Мурад Мусаев, чеченский адвокат

Словосочетание «чеченский защитник» в последнее время устойчиво ассоциируется с одним именем.

Одно из самых заметных последствий войны в Чечне – массовая эмиграция тех, кто мог составить интеллектуальную элиту этой российской республики, попытка которой стать страной закончилась так трагически. На протяжении последних двадцати лет уезжали из Чечни, спасаясь от войны и произвола, прежде всего самые образованные и состоявшиеся – кто в Россию, кто в Европу или Америку. Уже в начале 2000-х стало сложно найти в России чеченца, способного на хорошем русском языке прокомментировать происходящее в Чечне.

Собственно, и до всех войн чеченских интеллектуалов было немного – чеченцы с трудом делали карьеру в Советском Союзе. Самыми успешными стали последний советский министр химической и нефтеперерабатывающей промышленности Саламбек Хаджиев, генерал-майор Джохар Дудаев и танцовщик Махмуд Эсамбаев. В больших количествах министров, генералов и актеров чеченский народ при советской власти не производил. Не по своей вине. Даже после возвращения чеченцев из ссылки в конце пятидесятых отношение государства к ним оставалось настороженным: их негласно, но последовательно оттесняли и от высшего образования, и от любой значимой карьеры. (Собственно, и клеймо «народа-предателя», поставленное на чеченцах Сталиным в 1944-м, формально так и не было снято – тихо разрешили вернуться на родину из мест депортации, и все.)

Война 1990-х показала новых чеченцев, которым – если воздержаться от других оценок – никто не откажет в праве называться яркими: Шамиль Басаев, Аслан Масхадов, тот же Дудаев и многие другие. В живых не осталось почти никого.

В 2000-е чеченский народ почти монопольно представляли Ахмат и Рамзан Кадыровы или их оппоненты, например братья Ямадаевы, – последние, как правило, изредка и ненадолго. И в нынешнем десятилетии Рамзан Кадыров, безусловно, остается самым заметным чеченцем.

Но в 2009-м стало известно имя молодого адвоката Мурада Мусаева. Впервые он обратил на себя внимание в 2006-м, когда вступил в так называемое дело Эдуарда Ульмана. Капитана Ульмана и его подчиненных обвиняли в убийстве мирных жителей в Чечне в 2002-м. Дважды присяжные оправдывали их, а на третьем процессе, на котором интересы потерпевших представлял двадцатитрехлетний Мусаев, судья вынес обвинительный приговор.

С тех пор немного состоялось в России громких процессов, на которых отсутствовал адвокат Мурад Мусаев.

***
Ясно было, что известность, пришедшая к Мусаеву за последние семь лет, так просто с рук ему не сойдет. К тридцати годам он нажил довольно много недоброжелателей.

Некоторые коллеги-адвокаты на вопрос «Кто такой Мурад Мусаев?» отвечают словом «решальщик», что в переводе означает – человек, способный повлиять на решение суда неформальным способом. При этом, правда, на просьбу привести примеры отвечают известной формулировкой «ну, так про него говорят» и настаивают на анонимности.

В среде людей, не стесняющихся определения «русский националист», Мусаев получил определение «адвокат Кадырова». Скорее всего, оно основано на том простом статистическом факте, что среди его подзащитных много чеченцев. Публично руководитель Чечни упомянул имя Мусаева только один раз, осенью 2013-го: после того, как Следственный комитет возбудил против Мусаева два уголовных дела по обвинению в подкупе свидетелей на процессе по делу об убийстве Буданова.

Среди тех, кто пользуется самоназванием «либералы», тоже есть нелюбители Мурада Мусаева.

С писательницей Юлией Латыниной он вступил в конфронтацию в 2009 году, во время первого процесса над предполагаемыми убийцами Анны Политковской. Тогда Латынина заявила, что Мусаев защищает убийц и подонков только потому, что они чеченцы. Мусаев в ответ аргументированно поймал оппонента на передержках, а также на том, что она рассуждает о судебном процессе, не побывав ни на одном из заседаний. С тех пор их обоюдная антипатия регулярно проявляется в средствах массовой информации.

С публицистом Андреем Пионтковским Мусаев поспорил в октябре 2013-го. Это произошло после того, как Пионтковский перечитал «Хаджи-Мурата» и пришел к выводу:
«Анну Политковскую убили чеченцы. И ни ее убийство, ни обнародование имен ее убийц не потрясли чеченское общество. Оно осталось абсолютно равнодушным

к судьбе Анны. Это казалось мне совершенно непостижимым, пока я не понял, наконец, что и Путин, и Политковская для чеченцев по большому счету неразличимы», – пишет Пионтковский.

