НОВОСТИ
Глава Коркино ушла в отставку после погрома в цыганском районе из-за убийства таксистки
ЭКСКЛЮЗИВЫ
sovsekretnoru

КАДРОВЫЙ РАЗНОС

КАДРОВЫЙ РАЗНОС
Автор: Дмитрий РУДНЕВ
Совместно с:
16.06.2015
 
В предыдущих номерах нашего еженедельника мы писали о том, какие изменения происходят в структуре Русской православной церкви и в ее экономике. В этом номере читайте следующее расследование на тему церковной жизни – кадровый вопрос Московской патриархии.
 
РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ ТЕРЯЕТ СИСТЕМУ ОБРАЗОВАНИЯ
 
Разукрупнение епархий обострило крайне важный вопрос Русской православной церкви – кадровый. За семьдесят лет коммунистической власти церковному образованию был нанесен тяжелейший удар. Когда в начале девяностых годов XX века начали открываться храмы, для них потребовались священники. И количество учебных заведений необходимо было увеличивать в разы.
 
И это удалось совершить в сжатые сроки: на данный момент в РПЦ функционирует 51 духовная семинария, до революции их было 55. Успех в количественном плане был аккуратно уравновешен скромными достижениями в плане качественном. Нынешние семинарии – это, по сути, курсы молодого бойца для человека, собирающегося стать священником.
 
До революции почти каждая духовная академия имела свои огромные научные и педагогические наработки, и воспитывала не только церковные, но и научные кадры. Достаточно вспомнить, что великий отечественный историк Василий Осипович Ключевский читал свои знаменитые лекции для слушателей Московской духовной академии, а, например, Казанская духовная академия подготовила целую плеяду блестящих востоковедов.
 
После революции духовные школы почти единомоментно закрываются, и лишь в середине XX века власти позволяют возобновить духовные школы. К концу советского периода у РПЦ было три семинарии и две академии, где церковь, как могла, собирала осколки дореволюционной христианской педагогики.
 
Кадровый вопрос девяностых, начала двухтысячных годов РПЦ удалось кое-как решить, но нынешние реформы ставят перед духовным образованием более сложные задачи. Пусть семинарии и дают с каждым годом все более глубокое образование, но до уровня дореволюционного, к сожалению, сильно не дотягивают. Одно дело – подготовить священника для служения на должности настоятеля храма, другое – епископа, управляющего сотней церквей.
 
И здесь основной кузницей кадров стали Московская и Санкт-Петербургская духовные академии. Это две школы, в которых с послевоенного периода аккумулировалась и сохранялась традиция русской духовной педагогики. И поскольку кадровый вопрос периода разукрупнения епархий касался не тысяч, а десятков, назовем их светским словом, «специалистов», то эти учебные заведения вполне способны его решить.
 
Человеческий фактор играет в любой сфере нашей жизни определяющую роль. Как дети зачастую не оправдывают надежд родителей, так и молодой семинарист, в котором видны все задатки великолепного архиерея, берет и влюбляется в девушку и до конца жизни остается семейным человеком. И здесь потолок церковной карьеры называется протоиерейством.
 
Это просто священник, имеющий вот такое замысловатое греческое наименование, которое переводится как «первосвященник», и право использовать во время богослужений или обиходной жизни некоторые элементы костюма, которые нельзя носить священникам ниже рангом. Максимум протоиерей может стать секретарем епархии, но не всякий епископ готов видеть рядом с собой не просто исполнительного слугу.
 
Даже если подающий надежды юноша-семинарист согласится быть монахом, а именно им, по традиции русского православия, можно становиться епископами, совершенно не факт, что он сможет стать архиереем. Принятие монашества в юном возрасте только в житиях святых – необыкновенное счастье для молодого инока.
 
Двадцатилетнему парню трудно проявить твердость, когда духовник, к которому ездит пол-России, говорит: «Ты, Коля, будешь замечательным монахом, даже не думай о женитьбе, только постриг!» А у мамы при этих словах на глазах наворачиваются слезы радости и счастья.
 
