Один день с внуком Сталина
Совместно с:
09.05.2016
Юрий Давыдов: «Я ко всему готов – и к любви, и к ненависти, и к интересу, и к безразличию». Целых сто лет потомки Сталина по «туруханской» линии хранили в секрете свою семейную тайну
Заместитель главного редактора газеты «Совершенно секретно» Алексей Богомолов с внуком Сталина Юрием Давыдовым
«Ну и как вы себя чувствуете, уважаемый Юрий Александрович, проснувшись сегодня утром в качестве «легитимного» внука Сталина, – спросил я, – появились гордость и повышение самооценки?» Внук генералиссимуса на секунду задумался: «Нет, скорее, это чувство облегчения. Я, в первую очередь, рад тому, что сумел снять своего рода тень со своих родителей, что нам удалось показать всем, что они, рассказывая о нашей семейной тайне, не только не говорили мне неправду, но даже и не преувеличивали».
С Юрием Александровичем Давыдовым, простым инженером-строителем из Новокузнецка, тогда ещё только «предположительным» внуком Иосифа Виссарионовича Сталина, мы познакомились в конце марта в гримёрке ток-шоу «Прямой эфир» телеканала «Россия-1» менее чем за сутки до того, как я задал ему первый вопрос о новых ощущениях.
Вкратце напомню читателям историю о том, почему наша газета имела самое непосредственное отношение к признанию нашего героя прямым потомком «вождя народов». В январе этого года мне удалось обнаружить в Российском государственном архиве социально-политической истории комплекс документов из Особой папки Политбюро ЦК КПСС, которые до меня, если судить по записи в листе использования и пометкам на документах, видели только Хрущёв, Молотов, Каганович, Маленков, Булганин, другие члены и кандидаты в члены Президиума ЦК, секретари ЦК и председатель КГБ Серов. Документы эти неопровержимо доказывали то, что в 1956 году Президиум ЦК КПСС и КГБ СССР проводили расследование в отношении внебрачного сына Сталина, причём пришли к выводу, что он действительно существует.
Мы опубликовали эти документы в материале «Настоящая история внебрачного сына Сталина («Совершенно секретно № 2/379 за 2016 год). Конечно, мы предполагали, что публикация вызовет интерес у читателей, но не могли предвидеть всех её последствий. А они не замедлили проявиться. И главным было то, что наши коллеги с телеканала «Россия-1» сумели убедить всем известного внука Сталина, театрального режиссёра Александра Бурдонского, сдать генетический материал для сравнительного теста ДНК с «предположительным» Юрием Давыдовым. И нашим читателям, и телезрителям финал этой истории уже известен: совпадение ДНК у двух испытуемых (тест по Y-хромосоме) составило 99,98 %. И это означало только одно: Юрий Александрович Давыдов – теперь всеми признанный потомок человека, который тридцать лет был во главе нашей страны…
О моём существовании Сталин, возможно, и не подозревал…
На следующее утро после записи телепередачи мы встретились с Юрием Давыдовым и провели с ним практически весь день. И всё время разговаривали. Об истории страны и отдельно взятой семьи, о жизни сегодня и много лет назад, о людях, событиях и многих, иногда даже совершенно обыденных вещах.
– А вы, Юрий Александрович, готовы теперь к тому, чтобы стать публичной фигурой, что к вам поедут журналисты со всей страны, будут надоедать всячески? Это сегодня мы с вами беседуем в спокойной обстановке, времени до самолёта на Новокузнецк у вас ещё несколько часов, на сталинские высотки мы посмотрели, Ближнюю дачу кругом объехали, в редакции у нас побывали… А ведь приедете, там работа, выходных – всего два…
– У меня уже были подобные времена, своего рода репетиция, когда в начале двухтысячных разные журналисты и телевизионщики приезжали…
– Но сейчас телевидение на всю страну о вас расскажет, статей в газетах множество будет. А ведь это всё смотрят и читают люди, в том числе и в вашем городе…
– Я сталкивался с этим. Кто-то подходил просто поздороваться, кто-то поддержать, а от других только негативные эмоции оставались. У нас в Сибири народ-то простой. Идёшь по улице или в трамвае едешь, кто-нибудь как привяжется, да ещё нетрезвый. А если покажешь, что с ним не очень хочешь говорить, обижается: «Ах ты, какой выискался, поговорить с простым народом не хочет!» Так что в принципе я к этому готов. И к любви, и к ненависти, и к интересу, и к безразличию. Люди разные, и каждый имеет право на собственное мнение…
– Что же вы, Юрий Александрович, вот так по-простому, пешком или на трамвае? Почему машины нет в наше продвинутое время?
