Лариса Латынина: «Мы были первыми, но мы не были звёздами…»

Имя Ларисы Латыниной несколько десятилетий означало для миллионов людей – не обязательно даже спортивных фанатов – совершенство. И непобедимость: великая гимнастка имеет самую большую коллекцию олимпийских наград – вдумайтесь, за всю историю мирового спорта. Она завоевала 9 олимпийских медалей (1956, 1960, 1964).

Сегодня, накануне бразильской Олимпиады, когда наши спортсмены оказались под мощным прессингом международной бюрократии, эти воспоминания звучат особенно поучительно: история Ларисы Латыниной – пример мужества и преодоления тех трудностей, без которых невозможна жизнь в спорте

– Войну хорошо помните?

– А как же. Одно из самых сильных воспоминаний – как на Суворовской, главной улице Херсона, вешали партизан. Перед кинотеатром, где в мирное время всегда народ собирался. Народу очень много пришло.

– Насильно пригнали?

– Да нет, сами собрались… 1941 год, мне семь лет было. И вот когда из-под ног партизана немец выбил табуретку, оборвалась верёвка. И толпа страшно закричала. По каким-то неписаным правилам, если висельник срывается с петли, то полагается помиловать. Но его снова затащили на помост, накинули петлю и повесили.

С родителями Пелагеей Анисимовной и Семёном Андреевичем (погиб под Сталинградом). 1941

Второе яркое воспоминание – когда колонну наших пленных гнали прямо мимо нашего дома по Советской. Немцы вернули всем улицам старые названия, и она стала называться Дворянская… В потрёпанных шинелях, избитые, обречённые. У одного на ремне, помню, болталась привязанная свёкла. А наши мамы уже откуда-то знали, что пленных погонят. Так они заранее пекли лепёшки, и когда колонна проходила, они их рвали и кидали прямо в ряды. И вот мы всем двором выскочили, кидаем хлеб, они ловят. А один солдат не дотянулся, и лепёшка упала в стороне, на землю. Он – за ней. А конвоир сорвал с плеча ружьё с примкнутым штыком и прямо этим штыком пленного – в зад. Тот жутко завыл. Говорили, что их конвоируют румынские солдаты. И много лет спустя, в 1950-е – 1960-е годы, на олимпиадах, когда объявляли выступление румынских девчонок, я содрогалась.

– Ну, эти-то девчонки точно ни при чём…

– Это понятно… Немцы тоже были разные. Мы жили в подвале многоэтажного дома. Двор был такой большой, что в нём до войны стояла воинская часть. А в войну немцы тоже здесь расположились. Иногда они заходили в квартиры. Посмотреть, что за народ живёт, нет ли евреев или чего подозрительного. В одной квартире они увидели пишущую машинку и сразу же хозяев расстреляли.

Как-то раз немец пришёл к нам. А у нас на стене висела фотография маминой подруги, где она запечатлена с мужем, погибшим ещё на Финской. Он в пилотке и с орденом Ленина. Мама была не робкого десятка. Она лихо с немцами разбиралась, за словом в карман не лезла. И вот она этого немца – в штыки. Вали, мол, отсюда. А он увидел фотографию и вдруг говорит: «О! Ленин, гут! Их бин коммунист!» Этот Ганс, так его звали, потом доступными словами и жестами рассказал, что ещё до войны участвовал в демонстрациях, ходил с красным флагом. Говорил, что, дескать, все настоящие фашисты остались в Германии, в тылу, а на войну под пули погнали таких, как он, коммунистов, чтобы их, мол, меньше осталось.

С этим Гансом связан случай. Ну, все знают, какой холодной была зима сорок первого. У немцев в запасах помёрзла картошка. Они высыпали её посередине двора. Мы её потихоньку подбирали и ели. Однажды приходит Ганс и приносит здоровенную десятилитровую металлическую банку фасоли. А этот Ганс обычно стоял в оцеплении здания, где держали тех самых наших пленных солдат. Сидельцы бросали из окон записки со своими именами. Надеялись, что найдутся добрые люди, которые под видом родственников принесут им что-нибудь поесть. И вот Ганс несколько дней собирал эти записки, принёс нам и объясняет: вы, говорит, отварите картошку, перемешайте с фасолью и отнесите пленным. Назовёте их фамилии, скажете, что это для них передачи.

– Не аукнулись вам эти годы, проведённые в оккупации? В анкетах ведь даже графа была соответствующая.

– Я этого не скрывала, но проблем как-то не было. Ни при вступлении в комсомол и в партию, ни при оформлении документов для выезда за границу.

– На этот период войны приходятся первые годы вашей учёбы в школе.

