НОВОСТИ
Посол Ирана в РФ требует наказать российских полицейских, которые задержали иранских студентов, учинивших драку
ЭКСКЛЮЗИВЫ
sovsekretnoru
НЕИЗВЕСТНЫЙ НЕМЦОВ

НЕИЗВЕСТНЫЙ НЕМЦОВ

НЕИЗВЕСТНЫЙ НЕМЦОВ
Автор: Егор ВЕРЕЩАГИН
Совместно с:
17.03.2015
 
ФИЗИК, СТАВШИЙ ВПОСЛЕДСТВИИ ОППОЗИЦИОНЕРОМ, ЗАНИМАЛСЯ СЕКРЕТНЫМИ РАЗРАБОТКАМИ
 
О том, что Борис Немцов на заре своей политической карьеры (вернее, перед ней) был погружен в научную деятельность, знают практически все. Но мало кто знает, что именно на него как на продолжателя знаменитой научной школы сделал в свое время ставку академик Виталий Гинзбург, что некоторые его разработки были засекречены и что как физик он вел несколько научных направлений. Чего стоит только акустический лазер, придуманный Борисом Ефимовичем, который можно рассматривать если не как климатическое оружие, то как аппарат, позволяющий локально влиять на погоду… В этом свете сравнение Немцова с Сахаровым, отказавшимся от науки ради борьбы за мир, выглядит не таким уж нелепым – тем более что именно Андрей Дмитриевич, по одной из версий, и «заразил» будущего политика, государственного деятеля новой России и оппозиционера своей борьбой.
 
В каком-то смысле карьера Немцова-ученого была предопределена, так сказать, генетически. Его дядя, Вилен Эйдман, был учеником и соратником академика, нобелевского лауреата Виталия Гинзбурга, достигшего мыслимых и немыслимых вершин научного олимпа. Гинзбург работал в свое время в Горьком (ныне Нижний Новгород), там же жил и вел плодотворную деятельность Эйдман. Естественно, наступил момент, когда возник вопрос о продолжателе данных традиций в городе Горьком. И вот одним из серьезных претендентов на эту роль был, как выясняется, именно Борис Немцов, подававший определенные надежды и имевший определенные успехи как физик.
 
Школу он закончил с золотой медалью, радиофизический факультет Горьковского университета им. Н.И. Лобачевского (выпуск 1981 года) – с отличием. Уже через 5 лет Борис Ефимович защитил кандидатскую диссертацию, тема – «Когерентные эффекты взаимодействия движущихся источников с излучением». Дилетанту трудно оценить ценность данной работы. В ней, как и во всех серьезных трудах по физике, много формул и не так много текста. Единственное, пожалуй, что бросается в глаза, – это разноплановость научных выводов. Здесь исследуются и электроны, движущиеся со сверхсветовой скоростью, и неустойчивые системы, образующиеся в ходе соединения космической плазмы с движущимися антеннами, и волны, которые порождают эти системы, и столкновения частиц, и многое другое.
 
Такое ощущение, что ученый пытается охватить многое (что присуще скорее автору докторской, нежели кандидатской), как бы разрывается на части – вместо того, чтобы сосредоточиться на одном конкретном направлении.
 
«В науке Борю всегда интересовали задачи, связанные с динамикой, движением, неустойчивостями, – вспоминает известный биофизик, член Американского физического общества Лев Цимринг, работавший когда-то с Немцовым. – Я сейчас уже задним числом подумал, что в этом наверняка сказывался его неуемный человеческий характер, драйв. Как примеры могу упомянуть серию работ по неустойчивостям и излучению волн частицами и объектами, движущимися со сверхсветовыми скоростями в оптически плотных средах, в плазме, когерентное излучение акустических волн перегретым паром, эффекты эха при нелинейном взаимодействии волн и частиц в плазме».
 
На фото: АНДРЕЙ САХАРОВ И ЕЛЕНА БОННЭР С БУДУЩИМ НИЖЕГОРОДСКИМ ГУБЕРНАТОРОМ  БОРИСОМ НЕМЦОВЫМ. 1988 ГОД
Фото: Николай Мошков/nemtsov.ru
 
БОТАНИКОМ НЕ БЫЛ НИКОГДА
 
Казалось бы, вот этот вот «драйв», эта импульсивность, изначально присущая Немцову, могли помешать его дальнейшей научной карьере, поскольку настоящих ученых (по крайней мере, существует такой шаблон) характеризуют усидчивость, неспешность, вдумчивость. Однако тогдашние коллеги Бориса Ефимовича с этим не согласны. По их мнению, вдумчивость у Немцова была, но она была молниеносной.
 