– Когда было желание купить, не было финансовой возможности. Накоплений-то никаких, откуда они у инженера? С другой стороны, сейчас смотрю на своих друзей, ровесников, они с машинами, но болеют, двигаются очень мало. И один разговор: бензин дорогой, запчасти покупать надо… Я привык пешочком
– А какая у новокузнецкого инженера с сорокалетним стажем, хоть он и сталинский внук, зарплата?
– Разная. Зависит от того, как проект идёт, какие есть премии и надбавки в тот или иной месяц. Минимум – пятнадцать тысяч, максимум – пятьдесят. А в среднем, наверное, около двадцати – двадцати пяти получается.
– На пенсию не собираетесь? Всё-таки, хоть вы и выглядите бодро, но 67 лет – это возраст не детский…
– А как жить-то тогда? Выйду на пенсию в шестнадцать тысяч рублей с копейками, и что? Счета коммунальные половину съедят. Хорошо ещё, что я от домашнего телефона отказался, не плачу за него. А ещё ведь продукты нужно покупать и ещё что-то. А внукам подарки привезти? В общем, приходится работать…
– Всё равно тяжело, ведь молодёжи-то полно, у которой и силы, и молодость и стремление к новым техническим решениям.
– Тяжело, конечно. Раньше работал от звонка до звонка без проблем. А сейчас с понедельника по четверг нормально, а в пятницу силы уже на исходе, все чертежи сливаются, строчки не всегда разбираешь. Но работаю ведь, привык всю жизнь трудиться.
– Вот вы, Юрий Александрович, – внук человека, который возглавлял нашу страну дольше, чем кто-либо другой. В каком доме живёте, не в сталинском случайно?
– Нет, в обычной хрущёвке, на первом этаже. Хорошо, что не нужно пешком подниматься, хотя и минусов предостаточно. Не хочу Хрущёва критиковать, боюсь непонятым быть, но дома эти, они не для людей строились. Это я вам как профессионал говорю. Ведь были изменены СНИПы, строительные нормы и правила, и вместо 77 сантиметров кирпича, который и от холода защищал, и в жару прохладу сохранял, сделали 52 сантиметра. А уж про железобетон я совсем не говорю. Экономили на материалах, просаживая огромные деньги на тепловой энергии. И, главное, о людях-то не особо думали, об их комфорте. А что до того, чей я внук, то я никаких привилегий не искал никогда, да и не ищу. Для меня главное – моральный фактор. Показать всем, что тайна моей семьи была вполне реальной и что события вековой давности, которые привели к рождению моего отца, действительно имели место.
– Вот вы для кого-то внук генерального секретаря и председателя правительства, для других – обычного политического ссыльного, для третьих – тирана, для четвёртых – спасителя страны. А вы как к своему деду относитесь?
– Как к своему деду, в первую очередь, хотя в общем-то человеку чужому, как к члену семьи, хотя мы друг друга и не знали, и о моём существовании он, возможно, даже и не подозревал…
Юный внук Сталина на «том самом диване»
Как хранилась семейная тайна
Мы с Юрием Александровичем ехали по Москве, и значительная часть поездки была посвящена «сталинским местам». По Арбату, который при жизни генералиссимуса был правительственной трассой, нам проехать не удалось, поскольку он давно уже стал пешеходным, но остальную часть маршрута до Ближней дачи мы проделали почти тем же путём, что и сталинский кортеж. И разговор у нас зашёл о тайнах, государственных и семейных…
– Юрий Александрович, когда вы узнали о том, что вы внук Сталина? Как это случилось?
– В 1971 году мне исполнилось 23 года, и я уже учился на пятом курсе Сибирского металлургического института, на строительном факультете. Было это, скорее всего, весной. Последняя сессия после Нового года была сдана, и я занимался, ушёл на дипломное проектирование, вот тогда это и было. Тогда родители меня и огорошили.