«И тот, и другая, как и мы все, по факту своего рождения принадлежат в их восприятии к категории тех самых существ, к которым они испытывают чувство, что сильнее ненависти. Послушайте, с каким благородным пафосом обличает сегодня этих существ интеллигентнейший Мурад Мусаев: «Вы просто циники и лицемеры, использующие чужую беду как повод для отправления животной ненависти, переполняющей ваши больные души»

Но вот интересно, чем наполнена его, по всей видимости, очень здоровая душа, когда он в очередной раз гордо идет на заседание суда, чтобы снова убивать Политковскую вместе с глумящимися над памятью своей жертвы братьями Махмудовыми?»
Мусаев немедленно ответил:

«Среди знакомых мне чеченцев нет ни одного такого, который презирал бы русских как народ или ненавидел бы кого-либо за то, что он русский. Среди пороков, которыми страдает мой народ (если целый народ вообще может страдать пороками), точно нет ксенофобии. …Вы возвели напраслину на меня, на моего подзащитного и на целый народ. А еще вы использовали для красного словца светлую память Анны Степановны Политковской.

Должен вас успокоить: едва ли повторное оправдание Махмудовых возможно. Против этих ребят включена вся мощь отечественного репрессивного аппарата. И сдается мне, что в скором времени, благодаря «оперативной работе с присяжными» и другим нехитрым фокусам обвинителей, вы сможете уже без формального нарушения закона (но по-прежнему нечестно) повторять свою мантру: «Политковскую убили чеченцы». Только повторяйте громче, господин Пионтковский, ведь вы не один такой, ваш голос рискует потеряться в гуле тысяч других голосов, в том числе бирюлевских».

***

На фото: Мурад Мусаев, любимец журналистов (ИТАР-ТАСС)

Спор с Андреем Пионтковским стал важным этапом в карьере Мурада Мусаева. Впервые в жизни он выступил не просто как адвокат, но как чеченец, отстаивающий репутацию всех остальных чеченцев. Именно с этого момента его фигура заинтересовала «Совершенно секретно»:

– В средствах массовой информации применительно к вам получило хождение определение «чеченский адвокат Мурад Мусаев». Не задевает оно вас?

– Отнюдь нет. Как любой нормальный человек, я люблю свою семью и свой народ, а принадлежность к ним считаю за честь.

– Ощущаете ли вы особую ответственность перед теми выходцами с Северного Кавказа, которые нуждаются в адвокатской поддержке в Москве?

– Я ощущаю ответственность перед каждым своим доверителем безотносительно его национальной принадлежности или региона его происхождения.

– Чеченский язык для вас – родной? Или русский?

– Папа – чеченец, мама – чеченка, предки с обеих сторон по крайней мере в двенадцати поколениях – чеченцы. Очевидно, мой родной язык – чеченский.

– Толстого вы читали, скорее всего, по-русски. А существует ли чеченский перевод?

– Смотря что из Толстого. К примеру, «Войну и мир» я читал только на русском и только в школе, «Анну Каренину» – на русском и на английском. «Хаджи-Мурата» читал и перечитывал на русском, на английском и на чеченском. Кстати, на чеченский эта повесть переводилась не единожды, в последний раз, если я не ошибаюсь, в 2008 году.

– Вы утверждаете, что чеченцы не испытывают вражды к русским. Что же они испытывают?

– Чеченцы – это больше миллиона человек, каждый из которых испытывает самые разные чувства.

Если же речь идет о менталитете чеченцев, то ему не свойственны ксенофобия и другие подобные обобщения. Напротив, издревле, даже тогда, когда ненависть к инородцу или иноземцу была для многих народов обычным делом, чеченцы отличались подчеркнутым интернационализмом. Об этом, пусть и в крайне негативной форме, говорил «большой друг» чеченского народа генерал Ермолов: «Общество у них не так многолюдно, но чрезвычайно умножилось в последние несколько лет, ибо принимает к себе дружественных злодеев всех прочих народов, оставляющих землю свою после совершения каких-либо преступлений. И не только. Даже наши солдаты бегут именно в Чечню».

