Олег Дорман: «Телевидение – больше не media»

«Мы живем в совершенно новой антропологической ситуации» – уверен автор «Подстрочника», «Ноты» и многих других документальных фильмов.

На экране ТВ – очередной новостной сюжет про путешествие российских «форбсовских» евреев по ближневосточной пустыне маршрутом Моисея; «30 миллиардов долларов на всех», – заботливо подсчитали коллеги. На экране компьютера – израильский раввин Шая Гиссер, ожидающий в Домодедово рейса на Челябинск. Коротая время, он рассказывает на камеру Олега Дормана про Бога, человека, рабство и свободу. Даже условно совместив изображения – простым переводом глаз, с компьютера на телевизор и обратно, – все равно трудно понять, почему еврейские фильмы Олега Дормана так и не добрались до телеэфира. Оба или хотя бы один из них. Либо «Рэбе в аэропорту», лежащий без телевизионного движения с середины 2000-х (его и смотрим), либо «Желание знать» – фильм, который провел без малого два десятка лет на полке новой России.

– Началась эта история с того, что мой друг – режиссер Аркадий Яхнис познакомил меня с учениками первой после советской власти иешивы, иудейской религиозной школы, – поясняет Олег Дорман. – Она открылась в помещении бывшего партийного дома отдыха на станции Удельная. Фильм «Желание знать» – о трех жизнях, начавшихся в СССР и продолжившихся в иешиве: один герой – военный, другой из разночинцев, третий из семьи театральных деятелей… В девяностых мы предлагали фильм без исключения всем телеканалам, но понапрасну.

– Они боялись погромов?

– Думаю, они боялись слова «еврей». Я предлагал показать фильм ночью, например, на какой-нибудь еврейский праздник – если уж вы все равно обозначаете в новостях, что этот праздник существует. Ответ был «исключено».

– Тогда возникает вопрос, при каких условиях еврей в России перестанет быть больше, чем еврей, или меньше, чем еврей. А станет просто евреем.

– Просто еврей в природе не встречается… Один руководитель документального отдела на канале «Культура» объяснил так: «У вас в фильме 30 минут не про евреев, а 40 – про евреев». До сих пор думаю, что он имел в виду. «Не подумайте, – добавил он с достоинством, – что я антисемит». Я не подумал. Следующий руководитель просто предлагал сократить фильм вполовину. Потом появился Интернет, возник Ютуб, стало возможно показывать фильм без вещателей. Фильм и до того жил своей жизнью – ходил на кассетах в самых разных странах, я получал оттуда отзывы.

– Среди тех, кто увидел «Желание знать», был продюсер Феликс Дектор, с тех пор – ваш друг и соратник: «Подстрочник», «Нота»…

– А тогда Феликс предложил каналу «Культура» просветительскую программу об иудаизме. Просто спросил, интересна ли им такая передача, – и услышал ответ «да». Денег у канала он не просил: получив согласие, Феликс сам их нашел через еврейские организации. Сделал программу, принес. Дальше, как он рассказывал, «на канале мне сказали: «Слишком много слов, мало изображения. Сделайте поживее». Мы сделали поживее. Принесли, нам сказали: «А теперь много картинок и мало слов». После чего Феликс, увидев «Желание знать», обратился ко мне. Просто за советом.

Затея мне очень понравилась: как-никак могла получиться первая с 1917 года российская телепрограмма об иудаизме. Предложил Феликсу, как можно бы сделать. И подумал, что такую передачу хотел бы сделать и сам.

Потом мы устроили пробы раввинов. Феликс пригласил лучшие умы, цвет талмудической мысли. На больших черных машинах приезжали высокопоставленные мудрецы в черных пальто. Пешком приходили люди в лапсердаках с глазами пророков. Все прекрасные – но для кино не годились. Последним вошел человек, на которого я взглянул и понял – он. Это и был Шая Гиссер, наш «Рэбе в аэропорту». Шая Гиссер был первым человеком на тех «пробах», который не знал ответов – он знал вопросы.

– Не говорил, по Вуди Аллену, низким голосом с хорошей реверберацией?

– Именно. Шая раскидывал свою паутину совершенно иным образом, и я с удовольствием впутывался.  Прежде Шая был одесским раввином, потом уехал в Израиль и часто приезжал сюда – занимался педагогической деятельностью. Идея передачи, фильма: он рассказывает о взгляде иудаизма на фундаментальные проблемы каждого человека. То есть речь не о еврейских проблемах. Плюс была придумана история с аэропортом – ночь, ожидание рейса, – что давало какие-то художественные, поэтические возможности. Снимали по ночам. В то время аэропорт Домодедово в три-четыре утра был полупустым. Днем недолго спали, а по ночам снимали.

