Как развалили «офшорное дело»

Сергей Гребенщиков: «Без чувства порядочности следователь может превратиться в палача или сгнить на крючке у противника или собственного начальства»

Газета «Совершенно секретно» продолжает цикл интервью с бывшими следователями по особо важным делам – «Важняки» СССР и России». (См. ранее интервью: с Валерием Костаревым «Легендарный Евграфыч», №2/391, февраль 2017 г.; с Евгением Бакиным «Как обезвредили «Вирус» и с Амурханом Яндиевым «Охотник за маньяками», №03/392 март 2017 г.; с Тельманом Гдляном «Кремлёвское дело», №4/393, апрель 2017 г.)

 За всю его жизнь не было у него поручения тяжелее, чем это. Он шёл по селу, не замечая ни золотеющих садов, ни дыма сжигаемой ботвы, ни лающих псов, сопровождавших его от автобусной остановки. Открыл калитку, постучал в сени… Вышла женщина, не то чтобы старая, но уставшая. Вынул удостоверение следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры России, представился. И сказал то, что боялись сказать другие. Её сына по ошибке обвинили в серийных убийствах, приговорили к смертной казни, приговор привели в исполнение. От имени российского правосудия принёс извинения. Потрясение, которое Сергей Гребенщиков испытал тогда, осталось на всю  жизнь.

 – Почему именно вам поручили эту трудную миссию? Вы же не имели никакого отношения к расследованию убийств, совершённых Чикатило.

– Не знаю.

 – Может быть, потому, что вы не смогли отказаться, как это сделали другие?

– Может быть. Кто-то же должен был посмотреть матери в глаза.

 – Вы помните её глаза?

– Да. Я увидел в них усталость и безнадёжность.

 – Как она восприняла известие, которое вы принесли?

– Обречённо. Она чувствовала, будто что-то случилось. Сказала, что видела сон: ей приснился голубой туман. Справедливости ради надо сказать, что сын у неё был непутёвый. Он принёс ей много горя. Но того, в чём его обвинили, не совершал.

 – Это было страшно – нести такое известие матери?

– Было стыдно! Я представлял всю правовую систему государства, которая именем закона убила невиновного человека.

– Сейчас всё чаще раздаются голоса о том, что в России снова нужно ввести смертную казнь. Как вы к этому относитесь?

– Боюсь, что, если мораторий на смертную казнь будет снят, судьбу Кравченко повторят многие. У нас проблемное общество.

 – После поездки в Запорожскую область вы не разочаровались в профессии?

– Нет. Но я очень остро почувствовал, какая огромная ответственность лежит на следователе.

 – Почему вы избрали именно эту профессию? У вас в семье были юристы?

– Нет, в семье юристов не было. Мама – врач-биохимик, отец – нейрохирург. Он хотел, чтобы и я стал хирургом. Эта работа вызывала у меня большое уважение. Огромная ответственность предполагала высокий профессионализм, мужество принимать решения и бороться за жизнь человека до последней возможности. Но я выбрал профессию следователя. К окончанию средней школы чётко знал, кем стану. В результате окончил юрфак Алтайского университета.

 – Алтайского? Вы родились на Алтае?

– Да, это моя малая родина.

Кравченко – невинно осуждённый и расстрелянный по делу Чикатило

ВЫЕМКА В ОБКОМЕ ПАРТИИ

 – Где вы начали работать?

– В сельской районной прокуратуре. Потом меня перевели в районную прокуратуру в городе. Там нас собралось трое молодых амбициозных следователей, не признававших никаких авторитетов, кроме Закона. Расследовал аварии на нефтеперерабатывающем и судостроительном заводах, должностные и корыстные преступления, убийства, изнасилования… Там же получил первое взыскание.

 – Заслуженное?

– Как сказать… По сути, да. Но в прокуратуре никто не имел опыта при расследовании клеветы. Мне, новичку, поручили необычное и весьма непростое дело. В ходе расследования, как у нас говорят, появилась судебная перспектива. И тут возник конфликт между прокурором региона и его заместителем, не заинтересованным в направлении дела в суд. Я почувствовал, что оказался в ситуации, в которой в любом случае буду не прав. Как себя вести? Я выбрал такую тактику: затаился, затих, старался не попадаться на глаза начальству и одновременно стал форсировать расследование. Никого не ставя в известность, пошёл и произвёл выемку в обкоме партии. Можете себе представить, какой скандал поднялся! Тут я и получил первую взбучку. Но в итоге-то дело всё равно направили в суд. Обвиняемый заявил отвод всем судьям региона. Дело для рассмотрения передали в другую область. Там ему и вынесли обвинительный приговор

 – Иногда такие дела ставят точку в карьере.