Более доброжелательно об этом качестве чеченцев писал, к примеру, Николай Брешко-Брешковский: «Во время гражданской войны 1919–1920 гг. несколько сот чеченцев погибло, защищая русских красноармейцев от преследования белогвардейцев. Спустя время, когда изменилась ситуация, опять гибнут чеченцы, спасая казаков, которые укрывались в Чечне теперь уже от красного террора».

– С правовой точки зрения – как бы вы оценили то, что происходило в Чечне в период двух войн?

– Вы сами ответили на свой вопрос: с правовой точки зрения в Чечне происходили войны. Точнее говоря, одна война с перемирием в три года.

– А если взять более длительный исторический отрезок – скажем, с 23 февраля 1944 года?

– 23 февраля 1944 года – день начала массового убийства и поголовной депортации по национальному признаку чеченцев и ингушей

– Разве судьба чеченского народа не подпадает под понятие «геноцид»? Или хотя бы «широкомасштабные военные преступления»?

– В 1944 году был несомненный, с позволения сказать, образцово-показательный геноцид. Что касается «чеченских кампаний» конца XX века, то на этой войне, конечно, совершались многочисленные военные преступления: начиная с применения запрещенного оружия и заканчивая целенаправленным убийством мирного населения.

– И разве это не азартная задача для юриста – быть обвинителем на процессе, аналогичном Нюрнбергскому? Или все-таки защитником?

– Я в адвокатском деле не руководствуюсь азартом. Защита человека на следствии или в суде – не игра. Что касается «процесса, аналогичного Нюрнбергскому», то его нет и он пока не предвидится, так что и говорить не о чем.

– Почему, на ваш взгляд, российское общество так резко поменяло свое отношение к чеченцам за то время, которое вы называете перемирием? Крайне негативное (и массовое) отношение к первой кампании – и спустя всего три года почти поголовная поддержка второй кампании.

– Первая кампания была затеяна под издевательским лозунгом «наведения конституционного порядка». Люди прекрасно понимали, что идет братоубийственная война, продиктованная чьими-то политическими амбициями и экономическими интересами.

Ко второй кампании Москва подготовилась основательно. Весь негатив с чеченским акцентом широко освещался в СМИ. Негатива же, к сожалению, хватало: послевоенная Чечня была нищей, вся инфраструктура республики была разгромлена, и на этой выжженной земле большую силу набрала преступность.

В то же время после череды провокаций в Чечне случился внутренний вооруженный конфликт, затем были события 1999 года в Дагестане, взрывы домов в разных городах – во всех отношениях мутная история.

Все это освещалось в СМИ. В прайм-тайм по телевизору показывали, как кто-то кому-то отстреливает палец, отрезает голову и прочая. В комментариях к ужасающим кадрам через слово звучало «Чечня», «чеченцы», «чеченский». И это продолжалось несколько лет.

Ни авторы чудовищных сюжетов, ни зрители при этом не думали, что именно чеченцы – главные жертвы всех обсуждаемых событий. Чеченцы по этническому признаку стали врагами для миллионов телезрителей.

В такой ситуации, конечно, новая военная кампания была воспринята на ура. Ведь теперь в восприятии россиян армия шла на священный бой против басурман, а не обслуживала чьи-то корыстные интересы.

Причем народ был подогрет настолько, что стал считать героем любого, кто убивал на этой войне чеченцев: неважно, шла ли речь о солдате, погибшем в бою за какую-нибудь высоту, или об офицере, похитившем, изнасиловавшем и жестоко убившем безвинную девочку. Почти никто не обращал внимания на ковровые бомбардировки, на расстрелы мирных домов и даже колонн беженцев, на бесчинства в концлагерях.

– Как вы отвечаете на лозунг «Хватит кормить Кавказ!»?

– Я не общаюсь с людьми, которые говорят языком шовинистических лозунгов.

Можно, конечно, начать объяснять какому-нибудь такому горлопану, что я сам налогоплательщик, что нефти из той же Чечни выкачивается не меньше, чем туда закачивается денег, и тому подобное. В конце концов, можно ему открыть глаза на то, что у нас пара восточных регионов кормит пол-России. Но невозможно рационально дискутировать с ксенофобом или расистом, а главное – бесполезно.

– Не кажется ли вам, что произошедшее в Чечне в 1990-е есть прямое следствие депортации 1944 года?

– Не вижу причинно-следственной связи между этими двумя конкретными трагедиями. Есть, правда, одна хронологическая закономерность: на протяжении последних трех столетий чеченский народ становится объектом агрессии буквально каждые полвека. Очень надеюсь, что в начале XXI века мы пережили последний оборот этой страшной исторической карусели.

