Он должен жить на воле?

Владислав Земецкий уже больше пяти лет находится в психоневрологическом интернате. Cовершеннолетного и дееспособного молодого человека комиссия признала неспособным к самостоятельному проживанию

Владиславу Земецкому 23 года. Когда ему было 4 года, родителей лишили родительских прав, и он попал в московский детский дом-интернат № 7 для умственно отсталых детей. Его Владислав закончил в 2007 году, после чего его направили в психоневрологический диспансер №5. Там он продолжает находиться и сейчас.

Вероятно, о жизни Владислава никто и не узнал бы, если бы не его крестная Татьяна Кузьмина, рассказавшая историюсвоих отношений с Владиславом в социальных сетях. Татьяна не родственница Владиславу. Они познакомились случайно. Когда Влад еще находился в детском доме, Татьяна, прихожанка близлежащей церкви, приходила в интернат работать сестрой милосердия и заметила маленького Влада.

«У многих на лице был виден признак заболевания, но этот  ребенок был необыкновенный. У него удивительный музыкальный слух, исключительное чувство вкуса, он очень сердечный и добрый. Я стала его крестной. Потом его потеряла и встретила уже в интернате», — рассказала Татьяна.

Со слов Татьяны, на протяжении трех с половиной лет она не знала, куда перевели Влада, потому что администрация детского дома отказывалась сообщать какие-либо сведения, ссылаясь на то, что Татьяна ему не родственница. Вновь они увиделись только в 2011 году в интернате № 5, на территорию которого Татьяна приходила как прихожанка Троицкого храма.

«Влад развитый ребенок. Я сама педагог, и у меня есть ученики, которые гораздо тяжелей, чем он. Когда Влад попал в интернат из детского дома, он не умел ни читать, ни писать. Встречаться нам было нельзя, тогда я начала заниматься с ним по телефону. Я передавала ему четыре телефона, но их каждый раз отнимали. Он хочет служить при храме, но ему запрещают даже посещать его», — рассказывает Татьяна.

По информации Татьяны Кузьминой, Владислав только несколько первых дней после поступления находился в открытом отделении, потом его поселили в закрытом отделении без права посещения: «Раньше ему не разрешали даже смотреть на меня из окна, махать мне рукой. Сейчас нам разрешили видеться, Влад может посещать храм, но он продолжает жить в закрытом отделении».

При этом Татьяна уточнила, что свободно перемещаться могут все, кроме Владислава. Он не может самостоятельно даже выйти из здания и гулять по  территории интерната.

Жизнь Влада в детском доме, по словам Татьяны, тоже не была счастливой. Там за промашки его раздевали догола, жгли крапивой. Могли окунуть с головой в воду за то, что он неправильно оформил тетрадку. С тех пор Влад борется со страхом перед водой.

Каким был воспитанник по имени Владислав Земецкий, в детском доме рассказать никто не смог. Вспоминают там о нем так: «Славы плохой о нем не осталось. Был как все. Больные дети меняются очень быстро, поэтому вам надо обращаться в интернат».

Директор интерната Наталья Лопаткина рассказала: «Я не знаю, из-за чего поднялась эта шумиха, потому что у меня нет никаких проблем с Татьяной Леонидовной Кузьминой. Ко мне она ни разу не подходила ни с какими просьбами или вопросами, а сразу начала писать во все возможные инстанции. Мы не против, чтобы люди приходили и брали наших воспитанников, например, на прогулку. Нужно только установить их личность, потому что человеку с улицы мы доверить своего воспитанника не можем».

«Юридически Влад может выйти за пределы интерната, но фактически мы не можем его отпустить, потому что наши воспитанники очень доверчивы, их легко могут обмануть. Далеко ходить не надо, у нас на территории расположен Центр социальной адаптации, в котором живут люди, которых обманули, когда, будучи дееспособными, они жили самостоятельно», — утверждает директор интерната.

Кроме того, если Татьяна сомневается в поставленном диагнозе, она может написать заявление и будет проведена независимая экспертиза.

«У нас каждый год  2-3 человека  начинают жить самостоятельно. Влад хороший, ласковый, но он большой ребенок. Мы познакомим вас, и вы сами все увидите. А когда приехали юристы, которых наняла Татьяна, мы все были в шоке. Они знали, на что давить, и, как только Влада привели, они ему говорят: «Мы тебя выпишем, заберем из интерната, квартиру тебе дадим. Хочешь?» А у него глаза загорелись, он говорит: «Хочу». «Хочешь, чтобы мы представляли твои интересы?». «Хочу». Они тут же сели и буквально на коленках составили бумагу», — заметила заместитель директора интерната  Людмила Шалыгина.

