Любовь земная

Автор: Таисия БЕЛОУСОВА
01.07.2004

Таисия БЕЛОУСОВА

Обозреватель «Совершенно секретно»

«Ибо если вы будете прощать людям
согрешения их, то простит и вам
Отец ваш небесный»

Евангелие от Матфея, 6.14

Он

 

Сергей Михайлович Извеков появился на свет 23 июля 1910 года в городе Богородске (ныне Ногинск). Его отец, потомок обедневших дворян, был служащим, мать – домохозяйкой. Для Михаила Карповича и Пелагеи Афанасьевны сын был желанным ребенком. После рождения старшей дочери все их дети умирали в младенчестве. Во время очередной беременности Пелагея Афанасьевна пообещала: если сын родится, она посвятит его Богу. С детства мать внушала это мальчику, учила его молитвам, водила в церковь, возила на богомолье в Троице-Сергиеву лавру. Сережа ее надежды оправдал – в 15 лет стал иноком московского Сретенского монастыря, через два года принял постриг под именем Пимена.

Чтобы избрать монашеский путь в разгар оголтелой антирелигиозной кампании, надо было обладать мужеством. Только вот знал ли 17-летний парнишка, на что себя обрекает, давая обет безбрачия, отказываясь от родных и близких...

После пострига Пимен, обладавший прекрасными музыкальными способностями, вначале был певчим, затем руководил хорами в московских храмах. Сдав экзамены за курс духовного училища, был рукоположен в иеродиаконы, через год – в иеромонахи.

В 1935 году художник Павел Корин, работавший над картиной «Уходящая Русь», уговорил Пимена позировать ему. Вскоре после этого иеромонах – за отказ служить в армии по религиозным убеждениям – был осужден. Наказание отбывал в Средней Азии. Оттуда в 1941 году был отправлен на фронт, предположительно в штрафбат.

О своем фронтовом прошлом Пимен практически никогда не рассказывал. Обронил как-то, что служил в конной разведке и однажды попал на минное поле. Положившись на волю Божию, он отпустил поводья, его примеру последовали другие разведчики, и кони вынесли их на безопасное место. Был случай, когда полк, где служил иеромонах, оказался в окружении под мощным артиллерийским огнем. Отчаявшиеся бойцы бросились к Пимену: «Батюшка, куда нам идти?» Тот, достав из вещевого мешка маленькую иконку Богоматери, стал молиться. Говорят, Заступница указала верную дорогу, и солдаты спаслись.

В 1943 году Пимен был ранен. Из-за путаницы в документах (писарь внес его в список пропавших без вести) иеромонаха сочли дезертиром, и он угодил под трибунал. Выручил генерал Ватутин.

Ранение было настолько тяжелым, что Пимена после лечения в госпитале комиссовали. Патриархия направила его священником в Благовещенский собор города Мурома. Потом служил он в Одессе и Ростове-на-Дону, был наместником Псково-Печерского монастыря и настоятелем Троице-Сергиевой лавры. И везде любили его верующие за простоту и скромность, за отзывчивость и доброжелательность. Его преданность Церкви, трудолюбие, строгость по отношению к себе, отсутствие властолюбия ценили в Патриархии. В 1950 году Пимен становится архимандритом, в 1957-м – епископом, в 1960-м – архиепископом и членом Священного Синода, в том же году его назначают управляющим делами Московской Патриархии.

Успешной карьере Пимена некоторые завидовали. Но никто не знал, как гнетут его одиночество и болезни, как нуждается он в ласковом участии и добром слове близких...

Она

 

19 января 1930 года, в светлый праздник Крещения Господня, в крымском поселке Токмак родилась девочка – Лида Стрельникова. Через пять лет ее родители перебрались в Сухуми. Варвара Алексеевна (из дворянского рода Глебовых) и Василий Андреевич (из семьи небогатого мелитопольского помещика), люди глубоко верующие, не пропускали ни одной службы в местной церкви, помогали священнику чем могли: Варвара Алексеевна убирала в храме, вышивала иконы, пела в хоре, пекла просфоры и куличи, а муж ее по праздникам исполнял обязанности иподиакона.