– Украина была под немцами до 1944-го. Первый класс я окончила в Херсоне, а потом мама отправила меня к родственникам в деревню, подальше от голода. В деревнях с продуктами было полегче. Сейчас про моё поколение часто говорят: «дети войны». Это про тех, кто родился за пять – семь лет до 1941 года. Как ни удивительно, хроников среди них всегда было больше, чем даже среди фронтовиков. На фронт шли хоть иной раз и совсем молодыми, но всё-таки уже физически сформировавшимися людьми. Да, солдаты страдали, их тела были изуродованы, но организм восстанавливается, раны заживают. Совсем другая история с детьми – они только формируются. Вот деревня отчасти спасала. Чего мы там только не ели… Откапывали подснежники и ели их луковицы. Вы ж не знаете, они сладенькие, вкусные. Ягоды с кустов боярышника обдирали, стелющуюся зелёненькую травку, «кашку». Городским это было недоступно. А грозди цветущей акации! Мы этими цветочками просто объедались

– Ну а с учёбой как было?

– Ничего особенного – кроме того, что немцы ввели Закон Божий. А потом, когда после освобождения Херсона я вернулась в город, то меня вместо того, чтобы перевести в четвёртый, снова отправили во второй класс. Не было доверия к знаниям, полученным под немцами.

И вот закончилась война. Папа из-под Сталинграда не вернулся. Я продолжала учиться. В четвёртом классе стала заниматься балетом. Но студия была платной и скоро закрылась: родителям это было не по карману. Зато в школе работала секция гимнастики, бесплатная, разумеется, – ну я и пошла туда.

– Вообще, это интересная тема: Великая Отечественная – и спорт. Обратите внимание: мировых успехов советские спортсмены начали достигать в 1950-е – 1960-е годы. Побеждали те самые «дети войны», поколение 1930-х – 1940-х.

– А это, вы знаете, вполне объяснимо. С фронта не вернулись миллионы мужчин. Что оставалось делать матерям, особенно многодетным, чтобы их мальчишки и девчонки не оказались на улице? Сами-то женщины от темна до темна пытаются заработать на хлеб, поднять страну из руин. Что, спрашивается, должно было делать государство, которое с таким трудом справилось с беспризорностью после Гражданской, а теперь вновь стояло перед угрозой появления миллионов никому не нужных, оставшихся без внимания малолеток? Массовый спорт, физкультура, секции при школах, интернатах, детдомах, домах культуры. Для несметного числа людей, покалеченных войной, это была единственная возможность обезопасить своих детей от втягивания в бандитские шайки.

Л. Латынина и Б. Шахлин на параде физкультурников в Киеве. 1959. Борис Шахлин вошел в историю как первый гимнаст, завоевавший золотые медали на трёх олимпиадах подряд

Может быть, прозвучит казённо, но спортсекции именно в то время приобрели как никогда огромное воспитательное значение. Если бы не они, неизвестно, куда занесла бы жизнь молодых людей, оставшихся без отцов, без родителей. В итоге эта огромная масса детворы, которая была вброшена в общественный спорт, и дала такое невероятное количество рекордсменов и чемпионов. Причём без этой социальной базы у нашего спорта не было бы таких успехов и потом, в 1960-е – 1970-е.

Объективно же массовый спорт у нас стал зарождаться в 1930-е годы – с началом масштабного строительства стадионов, спортзалов, с появлением ДОСААФ. Однако даже до участия в олимпиадах, не то что до олимпийских медалей, мы тогда ещё не дотягивали. Первые Игры, в которых участвовала сборная СССР, – это Финляндия, 1952 год.

– То есть спорт был в определённом смысле спасением… А результатом стали те самые невероятные достижения, о которых сегодня остаётся только мечтать.

– Мне кажется, сейчас мы опять будто бы после войны. Нет угрозы массового бандитизма 1940-х, но есть другая беда: алкоголизм, наркомания. Спасение – в развитии спорта. Надо вовлекать молодёжь. Чтобы они жили долго, были здоровыми и рожали новые здоровые поколения.

На соревнованиях в Киеве. Начало 1950-х годов

«Учиться надо, а не кувырки делать!»

– Давайте вернёмся к вашей лёгкой атлетике.

– Я стала мастером спорта, когда у нас было шестиборье: перекладина, параллельные брусья, кольца. А колец и перекладин в нашем школьном зале не было. Не помещались: зал маленький. Приходилось ходить в зал «Авангард», который располагался в бывшей церкви. Занималась там по утрам целый час. В два заканчивались уроки. Обед – и снова тренировка, два с половиной часа. Приходила домой, ужинала. Сил на домашние задания уже не было. Ставила будильник на час ночи. Спала. Просыпалась, до трёх-четырёх утра делала уроки. А потом ещё пару часиков сна добирала. И меня эти тренировки на износ, представьте, не угнетали, наоборот. Положительные эмоции, позитив

– А уроки делать было, конечно, неинтересно.