«Импульсивность ему не мешала, – уверен депутат городской Думы Нижнего Новгорода Александр Котюсов, тоже начинавший как физик и работавший одно время с Немцовым в Научно-исследовательском радио-физическом институте (НИРФИ). – С моей точки зрения, он был гениальным человеком, то есть ему не нужно было сидеть сутками напролет, чтобы что-то придумывать».
 
«Он очень много работал, быстро и легко писал статьи и уже в 1985 году защитился, – вспоминает Цимринг. – Несмотря на плейбойский вид и повадки, у Бори была абсолютно незаурядная голова и очевидная страсть к науке, это чувствовалось сразу».
 
Теперь представим, как выглядел Немцов в ту пору внешне, какие у него были «повадки», о которых упоминается выше. Это помогают сделать ранние фото, на которых Борис Ефимович одет, так скажем, не с иголочки, у него мощная шевелюра и… борода.
 
«Помню, я поначалу обращал на него внимание со стороны, да и невозможно было не обратить: огромный, красивый, уверенный в себе, как сейчас мы это называем, cool, – вспоминает Лев Цимринг. – Ему было, в общем, плевать, что на нем надето, ходил в каких-то рваных свитерах. Однажды в мороз пришел на лекции в валенках. Девушки любили его все равно, а может, еще и за это тоже. А потом мы все-таки в какой-то момент познакомились… Политикой он до 1987 года практически не интересовался. Не был «в оппозиции» к советскому режиму, но и никогда не был комсомольским активистом. Занимался наукой, спортом, получал удовольствие от жизни. Но главное, всегда был порядочным человеком».
 
Отметим, что в дальнейшем, когда Немцов отказался от науки и сделался губернатором Нижегородской области, он стал, конечно, одеваться более прилично, но время от времени нарушал протокол неформальным стилем. Журналисты, работавшие тогда, вспоминают, что он мог легко прийти на пресс-конференцию в джинсах, что ввергало в шок чиновников, привыкших к определенному придворному этикету.
 
«Он ботаником не был никогда, – добавляет Александр Котюсов. – Каким он был жизнерадостным и веселым человеком, таким он был и в науке. И проводя семинары, он горячо доказывал свои тезисы, шутил, убеждал, спорил…»
 
ПРЯМОЙ НАСЛЕДНИК ШКОЛЫ ГИНЗБУРГА
 
Несколько лет подряд Немцов работал в Научно-исследовательском радиофизическом институте (НИРФИ). Чем он там занимался – об этом отчасти могут рассказать наши собеседники.
 
«Где-то во второй половине 1980-х мы начали с ним вместе думать над одной увлекательной задачей, – вспоминает Лев Цимринг. – Она касалась распространения локализованных возмущений в неустойчивых сдвиговых течениях. Мы встречались в обеденный перерыв, часами сидели на подоконнике рядом со столовкой НИРФИ и писали «на коленках» формулы. Мимо туда-сюда проходили коллеги и удивлялись: «Всё еще сидите? Ну-ну…»
 
Потом мы с ним вместе ездили в Москву рассказывать про эту работу на семинаре у Гинзбурга (того самого, нобелевского лауреата. – Прим. ред.). Я туда попал в первый и последний раз, а он-то у Гинзбурга бывал и раньше, ведь считался прямым наследником знаменитой школы Гинзбурга в Горьком – через своих научных руководителей Николая Денисова и Вилена Эйдмана, которые были его (Гинзбурга) прямыми учениками. И атмосфера этого уникального семинара, и вся эта наша совместная работа – одно из самых моих ярких научных воспоминаний, хотя, к сожалению, наша статья на эту тему так, по существу, и не увидела свет, вышла только в качестве ипфановского препринта. Я собрался в Америку, занялся другими задачами, Боря увлекся политикой, так мы это дело и оставили…»
 
Заметьте: Цимринг прямо пишет о том, что именно Немцов считался продолжателем легендарной научной школы, именно на него возлагали надежды – так же, как в свое время в Арзамасе-16 возлагали надежды на Андрея Сахарова (об этом чуть позже). Примечательна характеристика, данная Немцову самим Гинзбургом: «Он по-настоящему талантливый физик, у него много хороших работ».
 