Когда они задумали окрестить дочь, крестным отцом попросили стать их доброго знакомого – архиепископа Петергофского Николая (в миру Борис Дорофеевич Ярушевич), сыгравшего немаловажную роль в судьбе Лиды.

Архиепископ (с 1941 года митрополит Крутицкий и Коломенский) Николай был личностью незаурядной. Еще до Первой мировой войны он блестяще окончил семинарию и духовную академию. Приняв монашеский постриг, проповедовал Слово Божие в питерских трущобах, в санитарном поезде и на фронте, а в 1920-е годы утешал и ободрял товарищей по северной ссылке. Осенью 1941-го Николай, тогда уже экзарх Украины, вместе с другими беженцами ушел пешком из окруженного немцами Киева с одним посохом в руках. Мучительная гибель стариков, женщин, детей, которых фашисты расстреливали с самолетов, потрясла владыку. Когда он, полубосой и истощавший, добрался до Москвы, его голова была совсем седой. В войну он оставался в столице, управляя делами Патриархии. Часто выезжал на фронт, в частности, передавал танковую колонну имени Дмитрия Донского, построенную на деньги верующих. Как член Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний захватчиков, посещал, порой с риском для жизни, только что освобожденные районы. В 1946-м митрополит Николай возглавил отдел внешних церковных сношений (ОВЦС) Московской Патриархии и стал членом Всемирного Совета Мира. Занимая высокие посты, жил он весьма скромно; много занимался благотворительностью, которая всегда была тайной.

О своей крестнице владыка не забывал никогда. Писал ей письма, передавал с оказией посылочки, приезжая на отдых в Сухуми, много общался с нею. И Лида доверяла крестному все свои секреты. В 1947 году, когда она поступила в Московский областной пединститут (на факультет иностранных языков), они стали видеться чаще. Митрополит крестницей был очень доволен: в письмах к Стрельниковым хвалил Лиду за доброту и отзывчивость, за душевную чуткость, восхищался ее поэтическим талантом: «Радуюсь на родителей, имеющих такую дочь!»

В 1950 году в пединституте узнали о «вопиющем» факте: Стрельникова верит в Бога, ходит в церковь и дружит с «попами». Однокурсники советовали Лиде повиниться, мол, попы голову задурили, и пообещать, что в церковь она больше ни ногой. Но отказаться от Бога, предать крестного отца она не могла. Ее отчислили из института.

Только осенью 1956 года митрополиту Николаю через знакомых удалось прописать крестницу в Подмосковье и устроить на работу в Государственный комитет по делам изобретений и открытий. (В 1960 году она перешла в НИИ государственной патентной экспертизы, где проработала почти до самой пенсии.)

1965 год. Лидия Васильевна Стрельникова…

Митрополита Николая печалила неустроенная личная жизнь крестной дочери, волновало ее здоровье (та страдала гипертонией). Он познакомил Лиду со своей прихожанкой, врачом кремлевской поликлиники, Александрой Васильевной З-ч. Скромная, милая девушка пришлась той по душе, она даже уговорила ее переселиться в свою московскую квартиру, стала ее «московской мамой».

Весной 1960-го митрополит Николай попал в опалу – был весьма резок в разговоре с Н.С. Хрущевым, обвинил его в массовом закрытии церквей и монастырей и преследовании верующих. Митрополита лишили поста председателя ОВЦС, запретили служить в храме, посоветовали подать прошение об уходе на покой, потом попытались выслать в отдаленный монастырь. Травля не прошла даром, владыка тяжело заболел и незадолго до смерти попросил архиепископа Пимена позаботиться о его крестнице.