По словам руководства интерната, Влад не находится в закрытом отделении, только в первые дни после поступления он гулял в сопровождении воспитателей. Сейчас он может беспрепятственно посещать храм, если в интернате не введен карантин. О случаях насилия по отношению к Владу сотрудникам интерната ничего неизвестно, но, тем не менее, они допускают, что «конфликты между ребятами могут возникать, все-таки мужской коллектив …

В середине разговора к нам присоединилась заместитель директора по медицинской части Ольга Колесникова. Она сообщила, что Влад не бывает буйным и никаких сильнодействующих препаратов не принимает.

И вот наконец появился наш герой. Разговаривать с Владом было легко. Он отвечал на все вопросы и даже шутил. И лишь тогда, когда я задавала ему трудные вопросы в присутствии администрации, он отвечал не сразу, как будто обдумывая свой ответ.

Владислав рассказал, что воспитатели его не обижают, только проживающие могут полезть с кулаками. Однако, несмотря на то, что в интернате «еще надо найти друзей», хороший друг у Владислава есть – это Ромка Дворников. Владислав подтвердил, что может свободно гулять по территории интерната и приходить в храм, когда захочется. Однако на эти вопросы он ответил после небольшой паузы. Также он рассказал, что ему было очень тяжело жить в детском доме, что над ним издевались педагоги, но на вопрос «Тебе лучше в интернате?» ответил так: «Лучше, конечно, в родном доме». Когда на выходные его забирала крестная Татьяна Кузьмина, они вместе топили печку. Владиславу понравилось проводить выходные с Татьяной, однако жить с ней постоянно он не спешит, потому что из интерната дозвонились до его родственников, и он очень ждет встречи с ними.

— Бабушка должна 5 мая приехать. Я сам с ней разговаривал по телефону.

Татьяна Кузьмина считает, что ее таким образом просто хотят отодвинуть на второй план.

На следующий день после поездки в интернат я позвонила Татьяне, чтобы уточнить детали. В этот момент Влад находился рядом с ней, и я попросила передать ему трубку.  Его ответы отличались от услышанных ранее.: «Я не был в открытом отделении вообще. Теперь могу выходить, раньше не пускали ни в храм, ни гулять, вообще ничего. Долго, очень долго в «закрытке» был. Теперь меня выпускают в столовую и храм, побоялись видно журналистов и адвокатов, но я все равно нахожусь в закрытом отделении, — рассказал Влад. — А Ромку Дворникова после того, как мы поговорили, перевели на другой этаж».

Должен ли Владислав Земецкий оставаться в психоневрологическом интернате? Или может жить на воле? Не окажется ли она для него опасной?

Вот что считают психиатры, юристы и правозащитники.

— Мы имеем дело с некоего рода правовой коллизией. С одной стороны, речь идет о нарушении прав дееспособного, не ограниченного в свободе перемещения гражданина, над которым не установлено опеки. С другой стороны, существует определенный порядок, утвержденный законом Москвы, об оказании медицинской помощи людям с подобным заболеванием. Таким образом, закон субъекта федерации города Москвы противоречит федеральному закону. Пока даже суд не сможет нам помочь, так как он вынужден будет руководствовать нормами одного и другого закона одновременно. Для начала необходимо устранить данное противоречие в Конституционном суде, — сообщил Дмитрий Апполонов, юрисконсульт, которого наняла Татьяна Кузьмина.

На фото: Здание психоневрологического интерната № 5

Правозащитник Ирина Ясина, которая посетила интернат в Филимонках, считает:

— Сейчас Влад действительно свободно перемещается, но раньше его держали в закрытом отделении. Татьяна, конечно, очень сильно преувеличивает, что Влада накачивают лекарствами или он подвергается насилию, но, тем не менее, намерения у нее благие. Татьяна очень верующий человек, и, возможно, религия в том объеме, в каком она навязывает ее, Владу действительно не нужна, но другого выхода нет. Кто возьмет к себе взрослого человека из психоневрологического интерната? В любом случае Владу лучше с ней, чем без нее. Я видела их вместе, видела, как они радовались друг другу, как держались за руки. Любому человеку лучше тогда, когда его любят. В интернате у него жизни не будет никакой и никогда. Влад нормальный, он просто Маугли. Я не первый раз сталкиваюсь с тем, как ставятся диагнозы. Случаи гипердиагностики чудовищны. Известны тысячи случаев, когда просто детям запущенным, неразвитым, ставят подобные диагнозы, чтобы не связываться. Он оказался в детском доме, когда ему было четыре года. В лучшем случае родители-алкоголики давали ему еду, но никто с ним не занимался. Мы можем по-разному относиться к Татьяне, но если бы она не подняла крик, мы бы вообще об этом Владе ничего бы не узнали. То, что парень не клиент этого интерната, это точно. Он должен жить на воле.

Однако исполнительный директор «Независимой психиатрической ассоциации России» Любовь Виноградова уверена, что в интернате не нарушаются права Владислава.

— Интернат не подавал заявление на признание Влада недееспособным только потому, что в этом не было необходимости. Если завтра послать его на экспертизу, будет решено, что он не может понимать в полной мере значение своих действий, и он будет признан недееспособным. То, что Татьяна оказывает на него очень сильное влияние, это несомненно. Она также постоянно напоминает ему о том,  как он жил в детском доме. Зачем она это делает, я не знаю

Сейчас ответственность за Влада несет интернат, а будет ли нести ответственность за него Татьяна? Мы не можем быть в этом уверены. Если его признают недееспособным, а Татьяна возьмет опеку над ним, тогда интернат не будет препятствовать. Сейчас очень сложно сказать, где Владу будет лучше. У Влада нет представлений о дальнейшей жизни. Мы видели много людей  педагогически запущенных. Безусловно, признание таких людей необучаемыми — это бич наших детских домов. Но мы видели, что судьбы таких людей складывались по-разному. Некоторые, как только попадали в условия, где можно чему-то научиться (а интернат, в котором находится сейчас Влад, относится к числу таких учреждений), они научались. К нам приходил молодой человек, который ничего не умел, но хотел жить самостоятельно. Мы ему сказали: «Как же ты хочет жить самостоятельно, ведь ты даже квитанцию не можешь заполнить?» Тогда он пришел к нам через неделю и сказал: «Вы знаете, я выучил таблицу умножения». А у него был тяжелый диагноз.

На фото: Троицкий храм на территории психоневрологического интерната № 5

Никакой выгоды в том, чтобы удерживать Влада в интернате, у сотрудников интерната быть не может. Лишний человек им не нужен: сейчас в интернаты очередь. Но часто интернаты занимают чрезмерно патерналистскую позицию, считая, что они несут ответственность за судьбу своего пациента. Часто они не готовы попробовать что-то новое, предоставить человеку чуть большую самостоятельность. На мой взгляд, это неправильно, нужно развивать у людей максимальную самостоятельность.

Однако Татьяна Мальчикова, президент Гражданской комиссии по правам человека, считает, что интернат заинтересован в удержании пациентов. Интернат, например, может распоряжаться до 75% пенсии дееспособного проживающего и всей суммой пенсии недееспособного проживающего. В случае, если человек покидает интернат, вся сумма автоматически перечисляется либо на его счет, либо на счет его опекуна. По закону, дееспособному выпускнику интерната также полагается комната или квартира, что невыгодно государству. Интернат получает деньги не за то количество человек, которых он реабилитирует, а за то количество, которое проживает в интернате.

— 80-90 процентов пациентов психоневрологических интернатов имеют диагноз «олигофрения». Как они его получают? В детском доме ребенок либо не учится, либо учится очень плохо. Через определенные промежутки времени проводятся психолого-медико-педагогические комиссии. Человеку дается тест, в который включены не только психологические вопросы, но и вопросы на определение общего уровня образования. Ребенок, который не умеет читать, даже не сможет понять вопрос.  На основании этих тестов ребенку в раннем возрасте ставится диагноз «олигофрения». После этого он попадает в коррекционную школу, где действительно учатся умственно отсталые дети. Конечно, ребенок начинает вести себя как олигофрен, а психиатрический диагноз означает назначение психотропных веществ. Их начинают глушить лекарствами, а им не лечиться надо, им реабилитироваться надо, — пояснила Татьяна Мальчикова.

Так реабилитация или лечение? Свобода или надзор? Возможность начать новую жизнь? Ответа на эти вопросы ждут тысячи людей.