– Здесь я уже умом понимала, что это необходимо. И в школе всегда была отличницей. С самого начала моих занятий в гимнастике мама сказала моему тренеру Михаилу Афанасьевичу, что, если у Ларисы в табеле появятся тройки, ноги её в гимнастическом зале не будет. Мама сама была неграмотная, осиротела ещё лет в десять и рано начать работать. Поэтому мечтала воспитать меня такой, какой, наверное, хотела бы стать сама, но не сумела. Поэтому я сначала старалась под давлением мамы. А потом это всё меня пробрало, и мне самой начало нравиться!

Я полюбила весь процесс учения, целиком. Мне нравилось подсказывать на уроках, давать списывать. Когда я поступила в политехнический, и мне пришлось гораздо чаще ездить на сборы и соревнования, то занималась я вообще только ночами. Начертательной геометрией, математикой…

Но точку поставила преподавательница химии. Наша сборная выступала в Париже на больших соревнованиях, и я пропустила сессию. Вернулась, получила разрешение декана и пошла на зачёт по химии. А преподавательница пожилая, строгая: «А почему, собственно, я должна принимать зачёт у вас отдельно от группы?» Я ей с гордостью сообщаю: была на соревнованиях в Париже. А она вся из себя такая, постаревшая французская мадемуазель. С рюшечками, воротничками… Когда она услышала про Париж и гимнастику, сказала: «Милочка, вы студентка ордена Ленина Политехнического института, и здесь вам не кувырки надо делать, а учиться, денно и нощно». И выставила меня. Ну, я – в деканат, написала заявление: перевожусь в физкультурный. Декан уговаривал, предлагал учиться по индивидуальному графику. Но я перевелась.

– Ну зачем? Вам на перекладине надо было тренироваться. А физкультурный институт – разве не ширма, не образование для галочки?

– Для галочки учиться можно в каком угодно вузе. А можно в физкультурном по-настоящему… Правда, потом я жалела, что не пошла в Киевский университет, на журфак. Это ведь гуманитарные науки! Едешь на сборы – книжки читаешь. Я к знаниям стремилась. Да и в политехнический пошла потому, что в школе безумно любила математику, тригонометрию, все точные науки, любила чертить…

– И всё-таки: для чего диплом человеку, который должен, как говорится, крутить педали? Ну, «корочки» – это понятно…

– Да, я вижу много спортсменов, которым учёба совершенно до лампочки. А в наше время мы хотели получить диплом. В 1956 году по дороге с Олимпийских игр в Мельбурне мы крепко поспорили с легендарным футболистом Эдуардом Стрельцовым. Он в то время заканчивал школу рабочей молодёжи и делился планами: я сейчас приеду и пойду просить, чтобы мне выписали аттестат зрелости. Я ему говорила: Эдик, так ведь у тебя же знаний никаких нет! Он: а на фиг они мне нужны! Я забиваю, и это основное…

– Абсолютно верно и честно.

– «Они выпишут мне аттестат зрелости, и я с ним пойду, поступлю в институт». Меня это возмущало. Потому что даже в Институте физкультуры училась добросовестно. Всё сдавала… Даже те дисциплины, которые были, мягко говоря, не моими. Плавание брассом на спине я так сдавала, что меня потом еле откачали. Нахлебалась хлорированной воды, меня выворачивало всю. Если я чем-то занимаюсь, то хочу, чтобы никто никогда мне не мог предъявить каких-то претензий. Это моё, извините за выражение, кредо.

К. Ворошилов награждает Ларису орденом Ленина за победы на Олимпиаде в Мельбурне. 1957. Тогда Лариса выиграла четыре золотые медали: в командном, абсолютном первенствах, вольных упражнениях, опорном прыжке. И ещё серебряную – за брусья

Неромантичный брак

– Когда вы стали Латыниной?

– В 1955-м году, перед Фестивалем молодёжи и студентов в Варшаве. Там я впервые была уже не Дирий, а Латынина.

– А с будущим мужем где познакомились?

– Он учился в мореходном училище в Херсоне. А я была школьница. Обучение было раздельное, и на праздники к нам приходили мальчики из мужских школ. А иногда приходили курсанты мореходного училища… Вот курсанты, считали мы, – это высший класс.

– То есть первая любовь.