Возможно, поэтому в НИРФИ к Борису Ефимовичу было, как это принято выражаться, особое отношение.
 
«У него был свободный вход и выход, то есть он мог когда хочет уходить и когда хочет приходить, – вспоминает Александр Котюсов. – Его не ограничивали, теоретически он мог вообще не приходить на работу. Просто ему негде было работать: дома однокомнатная квартира, жена, маленький ребенок. Поэтому ему было спокойнее приходить в институт, тем более тут еще библиотека, журналы… Поэтому он спокойно сидел за столом, писал формулы, исписывал сотни страниц, потом рассказывал это все на семинарах…»
 
ПОГОДНАЯ МАШИНА И ЗАКРЫТЫЕ МАТЕРИАЛЫ
 
Если то, что Немцов делал вместе с Цимрингом, не очень понятно обывателю, то совместная работа с Котюсовым по теоретическому обоснованию акустического лазера не только поддается объяснению, но и сама по себе весьма интересна. Если говорить упрощенно, акустический лазер – это аппарат, с помощью которого создается направленный инфразвук, не уловимый человеческим ухом, способный разгонять туман и, возможно, облака. Предположения о подобном эффекте делались и раньше, но именно Немцову принадлежит идея создания устройства.
 
«Мы нашли механизм, который позволяет при воздействии на такое облако акустической волной сделать так, что туман рассеивается, – объясняет Александр Котюсов. – Немцов и я разработали теоретическое объяснение такого эффекта, на основании которого можно было, в принципе, сделать прибор. Мы обосновали, написали на бумаге формулы, которые говорили о том, что если есть прибор, из которого выходит вот такая инфразвуковая волна, и если ее правильно направить в нужном направлении на туман, то через определенное количество времени этот туман исчезает. Он выпадает на землю в виде дождя».
 
Насколько нам известно, акустический лазер пока что существует в теории: не нашлось тех, кто занялся бы изготовлением конкретного опытного образца. Между тем разработка имела бы прикладное значение: теоретически с ее помощью можно разгонять туман, допустим, в аэропортах, а в перспективе – разгонять тучи и вызывать дождь. Правда, были бы проблемы с расстоянием: чем оно больше, тем акустический лазер действует слабее. Но эту проблему можно было бы решить, допустим, с помощью самолета или специального аэростата.
 
В 1992 году Александр Котюсов защитил на данную тему кандидатскую диссертацию, Немцов тогда уже отошел от науки и погрузился с головой в политику.
 
Были у Бориса Ефимовича и другие научные труды – секретные, содержание которых до сих пор известно очень узкому кругу лиц.
 
«Некоторые его разработки были связаны с распространением электромагнитных волн в атмосфере, – рассказывает Александр Котюсов. – В том числе это были закрытые материалы, которые нигде не публиковались, они были сделаны по заказам различных институтов. У меня не было допуска к этим вещам, я даже не знал, о чем там идет речь. Как-то это было связано с системой защиты от внезапного ракетного удара…»
 
Всего Борису Немцову принадлежит более 60 научных работ и несколько изобретений. Некоторые его коллеги и ученики стали видными научными деятелями. В частности – Ефим Хазанов, член-корреспондент РАН, руководитель отделения нелинейной динамики и оптики Института прикладной физики РАН.
 
«Немцов был моим первым научным руководителем, – пишет Ефим Аркадьевич в своем посте на «Фейсбуке». – Длилось это недолго, да и я тогда был совсем зеленым студентом, но до сих пор хорошо помню некоторые его научения, которые и своим ученикам иногда повторяю».
 
А что же сам Борис Ефимович? Что бы с ним было, если бы в 1990 году он не переключился на политику?
 
«У меня не было и нет никаких сомнений, что он бы сделал блестящую карьеру в науке, – отвечает на наш вопрос Лев Цимринг. – Не только я, но и академик Гинзбург так считал».
 
Александр Котюсов добавляет: «Я не сомневаюсь ни на секунду, что, если бы он был жив и занимался научной деятельностью, он бы уже академиком стал. Легко. У него были бы сотни работ, десятки учеников, мировое имя, ездил бы человек по заграницам, вел семинары… Да, это все было бы».
 