В жизни слишком много ребят, послушавших своих духовников, учителей, даже родителей и принявших обеты, через несколько лет снимают с плеч черные мантии и вешают их в шкаф навсегда. И совсем не обязательно причиной такого решения становится влечение к женскому полу. Просто по истечении подчас немногих лет человек понимает, что взял крест не по себе.
 
ХОЧЕШЬ БЫТЬ ЕПИСКОПОМ – БУДЬ ИМ
 
Если посмотреть биографии ныне действующих архиереев Русской православной церкви, то можно заметить одну интересную деталь. Огромный процент епископов, как среди тех, кто был рукоположен еще во времена советской власти, так и среди тех, кто принимает хиротонию в последние несколько лет, начинали свои первые шаги в церкви в среде епископской свиты.
 
Подобная практика времен советского периода объяснима – любой молодой человек, ходящий в церковь, подвергался серьезному прессингу со стороны как идеологических, так и государственных структур. Поэтому епископ приближал такого юношу к себе. Делал его иподьяконом, отправлял учиться в семинарию, готовил ему место в клире епархии.
 
Десятки таких парней становились женатыми священниками. Единицы – монахами, которые по истечении некоторого периода времени становились епископами. Но то, что было логичным и правильным во времена коммунистического гнета, выливается сегодня в довольно неприглядные формы.
 
Сейчас не надо настолько серьезно опекать молодого человека, испытывающего интерес к духовной карьере. Чтобы попасть в храм, не надо ехать на другой конец города или битый час колесить на автобусе до райцентра. Если хочешь подать документы в семинарию, тебя не будут воспитывать в комсомольской организации, причесывать перед классом и всей школой. Не надо будет идти к оперуполномоченному КГБ перед тем, как переступить порог духовного училища. И теми молодыми ребятами, которые сами, без епископской протекции, идут получать православное образование, движет веление сердца. Именно потому, что боятся греха, они и отказываются от тяжелого монашеского пути, предпочитая благочестивую жизнь в браке.
 
Судя по биографиям наших епископов, помимо того, что довольно существенный процент из них начинали иподьяконами у архиереев, подавляющее их большинство приняло постриг в крайне юном возрасте. Из 120 правящих и викарных епископов, имеющих кафедры на территории России, 45 человек приняло постриг в возрасте до 25 лет, еще 28 человек стало монахами в возрасте от 25 до 30 лет. А вот в зрелый период, в том возрасте, когда человек состоялся как мужчина, адекватно оценивающий и отвечающий, прежде всего перед самим собой, за свои поступки, монашество из действующих епископов приняли единицы.
 
Приняли постриг между тридцатью пятью и сорока годами – семь человек, между сорока и сорока пятью годами – трое, после сорока пяти и до пятидесяти – стали монахами четверо. И это очень красноречивые цифры.
 
Молодой человек в приходском храме видит священника, прихожан, слышит проповедь, наблюдает за тем, как восстанавливается церковь, как приход работает над своей жизнью, создает воскресную школу, проводит огласительные беседы, ездит в паломничества по святым местам.
 
Тот же юноша, попавший в иподьяконы к епископу, видит резиденцию, послушный штат епархиального управления, дорогие машины; каждый визит на приход заканчивается после службы богатым столом, порой с изобильным возлиянием. Парень смотрит, как епископ на короткой ноге общается с власть имущими, как вокруг него вьются тщеславные бизнесмены, готовые осыпать владыку дорогими подарками, лишь бы числиться в кругу его друзей.
 
ДУРНОЙ ПРИМЕР
 
Архиерейская жизнь полна соблазнов, перед которыми трудно устоять даже взрослому человеку. Мальчишке этого сделать почти невозможно. И ему начинает хотеться стать таким же влиятельным, важным, почитаемым. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что единственный путь к этому – монашество. Это во многом объясняет, почему 60 % наших епископов приняли постриг до исполнения тридцатилетнего возраста.
 