«И в моей осени засветило весеннее солнышко…»

 

Их первая встреча состоялась в Бауманском переулке, в небольшом деревянном домике, где жил владыка Николай. Ясноглазая, улыбчивая, доброжелательная Лида понравилась Пимену с первого взгляда. А ее красивый архиепископ поначалу испугал своим строгим и неприступным видом. Но потом, во время беседы за чаем, она вдруг поняла, что он – добрый, что за напускной строгостью скрывается ранимая душа. И так ей захотелось поддержать его, сказать какие-то ласковые слова...

Вскоре Пимен уехать служить в Тулу, потом стал митрополитом Ленинградским и Ладожским. С Лидой и опекавшей ее Александрой Васильевной у него завязалась дружеская переписка. Осенью 1963-го Пимена назначили митрополитом Крутицким и Коломенским, и он перебрался в Москву. При всей своей занятости (а он был еще и членом Советского Комитета защиты мира, Комитета по связи с соотечественниками за рубежом, членом Всемирного Совета Мира) он находил время, чтобы позвонить своей подопечной.

В августе 1966-го Лида в тяжелом состоянии попала в больницу. Только тогда Пимен понял, как дорога ему эта женщина. То и дело он передавал ей через Александру Васильевну нежные, ободряющие записочки: «Мне хотелось бы, чтобы Вы были умницей! Не хандрили, не расстраивались и помнили всегда, что у Вас вся жизнь впереди!.. Вы такая замечательная и добрая, что даже не побоялись умирающей соседки и оказывали ей последние услуги. Я ее обязательно вспомню (в молитвах. – Авт.).

Никогда не забываю Вас. Об этом и просить не надо. Я отношусь к разряду людей чутких и сразу, при первом знакомстве с Вами, хорошо понял, что Вы собой представляете как человек, и почувствовал Ваше отношение ко мне. Да будете Вы за все хорошее и доброе вознаграждены здоровьем и всем самым светлым и радостным в Вашей жизни... Еще раз прошу Вас самым усердным образом – берегите себя... Все пройдет, и вы поправитесь. Будете меня вновь утешать Вашим присутствием в Е(лоховском) и... все будет хорошо. С постоянной памятью и уважением. +Кр(утицкий)»

После больницы Лида уехала в отпуск к родителям. 28 сентября она отправила Пимену письмо с признанием в любви. (Долгие годы в этот день он будет поздравлять Лидию: «Сегодня наш дорогой день! День, который принес радость, и в моей осени засветило весеннее солнышко. Я... очень хочу, чтобы ты была самая счастливая на свете в продолжении всей жизни... Так хочется еще и еще вспоминать, еще и еще поздравлять...»)

Из письма Пимена от 5.10.66: «Спасибо за слово «скучаю», которое дает мне возможность не стесняясь писать Вам, когда у меня будет настроение и желание. Такое желание у меня бывает часто, и я боялся (своей) назойливости и недовольства с Вашей стороны тем, что во время отдыха Вас посещают мои письма и доставляют беспокойство... Наверное, Вы, отдыхая, все время чувствуете мою тень, сопровождающую Вас по пятам? Я все время думаю о Вашем отдыхе и предаюсь всевозможным предположениям, может быть, фантастическим, но... мысль всюду следует за Вами!..

Я часто думаю о том, что как хорошо родство душ, и как хороша возможность ощущать близкого, дорогого человека, и какое большое наслаждение в жизни дает такое ощущение!..

Вчера мне подарили собрание сочинений С. Есенина, и я в свободное время перечитываю... И стараюсь заглушить скуку и отсутствие возможности слышать любимый голос по телефону, но... все равно ничего не получается! До скорой, радостной встречи. С любовью+ Кр(утицкий)»

Когда Лида вернулась в Москву, у них состоялся серьезный разговор. Пимен переживал, что их отношения испортят ей жизнь. Ну что, кроме своей любви, мог он предложить молодой, симпатичной женщине? Ведь даже показаться на людях вместе они не могли без благовидного предлога! А она была согласна на все...

Любовь, похожая на сон

 

Осенью Лида уезжала к родителям в Сухуми. И он просил: каждый вечер ровно в десять вспоминай меня. И каждый день летели к ней телеграммы, письма и открыточки – с ее любимыми розами: «...пусть они напоминают о тех, которые остались на столе и не хотели увядать...»