– В моём случае этого не произошло. Наоборот, меня перевели в прокуратуру Алтайского края.

 – Чему вы научились в этот период?

– Многому. Я оказался рядом с такими профессионалами, как Александр Подъяпольский, Лариса Ткаченкова, Михаил Рябцев, Лариса Митина. Смотрел, как они работают, обращался за советами… Но, пожалуй, главное, чему я тогда научился, это навыкам работы в условиях удалённых командировок. Рядом ни друзей, ни опытных коллег, посоветоваться не с кем. Рассчитывать приходилось только на себя. Каждое такое автономное «плавание» давало колоссальный опыт!

 – В вашей практике был человек, который чем-то запомнился: поступком, советом, личным примером?

– В конце 1980-х я был слушателем Ленинградского института повышения квалификации. Нам читал лекции Генрих Арсеньевич Густов. Удивительный человек! Он говорил: при расследовании важнейшим является умение находить вопросы. Поставишь верные вопросы – непременно найдёшь верные ответы. Сотни раз я убеждался в справедливости этого простого, но очень важного правила. С этим правилом и сегодня живу.

 – Как вы оказались в Генеральной прокуратуре?

– В течение трёх лет работал в бригадах, которые возглавляли «важняки» Александр Викторович Горбунов и Владимир Дмитриевич Данилов. Бригады расследовали убийства. После этого меня перевели на должность следователя по особо важным делам при Генеральном прокуроре России.

Образцовый «важняк» Александр Горбунов

 – Работа в бригадах Генпрокуратуры была своего рода проверкой?

– Ну да. Там всё по-серьёзному. Ведь дела, которые ведут группы «важняков», очень непростые. Их противники – разработчики хитроумнейших многоходовых схем, часто – влиятельные государственные чиновники. Поэтому существовала целая система профессионального взращивания следователей. Прежде чем пригласить в «важняки», прокуроры изучали уголовные дела, которые вёл претендент. В этот высший слой профессионалов приглашались только уже состоявшиеся специалисты, с обширной практикой ведения следствия в районных, региональных прокуратурах, сумевшие устоять и перед взятками, и перед славой. И что весьма важно – имевшие своё мнение и умевшие отставить его перед руководителем любого уровня. В «важняки» не попадала «пена», там были только «сливки»: Радик Савин, Иса Костоев, Евгений Бакин, Владимир Казаков, Александр Филин, Владимир Паршиков, Борис Уваров…

 – В каком году вас пригласили в Генеральную прокуратуру?

– В 1997-м.

 – Горячее было время! В эту пору здесь расследовали убийство журналиста Холодова, директора ОРТ Влада Листьева, банд во Владивостоке, Находке, Смоленске…

– Знаете, как это подтягивало! Понимаешь, что должен соответствовать уровню тех, кто ведёт такие дела.

 – Кого бы вы назвали образцовым «важняком»?

– Образцовый – значит почти идеальный. Но у каждого есть свои слабости, недостатки. Которые, кстати, часто являются продолжением достоинств. Но среди тех, у кого было чему поучиться, кому во многом следовало подражать, я назвал бы Александра Викторовича Горбунова. С ним всем было трудно: коллегам, подчинённым, начальству… Причиной часто были его чрезвычайная скрупулёзность, въедливость. Он учил личным примером: следователь не должен быть мелочным, но обязан быть въедливым к мелочам. Капля, пылинка, жест, случайная оговорка, тень могут указать направление верного расследования.

Кстати, о тени. Генеральная прокуратура расследовала исчезновение французского коллекционера с советскими корнями Басмаджана. Он остановился в гостинице «Россия». Ему позвонили, он вышел, сел в машину, и больше его не видели. Мы определяли время его разговора из телефона-автомата, установленного на стене гостиницы. Для этого пытались вычислить время смещения тени. Я наблюдал, как несколько человек, среди них и Горбунов, едва ли не на четвереньках ползали по асфальту, делая пометки мелом. Горбунову безразлично, как он выглядит со стороны, какое впечатление производит на окружающих, когда занят делом

 – Вы говорили, что одно из качеств, на которое обращали внимание при приёме на работу «важняком», было умение отстаивать собственное мнение перед руководителем любого ранга. Вам приходилось спорить с начальством?