Можно, конечно, увидеть в этом и стремление молодых иерархов к монашеской жизни по примеру многих святых иноков, которые еще в юношеском возрасте принимали монашеские обеты. Особенно часто в этом контексте вспоминают Сергия Радонежского. Но преподобный хотел монашеской жизни, а это жизнь или в пустыне, или в иноческой общине. И то, и другое категорически отличается от жизни монаха в городе на квартире с родителями или на архиерейском подворье, в секретарях у владыки.
 
Если провести небольшое статистическое исследование и, изучив биографии наших владык, посмотреть, какое время каждый из них состоял в братии какой-либо обители, окажется, что нормальная монашеская жизнь обошла их стороной. У епископов (мы не берем митрополитов и архиепископов), имеющих кафедры на территории России, в среднем с момента принятия пострига до епископской хиротонии проходит 14 лет. А если посмотреть, по биографиям, сколько лет каждый архиерей был насельником некоей обители, и высчитать среднее арифметическое, то окажется, что за время своего монашества, до момента хиротонии, владыки в среднем жили в монастырях около 5 лет.
 
А если разбирать этот вопрос персонально, то окажется что из 120 епископов только 55, то есть меньше половины, были какой-то период времени насельниками монастырей. При этом в подсчете учитывалось и пребывание в братии в качестве простого монаха и в качестве назначенного епископом настоятеля монастыря. А это совсем не одно и то же. Стоит же пересчитать все по-честному, и отбросить время настоятельства над обителями, и картина будет в два раза более печальной.
 
Из перечисленного выше можно сделать неутешительный вывод. Молодые монахи, принявшие постриг при епархиальных управлениях, совершенно не рвутся к монашеской жизни, а это значит, что они руководствуются карьерной целесообразностью.
 
РЫЧАГИ ВЛИЯНИЯ
 
Подогревать карьерные амбиции молодежи, которая готова на многое, лишь бы их осуществить, оказывается крайне выгодно и убеленным сединами иерархам. В епископской среде бытует целый спектр стереотипов. И чуть ли не главный из них – почти все белое духовенство, особенно настоятели, особенно больших приходов – алчные и вороватые людишки. Справедливости ради, стоит сказать, что в среде приходского духовенства так же бытует миф, что многие епископы злые, мстительные и жадные.
 
Среднестатистический епископ твердо знает, что допусти семейного попа до настоятельства в крупном храме областного центра – и он будет у прихожан деньги брать, жене платья покупать, детям – игрушки и рюкзаки к первому сентября.
 
То ли дело поставить туда монаха. Особенно такого, который хочет стать епископом. Он же должен быть у епископа на хорошем счету, а это значит, все отчисления будет платить исправно. Не будет говорить, что семью кормить не на что. Много ли монаху надо? Да даже если он будет с треб, с освящения квартир, машин, с домашних соборований к себе на карман что-то класть, то ему ведь хочется из иеромонаха стать игуменом, пожалуйста, но за подарок владыке. Деньги вперед. А там и архимандритом захочется – архимандриты из Москвы заметнее, чем игумены. Значит, надо копить на новый подарок. А белого, женатого попа, чем прельстишь? Не дашь ему камилавку, и Бог с ней. Он ведь домашний достаток в любом случае даже выше митры ценит.
 
Второй по благонадежности человек – это косячник. Очень многие стороны жизни священника строго регламентированы. Это миряне могут захворать, позвонить на работу и сказать: я приболел, меня сегодня не будет. Если батюшка не придет на службу – это ЧП епархиального масштаба. За систематические прогулы можно попасть под запрет.
 
Бывает так, что человек проживает две жизни – до и после крещения. И вдруг оказывается, что в жизни до крещения человек был женат, и нынешняя жена, венчанная, законная, у него не первая и единственная, а вторая. И в жизни после крещения этот несчастный стал священником.
 