На Фото: НИЖЕГОРОДСКАЯ ОБЛАСТЬ. ГУБЕРНАТОР БОРИС НЕМЦОВ ВО ВРЕМЯ ВСТРЕЧИ С ИЗБИРАТЕЛЯМИ В АРЗАМАСЕ, 1992 ГОД
Фото: Николая Мошкова. ТАСС
 
ЗАГАДОЧНЫЕ МЕТАМОРФОЗЫ
 
Нетрудно догадаться, что наш следующий вопрос – почему? Что такого произошло, что заставило перспективного ученого Бориса Немцова оставить научную карьеру и заняться общественно-политической деятельностью?
 
Прежде всего, необходимо учитывать сложившуюся тогда ситуацию. «Надо сказать честно: начало 1990-х годов – это было самое трудное время для ученых, потому что жить было не на что, – вспоминает Александр Котюсов. – Военные заказы, за которые платили, резко снизились, людям зарплату платить нечем, а вот эти вещи типа акустического лазера – это все было абсолютно бесплатно».
 
Вместе с тем одним только бедственным положением научного сообщества объяснять метаморфозу, произошедшую с Немцовым, было бы в корне неверно. Здесь не обойтись без упоминания о другом человеке, который сделал головокружительную карьеру в науке и который также от нее отказался. А именно – об Андрее Сахарове. На первый взгляд ассоциация неудачная и нелепая. Но это только на первый взгляд. Стоит вспомнить, что в то время, когда Немцов разрабатывал свой акустический лазер, Андрей Дмитриевич находился в ссылке в городе Горьком, то есть совсем рядом. Об этом, конечно, знали все.
 
И хоть будущий оппозиционер не имел тогда никакого контакта с Сахаровым, пример борца за мир на него, видимо, подспудно влиял. Параллельно с этим происходит еще одно важное для нас событие: в нескольких километрах от сахаровской квартиры строится Горьковская атомная станция теплоснабжения (ГАСТ), и ее не прекращают строить после 1986 года, то есть после взрыва на Чернобыльской АЭС. Это породило общественный протест, в котором участвовал и Немцов, став одним из лидеров нижегородского экологического движения. До определенного момента все это происходило параллельно с научной деятельностью Бориса Ефимовича: одно другому, что называется, не мешало. Переломный момент в жизни нашего героя произошел 13 октября 1988 года – в этот день Немцов впервые в жизни встретился с Андреем Сахаровым, приехав к нему на квартиру в Москву, и взял у него интервью.
 
Однако к этому историческому моменту мы вернемся чуть позже. Прежде хотелось бы освежить в памяти читателей предысторию, которую, в принципе, знают многие. Когда-то Сахаров был не просто «нормальным», «блестящим» и «гениальным» ученым. В Арзамасе-16 его сделали ни много ни мало национальным героем, которого можно было бы поставить если не на один постамент с Гагариным, то где-то близко к этому.
 
Вот как об этом пишет уже знакомый нам Виталий Гинзбург: «В 1953 году меня, по предложению Игоря Евгеньевича Тамма, выбрали в членкоры. Он же предлагал избрать в членкоры и Андрея Дмитриевича, но его избрали сразу в академики. Почему? Им нужен был герой – русский. Евреев хватало: Харитон, Зельдович, ваш собеседник. Скажу, чтобы не было недоразумений: я Сахарова нисколько не ревную, не собираюсь бросать на него тень, но, говоря в историческом плане, его очень раздули по военной линии – из националистических соображений. Он – национальный герой, очень, правда, всех потом подведший».
 
Итак, на Андрея Дмитриевича сделали ставки – не такие, конечно, какие сделал Гинзбург на Немцова, несоизмеримо серьезнее, но тем не менее параллели напрашиваются. И Сахаров первоначально с этой ролью согласился. Так, в 1960-х годах будущий борец за мир предложил разместить вдоль океанских побережий США цепь ядерных зарядов по 100 мегатонн каждый. В случае нападения на СССР эти заряды срабатывают – и континента фактически нет.
 
Через несколько лет Сахаров начал ездить на процессы над коллегами диссидентами, а в 1970-м году познакомился с Еленой Боннэр. Есть версия – и в общем-то небезосновательная – что окончательный перелом в мировоззрении Андрея Дмитриевича произошел в результате этого знакомства. Он сам писал: «Люся подсказывала мне (академику) многое, что я иначе не понял бы и не сделал. Она большой организатор, она мой мозговой центр». Астрофизик Борис Комберг вспоминает, что даже те бывшие коллеги Сахарова по науке, которые нашли в себе мужество и не отвернулись от опального академика, относились к Боннэр негативно, считая, что именно она сбила Андрея Дмитриевича, что называется, с пути истинного.
 
