – зеленую пятерку, для технарей – красную (например)). Сейчас во многих школах ввели так называемый вес оценки: он отмечается в электронном журнале (за контрольную работу – побольше, за ответ у доски – поменьше). Но ведь и раньше было так, только графически это никак не отражалось. Вспомните знаменитое: «Три – пишем, два – в уме»?

«Слова Г.О. Грефа о негативной стороне экзаменов во многом обоснованы с точки зрения психологической нагрузки на учащихся, дефектов в подготовке к экзаменам («натаскивание на тесты»), недостаточной проработке сложности испытаний с учетом реального уровня подготовки, – считает Артём Юдкин. – Однако в любом случае, какие-либо выводы о качестве подготовки должны делаться, что может привести лишь к подмене понятий, как это практикуется там, где развернутый письменный ответ именуется «эссе», хотя, по сути, представляет собой классическое домашнее задание в виде письменного ответа по теме».

МИНИСТР УЧИТ СОБСТВЕННЫМ ПРИМЕРОМ, А ЧТО ДУМАЮТ УЧИТЕЛЯ?

После открытого урока «Я помню» министр просвещения сообщила всем, что обожает сдавать экзамены. «Я в свое время закончила три института абсолютно разных и всегда сдавала первой. Адреналин был всегда, когда сдаешь экзамен, – это рубеж определенный, от которого ты идешь дальше». Красиво это, конечно. Особенно, если ты окончил школу в 14 лет, считаясь вундеркиндом, как Ольга Васильева, и если ты с подросткового статуса трудишься в среде образования. На крайний случай, красота экзаменационной сессии вспомнится тем, кто сдавал экзамены в прошлом веке и не испробовал на собственной шкуре ЕГЭ.

«Совершенно секретно» уже писала большой материал о том, что объединенный процесс итоговой аттестации, который переживают выпускники сегодня, – несравним по уровню детской тревожности ни с каким учебным адреналином прошлого века, и путать драйв со стрессом – совершенно ошибочная позиция. «Форма проведения экзамена (с детекторами, металлическими рамками, массой предписаний и т.д.), вероятно, призвана готовить детей к пребыванию или жизни в закрытых учреждениях, – говорит кандидат филологических наук, репетитор ЕГЭ Елена Афонина. – Уровень стресса среди современных абитуриентов трудноизмерим – он безмерен. При этом «сухой остаток» – уровень и объем знаний оставляют желать лучшего».

Учителям достается больше всех. Они испытывают на себе все последствия образовательных форумов и брейнстормов от чиновников и бизнесменов, которые за бесконечными переговорами пытаются сделать детей более начитанными и насчитанными. «От ЕГЭ в нашем кругу мало кто в восторге, – рассказывает учитель математики общеобразовательной школы №1150 Оксана Демичева. – Но что касается оценивания, я – полностью за. Но оценка должна проводиться не в стрессе госэкзамена (натаскивание на тесты, камеры в аудиториях), а реально показывать, что ребенок знает. Если это, например, естественный цикл, то надо дать ему возможность высказать свою точку зрения, а не демонстрировать зазубренный тест или текст, который он сразу после ответа с облегчением забудет».

К БОЛЬШОЙ ПЕРЕМЕНЕ НЕ ГОТОВЫ

Из каждого чайника сегодня слышно, как хорошо учиться в Финляндии. Там нет домашних заданий. Там учат жизни. Там все счастливы. Почему же нам не сделать у себя так же, как они? Да потому что мы – не финны. И страна у нас большая, многонациональная, с развитым социальным неравенством. Если дать свободу Рудольфу из какой-нибудь частной школы Германа Грефа, возможно, он и изобретет очередной космический агрегат, прославив Россию и Грефа на весь мир. А если в деревне «Вершки» мальчику Грише сказать: «На тебе, дружок, свободы – выбирай сам, на кого тебе ровняться», – он, скорее всего, ответит: «Я выбиваю из мелкашки пятьдесят на пятьдесят, и я, Григорий Ганжа, ни на кого не хочу быть похожим». И пойдет устраивать аттракцион невиданной жадности.

А учитель с зарплатой, которая едва сравнима с прожиточным минимумом, с радостью посмотрит на веселого ученика и вспомнит, что в сегодняшней России гораздо выгоднее уметь жать на кнопки терминала Сбербанка. Тем более что Сбербанк – от любой школы – через улицу. А вот перспектива без конца повышать квалификацию и привыкать к реформам от Министерства образования и бизнеса – весьма сомнительная вещь. Особенно если сами реформаторы к таким переменам зачастую не всегда готовы.