По церковным канонам епископ, как только ему об этом станет известно, тут же должен лишить такого человека сана. Но некоторые епископы предпочитают делать вид, что ничего не знают, время от времени делая батюшке непрозрачные намеки на то, что все тайное внезапно может стать явным.
 
Вообще есть масса простых бытовых ситуаций, когда священник может лишиться своего сана. Поссорились с женой, она ушла к родителям. И вот она не возвращается, год, другой, вот подала на развод. Вот батюшка уже разведен, но епископ этого не замечает, поскольку в этой ситуации священник на крючке. В любой момент он может по приказу владыки повесить рясу на гвоздь и катиться на все четыре стороны.
 
А чего хорошего может быть от доброго семьянина? Многодетная семья? Лишние рты, которые будут отъедать часть церковного дохода? Зачем нужен такой на большом приходе? Даже служит трезвым. Такого ни за что не ухватишь. Но, слава Богу, епископ в Русской православной церкви – полновластный властелин в своей епархии. Любого священника можно без объяснения причин отправить на самый далекий приход.
 
Фото: Павел Маркелов/ТАСС
 
МЕТАМОРФОЗЫ МОНАШЕСТВА
 
Как любая организация, церковь постоянно меняется. Только невежа или глупец будет утверждать, что русское православие имеет ту же форму, структуру, обрядность традиции и многие, многие другие проявления в том же виде, в каком они были, например, в XVI веке.
 
Церковь подстраивается под окружающую действительность, под государственную структуру. А еще церковь могут изменить волевые решения отдельных личностей. Самый наглядный пример – это реформы патриарха Никона. Один человек взял и, по сути, расколол русский народ из-за совершенно малозначимых деталей. Его реформы были настолько неоправданны, что когда в XX веке церковь принялась их беспристрастно оценивать, то пришла к выводу, что анафемы со старообрядчества надо снимать с формулировкой «якоже не бывшие». То есть такие, которых, как будто и не было.
 
Но эта ошибка одного предстоятеля, поддержанная другими иерархами, аукалась в русской истории вплоть до революционных событий 1905 и 1917 годов, когда фабриканты из старообрядческой среды не жалели денег на раскачивание лодки ненавистного им самодержавия.
 
Сейчас довольно заметен другой волевой поворот развития Русской церкви, последствия которого так же могут оказаться плачевными для отечественного православия. В РПЦ подогревается культ монашества. Благоговейное и уважительное отношение мирян к чернецам стараются превратить в некое преклонение перед нерушимым авторитетом иночества.
 
В этом отношении примечателен доклад одного из влиятельнейших иерархов Русской православной церкви – председателя отдела внешних церковных связей митрополита Волоколамского Илариона (Алфеева). Называется он «Монашество как таинство церкви». Владыка Иларион очень честный и скрупулезный исследователь и богослов. Но этот его доклад – попытка обосновать свое видение того, что православное учение оставляет за рамками своего внимания, что сейчас может и должен оставаться за рамками вопрос о месте монашества в церкви.
 
Православное богословие не имеет четкого понятия «таинство». Это слово используется, в том числе и в богослужебных текстах, но оно может нести самую разную смысловую нагрузку, вплоть до того, что может описывать некое событие, скрытое от посторонних глаз. Понятие «таинство» присуще католическому богословию. И с позиции инославного понимания термина объяснять место этого явления в православной духовной культуре – все равно, что пытаться играть в плавательном бассейне в футбол. Но владыке Илариону как искреннему монаху крайне важно подобрать логические инструменты, которые позволят как можно выше поднять авторитет монашества, прежде всего в глазах духовенства, а затем и мирян.
 
Смысл его доклада сводится к тому, что как в крещении человек из ветхого, греховного, превращается в чистого, обожествленного, как в евхаристической Чаше хлеб и вино становятся Телом и Кровью Христа, так и человек, принявший монашество, меняет свою природу и становится на голову выше другого христианина.
 