Он поздравлял Лиду с праздниками, рассказывал о служебных делах, иногда сетовал на нездоровье (с 1947 года мучил его диабет, временами болели ноги и случались сильные сердечные приступы), но чаще трогательно уговаривал ни о чем не печалиться и «беречь свое сердечко».

«Сейчас шесть с половиной часов вечера, и я тебя провожаю мысленно. Слышал только что твой голос и... нахожусь под его впечатлением. Через полтора часа поезд унесет тебя к самому синему морю, в тепло и ласку дорогих, родных сердец. Я же тебя не увижу бесконечно долго!..

Буду с терпением и стойкостью дожидаться двух двоек следующего месяца. Если бы ты знала, как грустно, грустно. Я знаю... уверен, что ты чувствуешь...»

…и Сергей Михайлович Извеков (в то время митрополит Крутицкий и Коломенский)

«Дорогая Солношулечка! Сегодня Вы еще в дороге, а я уже пишу в надежде порадовать Вас моей весточкой в день приезда. Вчера было очень грустно на душе. Представлял себе, как неумолимо застучали колеса и унесли дорогое существо в далекие края. Вслед за поездом понеслись и мои мысли и чувства, для которых не существует ни предела, ни расстояния...»

«Ты знаешь, как мне приятно бывает получить твое письмо. Это единственный источник тепла и радости!.. Я очень сожалею, что не могу быть участником вечерних бесед за чайным столом. А так хотелось бы, и такое было большое стремление. Видимо, такова уж судьба, и обстоятельства бывают сильнее нас...»

«Я чувствую себя как-то странно в связи с тем, что нарушился мой режим дня и кажется необычным... по несколько раз в день не звонить по известному телефону и не слышать тот голос, который является голосом радости и успокоения!»

«Дорогая Чудесулечка! Большое спасибо тебе за письмо с веточкой из трех листьев, с замечательными родными словами и мыслями! Я очень хочу, чтобы все было именно так и разлуки не было ни в жизни, ни в смерти!.. Жду с нетерпением возвращения. Всегда с любовью. +М(итрополит) П(пимен)»

Из письма Лиды к родителям: «Родные мои, он вас так любит, так часто вспоминает везде и всюду и все ждет в гости. День рождения, как и Новый год, встречали вместе очень хорошо. Дарили друг другу подарки... Роднулечка меня лелеет, как вы просили, бережет, любит. Я знаю, что я счастлива, я это хорошо чувствую, и в то же время самой не верится, что все это происходит со мной, что так бывает наяву, что это не сон, а чудесная земная сказка, произошедшая по вашим мольбам, мои родные. Любите его, как он любит меня и вас!»

Но имя «роднулечки» она хранила в тайне от родных, для них он был просто Сергеем Михайловичем. О грешной ее любви знали только верная Александра Васильевна и... племянница Тамара.

Тамара училась в Ярославле и часто бывала в Москве у тетки. С Сергеем Михайловичем познакомилась по телефону. Он был неизменно любезен, расспрашивал Тамару о студенческих делах, советовал побывать на какой-нибудь выставке, а потом поделиться впечатлениями. Нередко присылал билеты в Большой театр и на Таганку, в «Современник» и в Ленком; если спектакль заканчивался поздно, у театра их с Лидой ждала черная «Волга» Сергея Михайловича. Иногда он передавал для Тамары забавную безделушку, или флакончик французских духов, или красивую коробку конфет.

Однажды Тамара спросила, почему Сергей Михайлович никогда не ходит вместе с ними в театр? Лида ответила, что по долгу своей службы он не имеет права показываться в таких местах. Сложив вместе служебный долг, черную «Волгу», дефицитные подарки и постоянные поездки за границу, Тамара решила, что Сергей Михайлович разведчик.

