ПАДАЛЬЩИК

ФОТО: Александр КЛИЩЕНКО

Падальщик. Так адвоката Алексея Михайловича Конева за глаза называли его более молодые и дерзкие коллеги по юридической консультации. Нет, Алексей Михайлович не был плохим юристом и не питался объедками. Просто так сложилось, что он питался объедками от уголовных дел. Все сливки доставались его более молодым и дерзким коллегам, которые, вступая во вновь возбужденное дело, объедали и обрывали его, а главное, клиента, как голодные пираньи, а затем, когда поживиться было уже нечем, оставляли клиента. Вот тогда уже обобранный до нитки клиент и шел с поклоном к Алексею Михайловичу. Денег у клиента к этому моменту не было или почти не было, дело также было фактически проиграно. Как правило, это было в тот момент, когда дело уже было в суде. Алексей Михайлович не отказывал в защите, потому что других дел ему все равно не доставалось, да к тому же он все-таки любил свою работу и делал ее, как умел, а работать он умел, надо сказать, совсем не плохо.

Вот и прослыл Алексей Михайлович в глазах своих более молодых и дерзких коллег падальщиком. Ему было известно об этом нелицеприятном прозвище, но он не обижался и даже как бы и посмеивался сам над собой, поскольку был человеком, достаточно ироничным. Меняться было уже поздно, ведь Алексей Михайлович был не так уж и молод.

Но в этот раз, казалось, адвокату повезло: к нему на первоначальном этапе следствия обратился настоящий клиент с настоящими деньгами. Более молодые и дерзкие коллеги назвали бы этого клиента «жирным». Клиент был готов платить за защиту помесячно и в таком размере, от одной мысли о котором могло захватить дух не только у Алексея Михайловича, но и у куда более успешного адвоката. Клиентом был весьма крупный и известный в их городе предприниматель, которого на днях задержали по подозрению в мошенничестве.

Впрочем, новое дело с хорошим гонораром прямо сейчас не особо-то и радовало Алексея Михайловича. Его в принципе вряд ли что-то могло сейчас обрадовать. Вчера врачи объявили, что у его любимой дочери Насти обнаружен рак. На лечение требовалось 250 000 долларов. Таких денег у Алексея Михайловича никогда не было и не предвиделось. Насте было 17, и он души в ней не чаял. Он был готов сделать все, чтобы дочь поправилась, но сделать-то как раз ничего было нельзя. Таких денег он собрать не мог. Можно было продать квартиру, но другого жилья у их семьи не было, а, кроме того, даже суммы от продажи квартиры не хватило бы дочери на лечение. Ситуация была безвыходной. Во всяком случае, Алексей Михайлович никакого выхода для себя не видел.

Тем не менее, жизнь продолжалась. От работы Алексея Михайловича никто не освобождал, и прямо сейчас он вел беседу со своим более молодым и гораздо более успешным коллегой – адвокатом Беридзе.

– Михалыч, есть отличная тема по твоему новому делу. Давай твоего коммерса расчехлим. У тебя к нему подход есть, он тебе доверяет. Скажи ему, что вопрос со стражей можно прорешать за единичку Евро. Мы бабки возьмем, а сами его шваркнем, типа нас менты накрыли и бабки изъяли. Сделаем все красиво: задержание, изъятие. Потом скажем, что бабки ушли ментам, чтобы ситуацию замять. С начальником следствия я уже обговорил, он готов исполнить театр. Сам же знаешь, что у меня с ним все на мази, – так говорил Алексей Михайловичу его молодой коллега.

Алексей Михайлович молчал.

– Ну, давай, Михалыч, чего ты молчишь. Тебе четвертая часть. Все равно твой коммерс теплый совсем. Его либо мы, либо другие расчехлят. Сидеть ему долго, я узнавал. Михалыч, не ломайся. Либо мы их, либо они нас. Это жизнь. Закон джунглей.