Справедливости ради стоит сказать, что есть богословы, считающие монаха просто мирянином, принявшим на себя определенные обеты. Эта богословская позиция имеет определенные аргументы в свою пользу, которые позволяют монашество без священного сана просто не относить к духовенству. Но если монахи станут сверххристианами, получат некий непререкаемый авторитет, доселе не существовавший в церкви, последствия будут плачевными. Не зря церковь позволила женатым мужчинам принимать сан дьякона и пресвитера. Внутри духовенства должны быть люди, которые знают что такое семейная жизнь, что такое отношения между мужем и женой, родителем и ребенком.
 
Во многом, все настроения, основанные на финансовых трениях между епископами и приходским духовенством, существуют потому, что у русского епископата отрезан ген отцовства, но гипертрофирован ген монашества. Из пятидесяти девяти российских митрополитов ни один не был белым священником, не был женат и не имеет детей. Среди 120 российских епископов лишь 12 некогда состояли в браке, радость отцовства довелось изведать еще меньшему количеству епископов.
 
Постригаясь в монахи, человек приносит три обета – послушания, нестяжания и безбрачия. Для монаха, прошедшего при своем епископе-покровителе жесткую школу послушания, естественно требовать такового от своих подчиненных. И когда он, в свою очередь, становится архиереем, то он этого послушания требует ото всех.
 
Однако в Русской православной церкви не принято профанировать идеи. И если монах при постриге приносит обещание подчиняться начальникам, то это не значит, что этот обет распространяется на всех и каждого. В РПЦ сложилась практика принесения персональной клятвы правящему архиерею. Священник после рукоположения подписывает бумагу, в которой обязуется подчиняться своему епископу. Но вот Патриархия решила разукрупнить епархии. И новым правящим архиереем становится совсем не тот, кому была принесена присяга. Клятв со священников новому епископу никто не требует, логично ли требовать тогда подчинения?
 
ЧЕРНЫЕ И БЕЛЫЕ
 
Как в этой ситуации быть мирянину, ведь на него любой епископ смотрит как на своего послушника, который вообще не приносил никому никаких клятв? Получается, идея тотального монашеского послушания не задумывалась ни для среды мирян, ни для сообщества белого духовенства.
 
Попросту говоря, что хорошо внутри стен монастыря, не обязательно так же хорошо и снаружи. И когда женатый священник будет вытеснен из мира мирянина священником-монахом, начнутся такие же проблемы непонимания, какие мы видим сейчас между приходским духовенством и епископами.
 
Так же возможна и другая крайность. Нередко нормальные здоровые приходы под влиянием монахов превращаются в маленькие тоталитарные секточки с совершенно дремучими закидонами. А если церковное руководство добьется своего, и убедит мирян в том, что монах это сверх­христианин, обладающий безграничным авторитетом, то жизнь простых христиан очень часто будет принимать уродливые и безобразные формы. И на кону могут оказаться жизнь и здоровье детей.
 
Здесь достаточно вспомнить «Пензенских сидельцев», которые в 2007 году вместе с четырьмя детьми зарылись под землю, спасаясь от ИНН, трех шестерок в паспорте и грядущего конца света.
 
И поскольку миряне, живущие семейной жизнью, и монахи – это представители совершенно разных миров, то лучше им соприкасаться там, где это допускает церковь – на службе в монастырском храме. Чернецы будут стоять перед иконостасом, а миряне – за оградкой, в притворе.
 
Бесспорно, монахи хороши всем, и низкими затратами на содержание, и преданностью владыке, и готовностью по максимуму посвящать себя тому, что велит делать епископ. Но если их станет слишком много, там где их должно быть как можно меньше, и церковь, и нашу страну ждут серьезные потрясения.
 

Автор:  Дмитрий РУДНЕВ
Совместно с: 

Комментарии



Оставить комментарий

Войдите через социальную сеть

или заполните следующие поля



 

Возврат к списку