– Разумеется, как и всем другим моим коллегам. Как-то мне поручили продолжить расследование в отношении известного бизнесмена – он передал взятку чиновнику Таможенного комитета. Считая, что собрал достаточно доказательств его вины, подготовил дело для передачи в суд. В это время состоялось совещание у заместителя генерального прокурора Катышева. Прозвучали мнения, что дело нужно прекращать по сугубо процессуальной проблеме, созданной ещё при возбуждении дела. Я заявил, что уголовное дело прекращать отказываюсь, поскольку не вижу для этого оснований. Вот как на это отреагировал заместитель генерального прокурора Катышев: «У следователя есть право настаивать на своих выводах. Завтра представьте мне уголовное дело». О ситуации Катышев доложил генеральному прокурору. Никаких криков, матов, угроз! Уверенность следователя в профессионализме и порядочности руководителя – непременное условие успеха при расследовании коррупционных дел.

Или вот ещё пример. Вызывает как-то к себе другой заместитель генерального прокурора и давай распекать. Гнев начальника был вполне объясним: вместо того, чтобы побыстрее закончить дело о взятках чиновником Госкомимущества, я, наоборот, в его отсутствие продлил срок следствия. Заместитель генерального потребовал так стукнуть кулаком, чтобы народ почувствовал – справедливость и законность в стране есть! Я положил на стол руку, сжал пальцы, затем разжал. «Кулака пока нет, – сказал я. – Всё утечёт между пальцев. Чтобы получился кулак, мне нужны заключения экспертов. Для экспертиз и продлён срок следствия». Руководитель выслушал аргументы и согласился. (Впоследствии дело направили в суд, был вынесен обвинительный приговор.)

Мне даже в голову не приходило опасаться за своё профессиональное будущее только на том основании, что я отстаиваю свою точку зрения, не согласен с руководителем. Профессиональная аргументированная позиция уважалась. Руководство поддерживало тех, кто не держался за кресло.

 – Что, с вашей точки зрения, значит расследовать уголовное дело в отношении крупного государственного чиновника?

– Это означает несколько лет работать в условиях круговой поруки, фальсификации и уничтожения доказательств, в условиях давления на ревизоров, экспертов, других специалистов… Причём работать автономно от своего руководства и коллег. При этом в отношении следователя возможны различные каверзы: провокации, ложь в прессе, а в итоге – взыскания от своих же… Как-то на одном из сайтов обнаружил давнюю статью, опубликованную, ещё когда расследовал дело в отношении подозреваемого в преступлении чиновника. Кем меня там только не выставляли: и глупый, и жестокий, и коварный – арестованного, якобы больного язвой желудка, заставлял кормить томатной пастой, помещал его в камеру к наркоманам, больным СПИДом… В другом случае один из моих оппонентов приписал себе болезнь и прошёл довольно болезненный курс лечения у моего родственника, а всё ради того, чтобы установить со мной контакт.

Мне клеветали на моих коллег. Обо мне сообщали ложь моим коллегам…

 – Что и говорить: неприятно пройти через всё это.

– Это естественная среда, в которой приходится работать следователю. Пройти это не так трудно, как может показаться со стороны. Весь вопрос в том, насколько вы, следователь, можете держать удар. Мне по-своему когда-то повезло: расследовал дело о получении вознаграждений руководителями МВД и Министерства безопасности России. Работать пришлось в условиях тихого и жёсткого противодействия. После того опыта у меня уже никогда не возникал озноб от уровня моих противников – каким бы высоким он ни был.

 – Вы говорите о ваших процессуальных противниках. Их интересы всегда представляли адвокаты. Причём адвокаты маститые. Как складывались отношения с ними?

– Мне везло на них.

 – Везло в кавычках?

– Нет, без кавычек. Умные, профессиональные адвокаты – это отличная подмога следователю!

 – Но многие ваши коллеги считают как раз наоборот: они разваливают дела!