– Да. Иван Латынин. Я сразу сказала маме, что подружилась с мальчиком. А она у меня была строгих правил и заставила с ним познакомить. Он по воскресеньям приезжал к нам на обед. С едой в мореходке было не очень, и мама с удовольствием Ивана подкармливала. Он, тоже с удовольствием, ел борщи, и в этом отношении никого лучше Ивана для неё не было. Когда он окончил училище, стал плавать на Каспии. А я окончила школу, и мы с мамой переехали в Киев. Мама меня одну не отпускала. Вместе жили в общежитии

– Она за вас беспокоилась.

– Блюла. Я ведь уже училась в политехническом, окунулась в студенческую среду. К тому же выступала за сборную страны, и на меня стали обращать внимание мальчики, приглашали в кино, провожали домой.

– Но мама блюла…

– Абсолютно. И твердила: только Иван. Никого больше видеть не хотела. А у меня эта влюблённость как раз стала уходить на второй план. Когда мама узнала, она мне такой скандал закатила! Вызвала Ивана из Баку и поставила передо мной вопрос ребром: или Иван, или ты мне не дочь.

Я посопротивлялась, но поскольку была сильно увлечена гимнастикой, то решила не тратить энергию на войну с мамой. Мне важнее было прийти домой отдохнуть, позаниматься. В очередной раз, когда она вызвала Ивана, мы пошли в какой-то отдел загса, поднялись по какой-то лестнице под крышу, подали заявление. Нам сказали: «Приходите через неделю». Мы пришли через неделю. Спросили: «Будете менять фамилию?» – «Мне всё равно». Иван: «Будет». И мы поженились…

В общем, первый брак у меня заключался неромантично. Ну, а потом…

– А жить вы, простите, продолжили с мамой в общежитии?

– Да.

– Бедный моряк…

– Но он потом ещё два года служил на Каспии. Когда вернулся в 1956 году, мне как раз предоставили квартиру в Киеве. Квартира мне полагалась, так как я уже не один год была чемпионкой Украины и СССР, имела много союзных медалей, выиграла на фестивале в Варшаве, готовилась к Олимпиаде. Было мне 22. Зампред Спорткомитета Украины всё время говорил маме: «Вот, строится дом, в нём мы вам дадим квартиру». Дом заселялся, квартиры в нём давали кому-то другому, а мы оставались в общаге. В конце концов мама не выдержала и отправилась в Спорткомитет, который находился на Крещатике, напротив Музея Ленина. Там она заявила: «Я соберу все Лорины медали. Поставлю напротив ваших окон у Музея Ленина стол, всё это выложу и напишу, что вы уже который год нас обманываете».

На съёмках передачи о жизни чемпионки Украины и СССР. 1961

 – И на следующий день вы уже справляли новоселье?

– Через месяц. Двухкомнатная. Одна комната проходная, пятнадцать метров, вторая – восемь. Кухня – четыре.

– По тем временам, да и сегодня – огромное счастье.

– Нам с Иваном это был подарок.

 – А как же мама?

– Мы с мужем взяли себе восьмиметровку. А мама – в проходной, на диване.

– Наверное, она и там была лишней.

– Нет. Я постоянно была на сборах, на соревнованиях, а Иван с мамой ещё в Херсоне нашли общий язык. И они вдвоём ждали меня. У них были прекрасные взаимоотношения. И до сих пор Иван говорит, что вспоминает тёщу каждый день. Ездит к ней на кладбище… Но он совсем другого склада человек. Не по моему характеру. Не интересовался музыкой, литературой.

– Моряк.

– Не курил, не пил… Нет, я тоже не курю и не пью, но… Мы по натуре были совершенно разные люди. Возможно, мы и раньше бы развелись, если бы…

– …если бы не мама.

– …если бы не спорт. Он способствовал благополучию семьи. Вот я приеду домой со сборов, всё хорошо, и – уехала. И всё нормально.

– Выходит, спорт позволял закрывать глаза на проблемы во взаимоотношениях. И чего тут хорошего?

– Мы не то что закрывали глаза, мы просто этого как-то не осознавали. И вот только когда я ушла из гимнастики и надолго осталась дома, я это поняла, и нам пришлось расстаться. Но мы поддерживаем хорошие отношения. Он отец моей дочки.

С Иваном и дочкой Таней

«Я никогда не купалась в благополучии…»

– Вы в двадцать с хвостиком уже блистали – призы, медали, квартира, поездки по всему миру. Сейчас далеко не у каждого именитого спортсмена такое получается.

– В то время это было естественным. Это сейчас всё только продаётся. А тогда
спортсменов на руках носили. Заметьте – их успехи приравнивались к успеху страны.

– Многое у вас не получилось бы, не будь такой требовательной мамы.