– Они вместе вам всё рассказали?
– У нас в семье такой обычай был. Если что-то натворишь, отец семейный совет собирал. Был такой диван старый, покрытый дерматином. Виновник туда садился, а все «судьи» за стол. Когда он сказал, что нужно поговорить, я подумал, что вроде бы я ничего такого не делал, не за что меня туда «на суд» приглашать, но пошёл. Ещё при этом присутствовал мой старший брат Эдуард. Отец понял моё волнение и говорит: «Ты бабушку видел, помнишь её… Это моя мать. А бабушкин муж – это Сталин. Я спрашиваю: «Как же так?» И они мне вкратце всё рассказали про то, что когда он был в ссылке в Курейке, всё это произошло. И после этого отец добавил: «Вот ты это услышал – и забудь. Никогда никому ничего об этом не говори, ни друзьям, никому. Всё должно остаться в нашем семейном кругу»
Потом, когда это всё закончили, разошлись, я спрашиваю Эдика, старшего брата: «А ты-то знал об этом?» Он ответил: «Конечно, знал. Но родители мне сказали тебе пока ничего не говорить. Говорят: «Мы ему сами скажем, когда придёт время». Эдик был старше меня на несколько лет, так что ему и сообщили обо всей этой истории на несколько лет раньше». Я его ещё раз спрашиваю: «Мы братья, что же ты мне об этом не говорил?» Он отвечал: «Мне сказали молчать, я и молчал».
– А ваш старший брат когда умер?
– В 1992 году.
– Когда вы узнали о вашей семейной тайне, стали интересоваться личностью Сталина?
– Да, конечно, но тогда информации было крайне мало. В основном писали про культ личности, про репрессии и так далее. Но наша тайна так и оставалась тайной.
– А с родителями и братом вы об этом говорили, об этих книгах?
– Отца уже не было, когда я с матерью беседовал на эту тему ещё раз. Она ведь тоже из тех краёв, что и отец, так что с молодости всё знала. И говорю: «Вот в этой книге пишут, что было такое событие, вот тут есть упоминание о сыне в Сибири, вот там. Сегодня-то что бояться? Давай в редакцию напишем о том, что такой факт есть…» Она к этому делу серьёзно отнеслась. Говорит: «Знаешь, Юра, обсудим это не сегодня, я должна подумать». А через день-два она говорит: «Давай оставим всё как есть. Не надо никому об этом рассказывать».
– Когда же эта завеса приоткрылась?
– Когда родителей уже не стало. В конце 1999 года мне позвонила журналистка из «Известий» и спросила: «А вы знаете, что вы внук Сталина?» Я отвечаю: «Да, конечно, знаю. Была такая история, о которой мне рассказали родители».
– А она откуда об этом узнала?
– От историка Бориса Семёновича Илизарова, который нашёл первое сообщение председателя КГБ Серова о том, что у Сталина был сын. Вы, впрочем, об этом тоже писали, как и о том, что фамилии и даты там были перепутаны. Но факт остаётся фактом: это было первое документальное упоминание. В «Известиях» по этому поводу вышла статья, и корреспондентка мне эту статью выслала.
Старший брат Юрия Давыдова – Эдуард – с супругой, 1969
Под негласным надзором КГБ
Когда я изучал документы о «партийном следствии» по делу внебрачного сына Сталина, то обратил внимание на то, что вместе с письмами партийных чиновников, в том числе и непосредственно занимавшихся выяснением всей правды о жизни Сталина в ссылке, постоянно встречаются документы и ссылки на КГБ СССР. Похоже, КГБ был не только в курсе проблемы, но и негласно контролировал членов семьи сына Сталина. Видимо, поэтому они несколько десятилетий не рассказывали о своих семейных тайнах никому, даже самым близким друзьям. Поэтому я задал внуку Сталина вопрос, бралась ли с его родителей подписка о неразглашении, о которой упоминали историки.
– Я уверен, всё это наверняка было. Наше семейство чувствовало некоторое внимание КГБ. Я же впервые ощутил это, когда учился в институте. За институтами, тем более такими, как наш, тогда, в конце шестидесятых – начале семидесятых, был особый надзор. Вы помните, как во время нашего с вами участия в передаче «Прямой эфир» на «России-1» некоторые участники программы по этому поводу хихикали, говоря, что за студентами никакого наблюдения не велось? Это было не так. У нас в соседнем подъезде жил капитан КГБ, который курировал наш вуз. Между прочим, работал он очень профессионально.
