Преюдиция

Александр КЛИЩЕНКО

Николаю Антоновичу было далеко за сорок, и он являлся весьма известным адвокатом в своем городе. Он не был столь финансово успешен или внешне представителен, как некоторые его более молодые коллеги, но все в городе знали, что в безнадежных случаях надо обращаться только к Николаю Антоновичу. Этот случай выглядел, как безнадежный. Предприниматель уже был арестован, его обвиняли в незаконной банковской деятельности, якобы в деле имелась масса прослушек, а оперативное сопровождение осуществлял центральный аппарат ФСБ. Более молодые и финансово успешные коллеги, первоначально с усердием взявшиеся за дело, через месяц отошли в сторону, оставив семью предпринимателя без одной из квартир.

Обо всем этом жена предпринимателя только вчера при заключении соглашения на защиту в слезах рассказала Николаю Антоновичу. Николай Антонович взялся за дело, поскольку оно показалось ему юридически достаточно интересным, а, кроме того, других дел в этом жарком июле у него не было, и целыми днями валяться в гамаке на даче ему категорически не хотелось.

И вот, Николай Антонович уже сидел в кабинете у начальника следственного отдела. До этого он уже успел побывать у следователя, расследующего это дело, попросить разрешение на свидание со своим подзащитным, и на резонный вопрос о том, на каком основании обвиняемый в экономическом преступлении, ранее не судимый отец троих детей, находится под стражей, получить ответ, что подобного рода вопросы следует адресовать руководству.

Кабинет у руководства был богатый. Плазменная панель на полстены, уютные бархатные кресла, кондиционер, серебряные подстаканники и непременный теперь для нынешних кабинетов портрет Дзержинского в позолоченной раме. Николаю Антоновичу было в этом кабинете так уютно и прохладно, что он, казалось, даже задремал, заслушавшись начальника следственного отдела. Начальником следственного отдела был молодой краснощекий человек, лет 25, уже немного полноватый, в шикарном светлом костюме, с золотыми запонками и часами на руках, стоимость которых немного превышала стоимость автомобиля Николая Антоновича, к слову не самого дешевого. Было видно, что начальник очень любит свою работу, а в особенности ее атрибуты в виде новенького кабинета, серебряных подстаканников и портрета Дзержинского на стене. Тем не менее, молодой человек был не очень-то доволен приходом незнакомого ему адвоката, имевшего наглость задавать вопросы об основаниях заключения под стражу обвиняемого.

– О чем Вы вообще говорите, – патетически вскрикивал начальник, – Ваш клиент – это короста на теле нашей демократической Родины. Его преступная деятельность подрывала основы экономической политики новой России. Только благодаря деятельности сотрудников ФСБ и нашему вмешательству этот гнойный нарыв был вскрыт. Я вам больше скажу: под подозрением и другие члены семьи этого негодяя. Вопрос изменения меры пресечения при таких обстоятельствах даже не может обсуждаться. Мне искренне жаль, что сейчас не советские времена, когда, за такого рода деяния, расстреливали. Я вам так скажу. Ваш клиент – это враг, враг народа. Николай Антонович помалкивал, разглядывая свой зеленый ежедневник, который он зачем-то вытащил из портфеля и выложил на стол в самом начале разговора. Николай Антонович думал о том, родился ли молодой человек в советские времена или же он дитя новой России. Вспоминался ему и его третий по счету начальник следственного отдела, тоже большой любитель Дзержинского и серебряных подстаканников, попавшийся на взятке и до сих пор замаливающий собственные грехи в скромной часовенке на территории исправительной колонии строгого режима где-то под Нижним Новгородом. Николай Антонович тоже когда-то работал следователем, хотя в последнее время и не очень любил об этом вспоминать.

Впрочем, ничего этого он начальнику не сказал, а внезапно вскочил с бархатного стула, хлопнул в ладоши, подошел к начальнику вплотную и, глядя тому прямо в глаза, полушепотом спросил: «Сколько?» Несмотря на то, что Николай Антонович перебил его на полуслове, начальник резко сменил тематику разговора и столь же коротко и тоже полушепотом ответил: «Триста». Николай Антонович спросил про количество нулей и получил ответ, что нулей должно быть после тройки пять. Тогда Николай Антонович показал на свой ежедневник зеленого цвета и спросил, такой ли цвет бумаги устроит. На это был получен ответ, что начальник является приверженцем европейских ценностей, а не валюты злобных американских империалистов.

Николай Антонович сел на стул, грустно покачал головой, почмокал и затем изрек: «Вы знаете, молодой человек, я абсолютно уверен, что с учетом требований закона вы сегодня же дадите следователю указание освободить моего подзащитного из-под стражи и, более того, прекратить осуществляемое незаконное преследование без каких-либо условий». Молодой человек криво улыбнулся и недоуменно посмотрел на него. Николай Антонович, тем временем, очень медленно, проговаривая каждую букву, продолжил: «Дело в том, молодой человек, что по этому делу только что возникло важнейшее преюдициальное обстоятельство, исключающее дальнейшее преследование моего уважаемого подзащитного».

Сразу после этого Николай Антонович жестом фокусника раскрыл свой зеленого цвета ежедневник и молодой человек увидел, что внутри лежит тоненький плоский диктофон. Молодой человек внезапно очень побледнел, начал бегать по кабинету, говорить, что это провокация, что прекратить дело в любом случае не получится, ведь дело на контроле у прокурора города. Николай Антонович был спокоен и уверен в себе. «Вот, прокурор города и проконтролирует», – сказал он, жестом указав на диктофон. Начальник следственного отдела совсем сник: «Хорошо. Я согласен. Но я вам этого так не оставлю», и потом просительно: «Ну, дайте хотя бы сотку». Николай Антонович был непреклонен: «Молодой человек здесь железобетонная преюдиция. Необходимо, как можно скорее освобождать невиновного».

На этом они распрощались. Пожимать протянутую ему руку, Николай Антонович почему-то не стал, а сказал, указывая жестом на портрет Дзержинского: «Не могу. Он не позволяет с коростой на теле нашей демократической России ручкаться». Дзержинский на портрете подмигнул Николаю Антоновичу и расплылся в улыбке.

В этот же день подзащитный Николая Антоновича был освобожден из-под стражи. Уголовное дело спустя несколько дней было прекращено в связи с отсутствием состава преступления. Когда на очередном семинаре в адвокатской палате молодые адвокаты спросили Николая Антоновича, каким образом ему удается добиваться столь высокого процента прекращенных уголовных дел, он коротко изрек: «Преюдиция, господа. Всегда ищите в деле преюдицию». Тем временем, у него в архиве было уже 14 дисков с записями, имевшими преюдициальное значение для прекращенных уголовных дел…