Алексей Михайлович молчал. Он уже мысленно подсчитал, что четвертая часть – это 250 тысяч евро. Как раз хватало дочери на лечение, и даже кое-что могло остаться. Это был шанс, который нельзя упускать. Алексей Михайлович знал, что Беридзе уже проворачивал такие темы, и все всегда сходило тому с рук: у него имелись серьезные подвязки где-то в прокуратуре и ФСБ. Как же болит голова. Такое впечатление, что кто-то воткнул острую иглу в затылок. Наверное, надо решаться.

Он закрыл глаза и подумал о Насте. Как же она молода и красива. Жить, еще раз жить, быть здоровой, счастливой, выйти замуж, нарожать деток, вот, что ей нужно. Она и только она – смысл всей его жизни. Он должен сделать все, чтобы она жила. Алексей Михайлович вспомнил, как лет 12 назад забирал Настю, тогда еще совсем маленькую девочку, из садика. Они держались за руки и мило болтали. – Папа, а кем ты работаешь, что делаешь на работе? – спросила Настя. Он рассказал ей, что работает адвокатом и защищает разных людей. – Папа, да ты у меня настоящий герой. Защищаешь и спасаешь людей, прямо, как спасатель Черный плащ, я тобой горжусь, – сказала ему тогда Настя.

Черный плащ? Защитник? Спасает людей? Да, когда и кого он в последний раз спас и защитил? Так он думал прямо сейчас. Может быть, того мальчика, которому подкинули наркотики и которому после его назойливых жалоб снизили наказание с девяти лет лишения свободы до восьми? Или тому предпринимателю, которого по заказу обвиняли в мошенничестве, посадили на шесть лет, а через год после освобождения Европейский суд присудил компенсацию за несправедливое судопроизводство в размере трех тысяч евро? Да сколько их было, этих или. Один оправдательный приговор за почти 18 лет адвокатской практики. Нет, никакой он не защитник и не спасатель. Он самый настоящий падальщик, который питается объедками от уголовных дел. Так, может, и прав Беридзе: к черту все, задержанному все равно не помочь, а деньги у него есть…

Внезапно он открыл глаза, встал со стула, подошел вплотную к Беридзе и медленно, по слогам произнес: «По-шел ты на хрен». Даже в такой момент врожденная вежливость помешала ему заменить общеупотребимое слово «хрен» на что-то более грубое. Впрочем, после небольшой паузы он так же медленно добавил: «Су-ка».

Беридзе тоже встал. – Как ты был падальщиком, так им и остался. Ну и дурак, скоро твоего коммерса все равно менты расчехлят, – сказал он и вышел, не попрощавшись.

Алексей Михайлович сидел, обхватив голову руками. Головная боль прошла так же внезапно, как и появилась.

А в это время где-то очень далеко, так далеко, что ни у Алексея Михайловича, ни у Беридзе к этому месту доступа не было, за шахматной доской сидели двое: один в белой накидке, другой в темной. Белый передвинул последнюю фигуру и объявил: – Шах и мат. Как я тебе и обещал, эта партия тобой проиграна. Раскручивай колесо обратно. Черный, несколько недовольно встал, крутанул небольшое, но весьма тяжелое колесо, поклонился белому и пошел к двери: – Спасибо за игру, продолжим после обеда. Не забудь, что счет на сегодня 8:2 в пользу черных.

Этим вечером Алексей Михайлович, как и обычно, приехал домой. Он, как мог, делал вид, что все в порядке и ничего не сказал ни жене, ни любимой дочери Насте о сегодняшнем разговоре. Когда все заснули, он впервые за последние лет десять заперся в одиночестве на кухне и напился так, что на следующий день опоздал в суд.

А еще через три дня к Алексею Михайловичу пришла на работу супруга его состоятельного клиента и сказала, что соглашение на защиту расторгается, поскольку у них теперь новый, очень успешный адвокат, фамилия которого Беридзе. Алексей Михайлович не расстроился, ведь сегодня врачи сказали, что подозрение на рак у Насти не подтвердилось, и его любимая дочь будет здорова. Он был счастлив, и думать о любимой, хоть и паскудной работе падальщика ему сейчас совсем не хотелось.