– И ночей этих было…

– Скажем, четыре. Денег на съемки после прошлых двух попыток у Феликса не оставалось никаких, и он не знал, что из этого в результате получится. Поэтому сняли только первую из десяти задуманных серий – каждая по 13 минут. Мне нравится такой формат – не люблю, когда долго

– …сказал автор восьмичасового «Подстрочника» и полуторачасовой «Ноты».

– Легко объяснить. Каждая из серий «Подстрочника» длится 26 минут. У меня даже было желание сделать серии по 13 минут. Но я понял, что это некрасиво – тридцать вечеров подряд тащить человека к телевизору. А 26 минут пролетают быстро. Правда, при первом показе серии объединили по четыре в один вечер…

История же с «Нотой» мне кажется куда более претенциозной. Полтора часа – это возмутительно. Величайший фильм последних десятилетий – «Декалог» Кесьлевского – длится по 52 минуты каждая серия. 52 минуты – достаточное время, на которое ты можешь отвлекать внимание чужого человека. А уж полтора часа вырывать из сегодняшней жизни – никуда не годится. Дюжина минут размышления о мире – то, что надо. Начиная с «Каждый человек каждый день должен выходить из Египта» – это первые слова Шаи Гиссера в «Рэбе в аэропорту». Личные, важные проблемы всякого человека. Не народа, не общества – человека. Это была единственная работа, за которую я взялся, занимаясь «Подстрочником».

Раввин Шая Гиссер, герой фильма Олега Дормана «Рэбе в аэропорту» (стоп-кадр из фильма «Рэбе в аэропорту»)

Раввин Шая Гиссер, «Рэбе в аэропорту» (здесь и далее – курсивом):

– Каждый из нас имеет свой Египет. Человечество повторяет историю народа, народ повторяет судьбу человека. Когда Моисей пришел к фараону, он передал ему слова Бога: «Отпусти народ Мой, чтобы они служили Мне». Не сказано «отпусти народ на свободу, на волю, пусть живут, как хотят».

– Мы пришли в высокий кабинет на канале «Культура», показали серию. Нам было сказано – буквально: «Что это вы принесли?» На такой вопрос всегда трудно ответить. Потом – лично ко мне: «А вы, вообще, кто по профессии?» На такой вопрос тоже трудно ответить, я сказал, что вообще диплом у меня – режиссера. «Ну вот и режиссируйте», – посоветовали мне. «А придумывать вам ничего не надо. У нас есть своя автура на канале».

– Наверное, это совокупность авторов?

– Я тоже услышал слово впервые. Думаю, это из лексики времен Гражданской войны. И я увидел, как изменилось лицо моего друга Феликса. Он просиял. Он наконец понял, чего от него хотят: чтобы он привел деньги еврейских организаций, сдал сюда – а они сами сделают, как надо. Феликс же все носит и носит собственную продукцию.

Все это Феликс объяснил мне уже в коридоре и сказал, что больше его ноги тут не будет.

– Еще куда пытались пристраивать?

– Ходили по другим каналам и по еврейским организациям. Для организаций кино выглядело недостаточно религиозным, для каналов – «слишком про евреев». Дальше было как с «Желанием знать». Сначала Феликс показывал «Рэбе в аэропорту» по маленьким залам, потом – великий антропологический перелом: Интернет, трекеры, Ютуб, – и вопрос о вещателе сам собой исчез. Исчез настолько, что я никогда больше не предлагал эти фильмы телевидению. Просто не вижу необходимости. Рад, что вы вспомнили о них.

– Если продолжать историю Шаи Гиссера сейчас – сколько еще нужно доснять?

– Нисколько. Прошло восемь лет, Шая уже совсем седой. Продолжение вышло бы очень смешным: наш раввин так и ждет своего рейса из Иерусалима в Челябинск, долгие годы. Всю жизнь. Метафора, конечно, могучая, но не для скромной просветительской передачи. Так что продолжение надо бы делать иначе. Например, закадровым голосом объяснить, что между первой и второй серией прошло бог знает сколько лет и мы продолжаем разговор. Ведь суть дела – разговор.

– Евреи ушли в свободу, которая на самом деле является рабством. То рабство, то служение, которое от нас ожидается – можно заменить некрасивое слово «рабство» красивым словом «служение», хотя смысл тот же, – предполагает, что человек может уйти в служение, которое тотально. Которое охватывает всю личность. Мотивы, поступки, мысли, чувства.