Паспортные данные внука Сталина
– Пытался вербовать в сотрудники?
– И нестандартным способом. Дело было летом. Он вышел на балкон, а мы с ребятами (нам было по восемнадцать-двадцать лет) сидели во дворе. Он говорит нам: «Зайдите ко мне». Для начала одному из нас дал деньги и говорит: «Сгоняй за «красненьким». А потом, когда выпили, он нас разговорил. Спрашивал, кто где работает, кто учится. А потом с двумя из нас, которые в металлургическом учились, начал «работу проводить». И не сразу так – с места в карьер, а исподволь. Может быть, после того, как в особом отделе института получил нужную ему информацию. А уже ближе к концу учёбы он пригласил нас и говорит: «Мужики, вам уже по двадцать лет, скоро институт закончите. А не хотели бы вы в КГБ работать? Я бы посодействовал. Почему-то говорил про Алма-Ату как место дальнейшей учёбы. Обещал, что поможет поступить, получить второе высшее образование. Я подумал: «А что тут такого?» И в принципе почти согласился (в 1970-х годах в Алма-Ате находилось два учебных заведения КГБ СССР – Высшее командное пограничное училище и Курсы усовершенствования оперативного и руководящего состава. – Ред.)
– Родителям-то сказали?
– Конечно, в тот же день и рассказал и отцу, и матери. Отец ничего не сказал, только спросил, кто мне предложил такую карьеру. Я ему говорю: «Вот тот капитан, что рядом с нами живёт». Отец промолчал. Потом через несколько дней он этого капитана встретил. Они о чем-то поговорили, до сих пор не знаю, о чём. После этого капитан от меня отстал. Я предполагаю, что отец рассудил, что если идти на работу в КГБ, то там родственников до десятого колена будут проверять. А при этом всплывёт и наша семейная история. В общем, отец был против, и я его послушал…
– А мог ваш «куратор» про вашего деда знать?
– Не думаю, не его уровень был. Но в дальнейшем, повторяю, история всплыла бы обязательно…
– То есть о вас знали, контролировали, но без деталей?
– Скорее всего так. Внимание-то чувствовалось, и то, что какой-то особый учёт был, тоже. В КГБ знали про отца, где он и чем занимается. Но подписку не нарушал, негативно себя не проявлял, его и не трогали.
– А вашего брата это тоже касалось?
– Эдик, старший брат, хотел в середине пятидесятых годов, когда мы жили на Дальнем Востоке, в мореходку поступить: океан, романтика… А там ведь тоже спецпроверка. Отец говорит: «Хрен тебе, а не мореходка. Я «отхабачил» в армии, тебе там делать нечего». Так и не стал мой брат моряком…
У Сталина родился внук. в Пхеньяне, в день рождения Ленина…
Исследуя биографию Юрия Александровича Давыдова и его отца, Александра Давыдова, я обнаружил целый ряд любопытных совпадений, которые, несомненно, должны заинтересовать не только наших читателей, но и руководство Трудовой партии Кореи. Любопытный факт: внук Сталина родился 22 апреля 1948 года в тогда ещё временной столице Северной Кореи – городе Пхеньяне. В сентябре 1945 года сын Сталина Александр Давыдов был вместе со своей частью переведён в Северную Корею и служил там в звании капитана Рабоче-крестьянской Красной Армии. Тогда же в Пхеньян прибыл другой капитан РККА Ким Ир Сен, который стал помощником военного коменданта Пхеньяна.
С почти стопроцентной уверенностью можно говорить о том, что когда 14 октября 1945 года на стадионе в Пхеньяне состоялся митинг в честь РККА, на котором командующий 25-й армией генерал-полковник Чистяков представил собравшимся Ким Ир Сена в качестве «национального героя» и «знаменитого партизанского вождя», а тот произнёс речь, Александр Давыдов был в числе зрителей. Вполне возможно, внук Сталина и будущий лидер КНДР общались и по службе. К сожалению, все фотографии из архива Александра Давыдова, где советские офицеры были запечатлены вместе с корейскими товарищами в декабре 1948 года во время вывода советских войск из Северной Кореи, были подвергнуты своего рода цензуре. Лица корейских военных, в том числе, возможно, и Ким Ир Сена, на совместных фотографиях были вырезаны. В семейном архиве остались несколько таких «порезанных» фотографий.