– Развалить можно только то дело, которое плохо собрано, где мало доказательств или эти доказательства малоубедительны. Грамотный адвокат помогает следователю проверить прочность аргументов, выстроенной версии. Мне приходилось работать с такими адвокатами, как Александр Аснис, Анна Бочко, Михаил Бурмистров, Сергей Замошкин, Генрих Падва, Андрей Вышинский, Дмитрий Харитонов… Противостоять их некрикливому, спокойному, но мощному профессионализму было крайне сложно. Но серьёзный противник – лучший учитель

Бывший губернатор Вологодской области Николай Подгорнов

Фото: NEWSVO.RU

 ПОБЕГ ИЗ БУТЫРКИ

 – В своё время вы отдали под суд действующего губернатора Вологодской области Николая Подгорнова (1991–1996 годы). Он получил реальный срок – семь лет лишения свободы. Когда вы расследовали это дело, у вас была уверенность в том, что глава субъекта Федерации понесёт наказание?

– Моя задача заключалась в том, чтобы провести расследование «полно и всесторонне». Я это сделал. Совместно с коллегами из МВД и ФСБ, рука об руку с надзирающими прокурорами расследовал несколько десятков нарушений законов, допущенных губернатором. Суд согласился не только с доказанностью взяток, злоупотреблений, хищений, совершённых администратором, но и с доказанностью более «лёгких» преступлений – оплатой из государственной казны авиаперелётов по личным делам и прочих мероприятий, не имеющих никакого отношения к расходам в государственных интересах.

 – Но у расследования уголовного дела в отношении чиновника такого уровня, видимо, были какие-то особенности?

– То расследование было интересно не только приобретением опыта автономной работы в агрессивной среде (губернатора всячески поддерживали другие чиновники, зависевшие от него), но и автономной работой среди коллег, с которыми мы были единомышленниками. А это ещё труднее. В конце концов «ушли» на пенсию областного прокурора, который препятствовал следствию. Остался без должности начальник областного УВД, подчинённые которого под видом этапирования на экспертизу помогали скрыться обвиняемому в изнасиловании сыну губернатора. В связи с опасениями за судьбу местных ревизоров привлекли к работе их коллег из других регионов – они исследовали исполнение регионального бюджета, сметы администрации региона, использования федеральных целевых средств. Все эти вопросы решались, как говорится, в рабочем порядке. А вот вести игру со своими коллегами по следственной бригаде оказалось очень трудно.

 – Игру? Зачем?

– Возглавив бригаду, я же не знал качества каждого её следователя. Ведь кто-то из них мог информировать наших оппонентов о том, как идёт расследование, предупреждать о предстоящих обысках, выемках, разрабатываемых оперативных комбинациях. К сожалению, такие случаи в практике Генеральной прокуратуры бывали. Поэтому и приходилось часть информации скрывать. И вот к чему приводило моё молчание. Однажды Юра Котов, не зная о моих истинных намерениях, возмутился и пообещал написать рапорт о том, что я веду дело к развалу. А во время празднования дня рождения сотрудник прокуратуры Татьяна Малкова, негодуя от того, что следствие «замерло», вообще плеснула мне в лицо из рюмки. Она была уверена, что я предал общее дело и пытаюсь «вытащить» губернатора. А я ничего не мог сказать в ответ. Конечно, я чрезвычайно гордился тем, что со мной работают такие честные и принципиальные ребята. Но только когда были собраны убедительные доказательства, решился на арест администратора.

 – А как сложились ваши отношения с плеснувшей в вас коллегой?

– Я пригласил её работать в следственную группу по другому очень хлопотному делу.

 – Вероятно, судебный приговор чиновнику такого уровня, как глава субъекта Федерации, наиболее значим для вас?

– Совсем нет. Я больше горжусь другой историей – менее броской. В середине 1990-х прошлого века следователь по особо важным делам МВД России Тодоров расследовал дело о крупной финансовой махинации, но обвиняемому из следственного изолятора «Бутырка» устроили побег. Тодоров знал о том, что побег готовится под видом этапирования на Кавказ. Во вред себе «важняк» скандалил с прокурорами, всячески сопротивляясь выдаче арестованного. Однако побег состоялся. Но состоялся под… видеозапись, которую сделали оперативники не сдававшегося Тодорова. 

Вместе с коллегой Эдуардом Артюховым я проверял сведения о роли министра внутренних дел и сотрудников Генпрокуратуры, использовавших полномочия при создании условий для такого побега. В итоге виновные понесли наказание. Но что более важно – в результате нашей общей работы из кавказского плена были вызволены несколько российских военнослужащих.

 – Следственная бригада – это не только следователи, это ещё и оперативные работники МВД и ФСБ, которые добывают информацию. Как у вас с ними складывались отношения?