– Я так и не понимаю, почему это нельзя показать. Слишком лестно было бы считать, что за этим стоит какое-то серьезное противостояние – кого с кем? Русских с евреями? Скорее, старопартийная осторожность, оставшаяся с былых времен, а не живое чувство… Но рано или поздно покажут всё. Теперь об этом можно не волноваться. Показ по ТВ перестал иметь прежнее значение. Мы правда живем в другой – повторю это слово – антропологической ситуации

– Что в ней нового, например, в России – где телевизор по-прежнему является важнейшим если не из искусств, то из media наверняка?

– Новое, в частности, то, что и Россия перестала быть островом, и телевизор здесь тоже больше не идол. Единого центра информации – то есть пропаганды, агитации и организации – больше нет, и, к счастью, никто не вспомнит, кого я сейчас процитировал. Словом, я не согласен с вами: телевизор не важнейшее из media, а вообще больше не media.

– Остается мелочь: объяснить это подавляющему большинству населения России. Есть ли шанс убедить людей посмотреть вокруг телевизора в поисках информации?

– Убеждать не придется. Вас убеждали пользоваться мобильным телефоном? Свобода выбора, которую принес Интернет, неудержима. Как солнечный свет.

– Еще до полной свободы выбора возник вопрос: где грань между равномерным и равноправным доступом людей к культуре – и ее профанацией? Возможен ли полноценный культурный элитаризм в новых условиях?

– Хотите поговорить об этом на страницах газеты? Я не возьмусь. Это разговор для двоих. Элитаризм невозможен, потому что кто, не спятив, может считать себя элитой? Но, думаю, в очень шумном, очень населенном мире люди, одинаково думающие и чувствующие, будут искать друг друга с еще большей тоской и надеждой, чем прежде, когда книги писали десятки, а читали – самое большее – тысячи. Не так много веков назад людям, чтобы прочесть книгу, нужно было предпринять огромные усилия – сами по себе равные усилиям, затраченным на прочтение этой самой книги. Если цивилизация не победит в человеке человека, нам, думаю, предстоит сильнее ценить связи, родство, близость. И решать совершенно новую проблему: преодолеть удобства и, так сказать, вспомнить, зачем, ради чего мы искали ковра-самолета, молодильных яблочек и свет-мой-зеркальца. Если цивилизация не победит.

– А если цивилизация – с присущим ей упрощением всего сложного во имя комфорта – все же победит?

– Тогда все снова начнется с каменного века. И может, на этот раз люди будут больше заниматься собой, а не миром вокруг себя. 

– И вот тут есть логическая ловушка, которую не приемлет сознание современного человека. Для него «свобода – это когда я могу делать то, что я хочу». Оказывается, с еврейской точки зрения быть свободным – это значит делать то, что надо, в нужном месте, в нужное время и правильно. Понимаю, что это звучит тяжело: все время быть на работе. Но когда человек кого-то любит, то любит во всем, все время. Он этим живет. И не говорит «я сейчас пойду любить». От меня требуется жить Богом.

– После вашего выпуска из режиссерской мастерской Марлена Хуциева прошло 20 лет. Что до сих пор кажется вам важным на каждый день в профессии – из того, что вы не знали до общения с Марленом Мартыновичем?

– Бывает трудно определить, что именно взял от учителя, но в этом случае мне ответить легко. Каждый день и каждую минуту в профессии необходима бескомпромиссность. Ремесло режиссера состоит в достижении цели – никому другому не видимой и лишь отчасти предвидимой им самим. Этой цели он и служит, больше ничему и никому – ни другим, ни себе. Ремесло состоит в материализации идеального (а можно сказать, и в одухотворении материального), поэтому сопротивление материала гарантировано. Его не может не быть.

Так вот: нет таких обстоятельств, которые могли бы остановить Хуциева. Я видел его в дни, вернее, годы работы над «Бесконечностью», когда многие усмехались ему в спину. Ничто не могло его остановить – и ничто не могло помочь: ни опыт, ни слава. Есть трагическая сторона в таком упорстве, о которой не догадываются начинающие: оно в какой-то момент ссорит с людьми. Потому что упорство в достижении цели поневоле высокомерно – людям кажется, что ты набиваешь себе цену. Хуже: так начинает казаться и тебе самому. Ведь цель эфемерна, призрачна: автор делает то, чего пока нет. Как знать, стоит ли оно того?
Еще хуже, самое мучительное: в кинематографе для достижения этой цели приходится пользоваться трудом других людей. Но выхода нет. Если ты профессионал – повторю: не подвижник, не герой, исключительно профессионал, – должен привести корабль к другому берегу.

– Чего хотят те самые начинающие – те, кого вы учите на Высших курсах сценаристов и режиссеров?