– Юрий Александрович, у вас в паспорте очень необычная запись о месте рождения. Пхеньян (Северная Корея) …
– Да, я родился именно в Пхеньяне.
– Из того периода вы, наверное, ничего не помните?
– Я слишком маленький был, мы уехали из Пхеньяна, когда мне было три года. А вот старший брат Эдик – он быстро освоился, играл с корейчатами и научился бегло говорить по-корейски. Мать его с собой на базар брала в качестве переводчика, он даже торговался с продавцами. А родители в силу возраста так и не смогли выучить язык.
– А где жила ваша семья?
– Дали нам дом какого-то японского генерала. От него там, кстати, боевая сабля осталась, которой мать дрова рубила, больше нечем было.
Cын Сталина капитан Александр Давыдов с женой. Пхеньян, 1947
– А вы знаете, что будущий национальный лидер КНДР Ким Ир Сен вполне мог бы быть вашим соседом? Он также поселился Пхеньяне в одном из небольших особняков, в районе, где жили японские офицеры и чиновники…
– Нет, я этого не знал.
– Ваш отец занимал какую-то серьёзную должность тогда?
– Заместитель командира батальона по политчасти. И ординарец у него точно был. Кстати, занятная история с этим ординарцем тогда произошла. Приходит отец с вместе с ним домой, затем вдруг исчезают куда-то, а возвращаются не совсем трезвые. Мать проследила и выяснила, что в генеральском подвале стояла здоровенная бочка с японской водкой саке. В общем, после службы, спускались они туда и по кружке нацеживали…
– Она ввела строгий контроль?
– Нет, действовала гораздо решительнее. У матери был подаренный кем-то из отцовских друзей дамский браунинг с патронами, и она «приговорила» бочку с саке к расстрелу. Выпустила всю обойму, не думая о последствиях. Родители рассказывали, что в доме запах спирта стоял ещё недели две. В общем, лишила отца удовольствия. С другой стороны, всё-таки дети маленькие в доме…
– Вряд ли это отцу понравилось. Он по характеру был человеком вспыльчивым?
– Нет, скорее спокойным. Мать своё место знала, понимала, что лучше ему не перечить. Но скандалов между ними я не помню, жили мирно.
– Они, вы говорили, оба курили?
– Да, отец и умер из-за этого, у него рак горла был. Возможно, и прожил бы дольше, но знакомый хирург отговорил его от операции. Отцу не раз говорили, что ему необходимо бросить курить, но он даже и не пытался. А вот мать бросила. Сначала попила таблетки какие-то, а потом сама решила: не буду, и всё. Говорила, что пару месяцев её тянуло покурить, а потом тяга всё меньше и меньше становилась. А отец до самой смерти по две пачки в день выкуривал.
– А как ваш отец относился к войне, вспоминал ли, как День Победы отмечали?
– День Победы, конечно, был праздник святой. Отмечали его всегда, и когда он работал, и когда на пенсии был. Но сколько лет с войны прошло, про неё дома старались не говорить, очень тяжело ему было вспоминать, переживал. Кстати, старшего сына Эдика отец назвал в честь своего друга, погибшего в первые дни войны.
– Вы смерть Сталина помните? Вам тогда пять лет было…
– Нет, не помню. Не отложилось в памяти.
– А какие-то «сталинские» даты, день рождения, день смерти в семье отмечали?
– Нет, только 7 Ноября отмечали, совмещали с днём рождения отца 6 ноября, Новый год отмечали, 1 Мая, День Победы…
От комсомола я отбоярился
Трудно поверить, но Юрий Давыдов, прямой потомок Сталина, в шестидесятые годы поступивший в институт, имевший серьёзную оборонную составляющую, а потом и ставший дипломированным инженером, никогда не был комсомольцем. Наши читатели с большим стажем, выросшие в СССР, знают, что без комсомольского билета в вузы, как правило, просто не принимали, да и с работой могли быть сложности. Но Юрий Александрович рассказал, что у него таких проблем не возникло и он уже больше сорока лет проектирует дома и торговые центры, шахты и спорткомплексы.