– Правда ли, что в чеченском языке существует отдельное существительное, которое переводится на русский только словосочетанием «чеченская дерзость»?

– Нет, неправда.

***
Те, кто не симпатизирует Мураду Мусаеву, еще любят вспоминать о его отце – полковнике милиции, докторе юридических наук Алауди Мусаеве, сделавшем блестящую советскую и постсоветскую карьеру в юриспруденции. Но более веских доказательств того, что Мусаев-младший, ставший в тридцать лет самым молодым доктором юридических наук в российской истории, своими успехами обязан исключительно родственным связям, никто привести не может.

Гораздо более любопытно то, что Алауди Мусаев не только юрист, но и писатель. В серии «Жизнь замечательных людей» вышла его книга, посвященная Шейху Мансуру – лидеру первого широкомасштабного восстания чеченцев против российской колонизации. Ее нельзя назвать комплиментарной, потому что исторические факты изложены автором чрезвычайно добросовестно, но тональность, в которой она написана, – безусловно восторженная

А случаи, когда бы в чеченских семьях сыновья отрицали взгляды родителей, редки настолько, что не стоят упоминания.

***
Пока самым известным в России чеченцем остается Рамзан Кадыров. Произнесенный им на грозненском стадионе текст «Судья продажная, козел ты» стал бестселлером в русскоязычном Интернете. Мурад Мусаев с его яркими обращениями к присяжным на почти образцовом русском привлекает гораздо меньше внимания. Он – чеченский адвокат, и этот статус его пока устраивает.

Но времена меняются. И мало есть сомнений в том, что когда-нибудь мы увидим Мурада Мусаева – уже не защитника. Политика? Общественного деятеля? Литератора, подобно отцу? Не имеет значения. Роль поменяется, но от определения «чеченский» Мусаев, похоже, не избавится никогда. Не захочет.

ДОСЬЕ

В 2007-м Мурад Мусаев защищал Умара Батукаева, который обвинялся в том, что планировал в День Победы взорвать машину рядом с представительством Чечни в Москве. В апреле 2009 года он был оправдан присяжными по основному обвинению, и Мосгорсуд приговорил Батукаева к пяти годам колонии общего режима за использование подложного документа и незаконное хранение оружия.

В 2010-м Мусаев представлял в суде интересы омбудсмена Чечни Нурди Нухажиева. Через республиканскую прокуратуру Мусаев обратился в суд с заявлением о признании статьи с описанием Чеченской Республики в 58-м томе «Большой энциклопедии» издательства «Терра» экстремистской. Заявление было удовлетворено.

В 2010-м Мусаев был адвокатом Мартина Бабакехяна, которого приговорили к 19 годам лишения свободы в колонии строгого режима за участие в убийстве магаданского губернатора Цветкова.

В 2011-м Мусаев был адвокатом обвиняемого Альберта Цгоева, который в ссоре убил двух охранников бывшего президента Южной Осетии Эдуарда Кокойты. Цгоеву грозило пожизненное лишение свободы, однако в суде обвинение было переквалифицировано и присяжные заседатели признали его виновным в убийстве в состоянии аффекта. Цгоев получил 2,5 года лишения свободы.

С 2011-го адвокат Мусаев защищал Юсупа Темерханова, обвиняемого в убийстве бывшего полковника Юрия Буданова. В мае 2013 года Мосгорсуд приговорил Темерханова к 15 годам лишения свободы в колонии строгого режима.

В 2012-м Мусаев на предварительном следствии защищал профессора Центральной музыкальной школы при консерватории Рябова, обвиненного в домогательстве к ученицам школы. В судебном процессе Анатолий Рябов был полностью оправдан.

В 2012-м Мусаев выступал адвокатом нескольких мусульманских семей в Ставропольском крае, которые жаловались на то, что их дочерям запрещают посещать школу в хиджабах. Иск оставлен без удовлетворения, решение обжаловано, а дело находилось в Верховном суде России и решением Ставропольского краевого суда от 22 марта 2013 г. оставлено без изменений.

Мурад Мусаев является адвокатом Джабраила Махмудова – одного из подсудимых по делу Анны Политковской. Джабраил Махмудов обвиняется в соучастии в убийстве. Он был арестован в 2007 году, но в феврале 2009 года был единогласно оправдан присяжными и отпущен на свободу. Сейчас Махмудову вновь предъявлено обвинение, дело об убийстве повторно слушается в Мосгорсуде.