– Сначала хотят успеха, как и все те, кто начинает. Потом задумываются о том, что такое успех. Тоже вечная история. Талантливые люди, странным образом, не несут ничего нового: новы они сами. Кажется, я снова кого-то процитировал. Менее талантливые несут новую пошлость, то есть вместо «чувак» говорят «чел» и часто употребляют слова «комфорт» – «дискомфорт». Но такие у нас не учатся

– Получается, что кого бы они ни снимали, в результате все равно будет кино про себя. Или – не получается? Вы же не про себя снимаете Лунгину и Баршая…

– Но все, что снимаешь – про твою жизнь, про то, что для тебя важно и что тебе нравится. Я однажды вправду задумался – ну вот про что я снимаю? Понял. Про восхищение, которым мне хочется поделиться. В этом смысле это все про меня. Но чем больше этим занимаешься, тем, думаю, меньше остается этого «я». Как в «Фанни и Александр» Бергмана Исмаил говорит мальчику: «А ты уверен, что мы с тобой разные люди? Что, если мы протекаем друг сквозь друга?» Чем больше делаешь фильмы, тем сильнее ощущение, что мое «я» – это самое неинтересное и неважное внутри этого процесса, и оно как бы размывается. Чем его меньше, тем шире существование. И тем радостнее.

– По кому из своих героев вы скучаете больше всего?

– Они со мной. Я, надеюсь, с ними. Но все же… мне отчаянно и все сильнее не хватает Лунгиных.

– Новый герой – есть?

– Пробуем с дорогим мне человеком записать рассказ о его жизни. Если сложится – будет фильм.

– Есть рабство по отношению к Богу. К человеку такого быть не может. Когда я работаю на человека, я должен обслуживать его интересы. Они могут не совпадать с моими. А Бог говорит: «Служи Мне. Это значит – будь самим собой. А Я тебе объясню, как надо быть самим собой, что это значит. Я дам тебе законы, которые соответствуют твоему внутреннему «я», дам настрой, задачи, цели. И ты поймешь, зачем тебе все это надо».

ДОСЬЕ

Олег Дорман (родился 16 марта 1967 года) – российский кинорежиссер. Учился драматургии в мастерской Семена Лунгина и Людмилы Голубкиной, учился режиссуре в мастерской Марлена Хуциева (окончил в 1993 году).

Среди картин Олега Дормана – «Мой друг – стукач» (1991), «Желание знать» (1995), «Свой голос» (1996), «Дневник прогульщика» (1997). С 1997 до 2008 года Олег Дорман работал над многосерийной картиной «Подстрочник» – автобиографическим рассказом переводчицы Лилианны Зиновьевны Лунгиной.

В сентябре 2010 года Дорман отказался от специального приза Российской академии телевидения ТЭФИ за «Подстрочник» – объяснив причины в открытом письме: «…Среди членов Академии, ее жюри, учредителей и так далее – люди, из-за которых наш фильм одиннадцать лет не мог попасть к зрителям. Люди, которые презирают публику и которые сделали телевидение главным фактором нравственной и общественной катастрофы, произошедшей за десять последних лет.  <…> Они не имеют права развращать, превращать нас в сброд, в злую, алчную, пошлую толпу. У них нет права давать награды «Подстрочнику». Успех Лилианны Зиновьевны Лунгиной им не принадлежит».

«Рэбе в аэропорту» (2007) – единственная картина, снятая режиссером в период работы над «Подстрочником».

В 2012 году вышел фильм «Нота», рассказывающий о последних днях жизни выдающегося дирижера Рудольфа Баршая.

ВСЕ ЛУЧШИЕ ИНТЕРВЬЮ «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО» В 2013 ГОДУ:

 Писатель, сценарист Юрий Арабов; Музыкант Андрей Макаревич; Музыкант Юрий Шевчук; Переводчик Виктор Голышев; Экономист Евгений Ясин; Музыкант Юрий Лоза; Драматург Александр Гельман; Артист Ефим Шифрин; Писатель Людмила Улицкая;  Режиссёр Владимир Мирзоев;  Экономист Андрей Илларионов; Режиссер Олег Дорман;  Хирург-трансплантолог Сергей Готье; Бывший руководитель дирекции внешнего долга ЮКОСа Владимир Переверзин; Писатель Юлий Дубов; Сценарист и режиссер Александр Миндадзе; Адвокат Борис Кузнецов; Народный артист России Александр Бурдонский; Писатель Рубен Гальего; Режиссер Юрий Мамин; Наталья Солженицына.

* * *

Присоединятесь к сообществам газеты в социальных сетях:  «Совершенно секретно» в Facebook, ВКонтакте, Twitter