«Как-то Лида повела меня в Елоховский собор, – рассказывает Тамара. – Когда митрополит Крутицкий и Коломенский начал проповедь, я буквально вцепилась в тетку: «Это же Сергей Михайлович, его голос...» Та смутилась: «Глупости, тебе показалось» – но, выйдя после службы из храма, призналась: «Да, это Сергей Михайлович, мы любим друг друга давно...» Я возмутилась: «Он же митрополит!» Лида вспыхнула: «А кто дал тебе право судить его?! Что ты вообще знаешь!..»

В золотой клетке

 

В 1971 году Пимен стал Патриархом. Доля ему выпала незавидная. Что греха таить, он возглавил Русскую Православную Церковь потому, что в верхах его сочли наиболее лояльным. (Лидия Васильевна как-то обмолвилась: «Назначили его, а куда денешься?») Его награждали орденами, отправляли в зарубежные командировки, избирали депутатом Верховного Совета СССР и делегатом партийных съездов (ни на одном заседании он не присутствовал, ссылаясь на нездоровье). Но при этом вся его деятельность строго контролировалась Советом по делам религий. Он не имел права свободно посещать епархии и общаться с паствой. Даже лечиться или отдыхать ему дозволялось только в правительственных санаториях либо на патриаршей даче в Одессе. Как-то «светские» помощники устроили ему секретный круиз по Волге. В Ульяновске Патриарх хотел было направиться в церковь, но его остановили: в плане посещений указаны только музей Ленина и памятные ленинские места. Пимен вернулся на теплоход.

В западной прессе его много критиковали – мол, проводит церковную политику, угодную советской власти, «ручной патриарх». Пимен вздыхал: «Походили бы они хоть пару дней в моих башмаках...»

Своими малыми радостями и печалями он делился с Лидией Васильевной, та успокаивала, утешала как могла.

Об их отношениях – шила в мешке не утаишь, – конечно же, узнали и келейники Патриарха, и присматривавшие за ним кагэбэшники. Не зря ведь Олег Калугин, в ту пору полковник КГБ, желая исповедаться Патриарху, просил походатайствовать об этом именно Лидию Васильевну.

«На всю оставшуюся жизнь…»

 

В 1983 году здоровье Лидии Васильевны ухудшилось настолько, что ей на год дали инвалидность. А потом она стала работать в Патриархии. По мере сил старалась помогать Пимену. Неплохо зная английский язык, участвовала в приеме иностранных делегаций, писала приветственные речи, немало сделала для возрождения Свято-Данилова монастыря, за что была награждена орденом Святого Владимира 3-й степени.

По нескольку дней гостила она в патриаршей резиденции в Серебряном Бору или на даче в подмосковной Перловке, сопровождала Пимена на отдых в Одессу. Всегда присутствовала на торжественных богослужениях и различных официальных мероприятиях Патриархии. Осенью 1985-го Пимен уехал лечиться в Карловы Вары. Судьба подарила им эти последние счастливые дни...

Полковник КГБ Олег Калугин (справа), желая исповедаться Патриарху Пимену, просил походатайствовать об этом Лидию Стрельникову (крайняя слева)

После лечения состояние Патриарха резко ухудшилось: одолевала слабость, ноги отказывали, и порой келейникам приходилось носить его на руках. По настоянию врачей пришлось долечиваться в подмосковном санатории.

Из письма Лидии Васильевны к архиерею Николаю от 27.02.87: «Боже мой, как все-таки быстро ушли от всех нас радости того хорошего времени, оставив взамен много житейских проблем и трудностей. Вам тяжело, Владыка, я это знаю... боль, о которой нигде не сказано, мне кажется, я ощущаю ее всем своим существом, наверное, потому, что у самой душа ранимая. Я имею в виду не только кончину папы, а много личных разных неприятностей. Так что на всю оставшуюся жизнь мне хватит горя и печали...»

В октябре 1987-го у Пимена обнаружили рак. От операции он отказался категорически. И угасал, таял как свеча. А Лида молилась, только молилась за него: ни подойти, ни приласкать, ни унять боль его – не было у нее такого права.