– Как отец реагировал на то, что вы отказались вступать в комсомол, и вообще почему такое могло произойти в нашей стране?
– Отец, конечно, очень меня ругал. Говорил: «Ты должен…»
– Он ведь членом КПСС был?
– Да, во время войны вступил в партию… А для меня в октябрята, в пионеры вступать или нет, как-то разговора не было. Все вступали, и я вступал. А вот с комсомолом по-другому. Там же принимали не скопом, а по одному. И я заметил, что отвечает на уроке комсомолец на четвёрку, а ему пятёрку ставят, за какие-то должности, свои послабления были. А это как-то не по мне было. Незаконные поблажки всякие. Может быть, это ещё возраст такой у меня был, но я уж очень не любил, чтобы мной кто-то командовал.
– Может быть, это гены вашего дедушки?
– Может быть, и так. И я отбоярился от этого дела. Пару раз меня пытались затянуть, но я сказал: «Не хочу, и всё». Классный руководитель отцу пожаловался, тот со мной тоже пару раз разговаривал. Поругались мы с ним на этой почве. Но силком меня не стал заставлять.
– А в институте? Как вы вообще без комсомольского значка в вуз попали?
– Никто про это и не спрашивал. Там мне вообще «комсомольская жизнь» не приглянулась. Все привилегии местного масштаба – это не для меня. Учился я хорошо, экзамены сдавал вовремя, так что ко мне и не приставали… А когда окончил институт и уже работал, меня отец ещё раз пытался «наставить на путь истинный». Не удалось. Меня вообще трудно было заставить что-то делать вопреки моим взглядам. Разве что когда выяснилось, что я левша, насильно переучили писать правой рукой. Был предмет под названием чистописание. Для меня – полный кошмар. Когда родители не видели, тетрадь переворачивал, как мне удобно было, и наяривал левой рукой, но потом они это просекли и всё-таки заставили перейти на правую. В результате почерк у меня получился крайне непонятным
– Отец у вас строгий был?
– Нет, но строжился. Как все родители. Ни за что не били, не наказывали. В основном, словом пытался. Родители, когда они в Сталинск (так раньше Новокузнецк назывался) приехали, имели по семь классов образования. Отец с матерью вместе ходили в вечернюю школу рабочей молодёжи, там по 11 классов окончили. Им самим учиться надо, а тут я… Потом техникумы окончили, отец – торговый, а мать – финансовый. А после этого пошла в строительную организацию, заниматься заказами всякими, проводить их по бухгалтерии. А отец долго работал в различных столовых директором. Обычно его бросали туда, где плохо было, воровали… Он быстро наводил порядок, получалось это у него.
– Ваш отец больше двадцати лет проработал именно в этой сфере?
– Где плохо – его туда и отправляли. Был и директором ресторана «Металлург»…
– У нас сейчас это называется «кризисный менеджер».
– Что-то в этом роде.
– Интересно, что бы сказали работники ресторана, если бы узнали, что их директор – сын Сталина?
– Трудно сказать. Но его все уважали, в первую очередь за то, что он ни копейки не брал себе, ничего домой не таскал. И к людям относился строго, но с пониманием. Такие у него были жизненные принципы…
Мы ещё долго разговаривали с Юрием Александровичем Давыдовым о необычной истории его семьи, и самое главное, что мне запало в душу, – это необычная для родственников известных персон простота и искренность. Его отец, сын Сталина, прожил всю жизнь как обычный гражданин нашей страны, жил, работал, воевал, был награждён полутора десятками орденов и медалей, переезжал с места на место, воспитывал детей и внуков. Да и сам Юрий Давыдов может в каком-то смысле служить примером честного и не испорченного ни «оттепелью», ни «застоем», ни перестройкой, ни «лихими девяностыми» отношения к нашей жизни. 22 апреля, за несколько дней до сдачи номера в печать, Юрию Александровичу исполнилось 68 лет. Мы поздравляем его с этим событием и надеемся, что наши читатели присоединятся к нам…
Фото из архива семьи Давыдовых
Автор: Алексей БОГОМОЛОВ
Совместно с:
Комментарии