Интересно, что в годы опалы национальность Сахарова, из-за которой его когда-то выдвинули на роль культовой фигуры, стала подвергаться ехидным сомнениям. «Очень многие люди, благодаря спецоперации КГБ, думали, что Сахаров еврей, что он никакой не Андрей Дмитриевич Сахаров, а там Андрей Моисеевич Цукерман, – вспоминал на одном из памятных выступлений Борис Немцов. – Я, кстати, совершенно не шучу. Я работал тогда в Академии наук, хорошо знаю эту среду. И даже в нашей среде (я подчеркиваю, в среде физиков, где работали люди достаточно продвинутые и независимые) были сомневающиеся насчет его этнической идентичности. Когда я говорил, что его предки были арзамасскими православными священниками, более того, даже я был в церкви, в которой служил его дед, и потом, когда губернатором работал, мы ее восстанавливали, люди думали, что этот дед был выкрестом, никакой он не русский».
 
ПСИХОПАТОГЕННЫЙ ВИРУС?
 
Итак, в 1970 году происходит встреча Сахарова с Еленой Боннэр, результатом которой стал отказ от науки, а в 1988 году – встреча Сахарова с Немцовым (Боннэр, если что, там тоже присутствовала), результат – тот же самый. Очень соблазнительно было бы развить фантасмагорию об особом психопатогенном вирусе свободы, созданном в подпольной лаборатории США, которым была заражена сначала Елена Георгиевна и далее по цепочке, но это предмет отдельного исследования. Мы же перейдем к тому роковому дню – 13 октября 1988 года – когда ученый Борис Немцов окончательно превратился в политика.
 
Сам Борис Ефимович вспоминал об этом так: «Когда Сахаров находился в Горьком, он высказываться на эту тему не мог, но я возглавил тогда экологическое движение против строительства этой атомной станции (имеется в виду ГАСТ. – Прим. ред.). А инициатором этого движения на самом деле была моя мама, детский врач, она меня и втянула в политику (сейчас мучается по этому поводу). Развернулась нешуточная борьба между народом, то есть гражданами города, и коммунистической нижегородской властью, которая продолжала строить эту станцию. Строили, несмотря на общественное мнение, несмотря на «перестройку», несмотря ни на что, и строительство было довольно ритмичным. Тогда я решил встретиться с академиком и поговорить с ним на эту тему. Я один раз в жизни был журналистом, это было как раз в 1988 году».
 
Интервью, которое Сахаров дал Немцову, вышло в том же году в местной газете «Ленинская смена» под заголовком «Мы не вправе держать людей в страхе». Главная идея статьи состоит в том, что атомные станции необходимо строить под землей, в изолированных от грунтовых вод бункерах, чтобы в случае аварии все это можно было немедленно похоронить.
 
В 2011 году, выступая на Сахаровских чтениях, Борис Ефимович утверждал: «Это абсолютно правильная идея. Если бы «Фукусима» была сделана под землей, то даже крупное землетрясение уровня того, что было у берегов Японии, и цунами ничего страшного бы для Японии и мира не принесли. Кстати, Сахаров в интервью говорит о том, что в случае аварии на подземной атомной станции ее ликвидация элементарна – ее надо залить бетоном. Просто в шахту, где находится атомная станция, залить бетон».
 
В конце того рокового интервью зашла речь и о Горьковской атомной станции теплоснабжения, которая к тому моменту была фактически построена. Сахаров выразил сомнения в необходимости этого проекта и сказал Немцову: «Надеюсь, что вам удастся переломить ход событий. Я целиком на вашей стороне».
 
Надо сказать, что Борису Ефимовичу ход событий переломить удалось. Возглавив общественное движение, он добился того, чтобы атомную станцию под Нижним Новгородом так и не запустили. Этим он, скорее всего, настроил против себя тех коллег, которые проектировали Горьковскую атомную станцию. Говорят, что она была передовой именно в плане безопасности. В частности, так считает академик, научный руководитель Института прикладной физики в Нижнем Новгороде Андрей Гапонов-Грехов.
 
«Но народ был против, и мы ничего не могли поделать», – вспоминает он.
 
На этой волне, собственно говоря, Немцов и вошел в большую политику – а там, конечно, не до науки.
 

Автор:  Егор ВЕРЕЩАГИН
Совместно с: 

Комментарии



Оставить комментарий

Войдите через социальную сеть

или заполните следующие поля



 

Возврат к списку