3 мая 1990 года Патриарх скончался. Похоронили его в крипте Успенского собора Троице-Сергиевой лавры.

Рассказывают, что сразу после похорон бывшая домоправительница Надежда Николаевна вывезла из резиденции все вещи Пимена, в том числе и шкатулку с письмами Лидии Васильевны.

...Из Патриархии она ушла. И вообще сильно сдала, старела буквально на глазах. Очень скоро перестали звонить ей многочисленные церковные знакомые, не так давно уверявшие в своей вечной дружбе. Доброе отношение сохранили лишь митрополит Питирим, бывшие келейники Пимена да настоятельницы монастырей, куда она ездила на богомолье.

А в 1998-м Лидия Васильевна оказалась в онкологическом центре. От операции, как Пимен, отказалась. Тут же составила завещание: «Все, чем я владею на момент моей смерти, оставляю племяннице...» Тамаре запретила рассказывать о своей болезни, попросила: «Не отдавай меня в больницу. Хочу умереть дома, в окружении близких. Похороните меня рядом с мамой в Ракитках».

Розы, втоптанные в грязь

 

Летом 1999 года в «Новых Известиях» появилась статья «Фаворитка из Чистого переулка» – о домоправительнице Пимена. Цитирую: «Надежда Николаевна появилась в Чистом переулке, где находилась рабочая резиденция московских патриархов около 1985 года, когда у Пимена резко ухудшилось здоровье... Она, вероятно, ухаживала за больным человеком, а заодно решала свои вопросы и вопросы окружения, которое вокруг нее немедленно возникло. За влиятельность и близость к Пимену ее звали Надежда всея Руси и очень боялись... Многие из ныне действующих епископов привозили Надежде... магарыч за продвижение своих фаворитов в епископы. Говорят, стоило это пять тысяч брежневских рублей... Пимен скончался, отписав в завещании Надежде существенную часть своего имущества».

Горько было читать эти строки Лидии Васильевне. Все полуправда. А правда была в том, что ухаживали за Патриархом его келейники и две монахини из Мукачевского монастыря – Зинаида и Ирина. Мифическое «влияние» и «близость» вообще выдумки. В последние годы Пимен страдал рассеянным склерозом, что тщательно скрывало его окружение. Порой он даже не узнавал келейников, часто уходил в себя. В такие минуты ловкачи, обделывая свои делишки, могли подсунуть ему на подпись любую бумагу...

Лидия Васильевна умерла 19 мая 2001 года в Белоруссии и там же была похоронена. Далеко от родного дома, от близких людей, которых никто даже не известил о ее кончине. Ее внезапный отъезд, невозможность связаться с ней по телефону, как и ее скоропостижная смерть накануне возвращения в Москву, вызвали у родственников немало подозрений. Но что толку говорить об этом сегодня?

Племянница Тамара нашла квартиру Лидии Васильевны разгромленной (будто ее тщательно обыскали) и разграбленной. Исчезли старинные иконы, подаренные Пименом, огромный портрет митрополита Николая работы Александра Шилова, столовое серебро, украшения, одежда...

Почти год названивали Тамаре истеричные тетки: «Теперь все знают, что Лидия была сожительницей Патриарха...» Не раз звонили с угрозами, с предложением выгодной сделки – мечтали заполучить архив «любовницы Патриарха». Известно, что Пимен доверял Лидии Васильевне многие церковные секреты и, возможно, у кого-то закралась мысль: а не вела ли она дневники, не остались ли какие-то записки или письма?

Остались. В тайнике, до которого, по счастью, так и не добрались чужие руки, сохранилась самая ценная часть архива: письма ее крестного отца и нынешнего Патриарха Алексия II, с которым Лидия Васильевна была дружна почти полвека. Отдельно в небольшом портфеле лежали пожелтевшие от времени письма Пимена и короткая записочка Лидии Васильевны: «Он будет меня ждать там, где все встречаются. Он ждет. А сколько ему еще осталось ждать?..»

Автор:  Таисия БЕЛОУСОВА