«Промокательница» Кагановича

Мотивы российской оппозиции ищите в урнах идеологической номенклатуры СССР. Тени забытых предков Андрея Пионтковского

Бродил по дорожкам главного некрополя СССР–РФ – Новодевичьему кладбищу – и в колумбарии случайно наткнулся на старую мемориальную доску, на которой золотыми буквами была начертана знакомая фамилия «Пионтковский Андрей Андреевич», а рядом «Пионтковская Татьяна Назаровна» (жена, судя по датам рождения). Вот где, оказывается, лежит пепел родителей самого непримиримого борца с президентом Путиным.

Уже пятнадцать лет этот пожилой оппозиционер не устает жечь сердца глаголом, расписывая ужасы, как он выражается, «Дзюдохерии» – «кроваво-мафиозного режима», построенного «сексапильными нефтетрейдерами». Он инициатор и главный автор обращения «Путин должен уйти», под которым за три года в Сети поставили подписи около ста пятидесяти тысяч человек.
Все-таки российский оппозиционер разительно отличается от советского диссидента. Оппозиционер нулевых годов чем-то напоминает опрокинутое в луже отражение диссидента 1970-х. Диссидент за свои убеждения шел по этапу, на долгие годы: вертухай с лязгом захлопывал за ним тюремную дверь, его до смерти закалывали аминазином в спецпсихушках. Оппозиционер идет на вечерний коктейль в резиденцию американского посла Спасо-Хаус, а на уик-энд летит в Баден-Баден поправить пошатнувшееся от обильных возлияний здоровье.
Еще я давно заметил, что самыми неистовыми оппозиционерами чаще всего отчего-то оказываются выходцы из привилегированных слоев, или, выражаясь по-современному, политической элиты СССР. Это тот случай, когда могилы предков скажут о человеке куда красноречивее и понятнее, чем говорит он сам. Должно быть, есть некий код, связывающий большевистского идеолога и современного ниспровергателя «самодержавия», существуют так называемые бинарные отношения советского номенклатурщика и его рассерженного ультралиберального наследника.

«Апостолы уголовного права»

…Оппозиционер Андрей Андреевич Пионтковский родился в 1940 году, вырос в доме красной профессуры на Фрунзенской набережной. Окончил мехмат МГУ, работал в Институте системного анализа РАН (ИСА РАН), который создавался, по сути, как научное подразделение КГБ СССР. А лаборатория № 4-3 «Информационное моделирование», где он числился ведущим научным сотрудником, образовалась в 1983 году по прямому указанию Юрия Андропова.
Прямо скажем, научная карьера Пионтковского не задалась. Защитив кандидатскую диссертацию больше сорока лет назад, он просидел в НИИ почти до пенсии, не выпустив ни одной серьезной монографии. И только достигнув пенсионного возраста, Пионтковский-младший обратился к активной публицистической деятельности. Но отнюдь не в научных изданиях, а в оппозиционной «Новой газете» и на «подрывной» американской Радио «Свободная Европа»/Радио «Свобода».
Куда более успешными были карьеры его деда и отца: Антона Андреевича и Андрея Андреевича Пионтковских. Их имена до сих пор помнят в отечественной юриспруденции. В октябре 2013 года в Казанском федеральном университете (КФУ) даже прошла международная конференция под названием «Научные воззрения Андрея Антоновича и Андрея Андреевича Пионтковских и современная уголовно-правовая политика».
«Перед вами апостолы уголовного права, – на открытии обратился к студентам декан юридического факультета КФУ. – Воспользуйтесь возможностью и послушайте их!»
Для справки: Андрей Антонович Пионтковский (1862–1915), профессор Казанского университета по кафедре уголовного права и судопроизводства. С 1905 года – секретарь юридического факультета, в 1914–1915 годах – декан юридического факультета. Учился в Ришельевской гимназии в Одессе, окончил юридический факультет Новороссийского университета. Как писал советский журнал «Правоведение» (1977, № 2), он «выделялся среди русской дореволюционной профессуры прогрессивностью своих взглядов и убеждений».
Андрей Андреевич Пионтковский (1898–1973), специалист в области уголовного права, член Верховного суда СССР (1946–1951), заслуженный деятель науки РСФСР (1968), член-корреспондент АН СССР (1968). Награжден орденом Трудового Красного Знамени и медалями. Окончил юридический факультет Казанского университета (1918).

На фото: Оппозиционеры Андрей Пионтковский и Сергей Удальцов – отпрыски идеологической номенклатуры СССР (PHOTOXPRESS)

Итак, жизни деда и отца оказались тесно связанными с Казанским университетом, который, если верить советским учебникам истории, «был центром передовых идей и революционной борьбы». Как известно, Ленин поступил на юридический факультет университета в 1887 году: «С реакцией царизма в стенах Казанского университета начал борьбу его ученик, величайший гений всей истории человечества, вождь мирового пролетариата – В.И. Ульянов-Ленин. В Казанском университете учились многие поколения русских революционеров; в его стенах начали революционную борьбу, с ним были связаны многие революционеры-большевики».
Так, в Казанском университете училась Вера Фигнер, террористка из «Народной воли». Возглавивший после смерти Ленина правительство РСФСР Алексей Рыков также учился здесь, когда дед Пионтковского уже занимал профессорскую кафедру. 8 ноября (по н. с.) 1917 года, на следующий день после большевистского переворота, 36-летний Рыков станет первым наркомом внутренних дел Страны Советов. Через год, в 1918-м, из стен Казанского университета выйдет молодой юрист – Андрей Андреевич Пионтковский, отец и полный тезка оппозиционера.
«Активно включившись с 1923 г. в научную и общественную жизнь Московского университета, он решительно борется с влиянием буржуазной идеологии в правовой науке», – говорится в его официальной биографии, опубликованной в журнале «Правоведение» (1977, № 2). В 1924 году ВЦИК и СНК будет утвержден первый Исправительно-трудовой кодекс РСФСР, в подготовке которого, согласно той же биографии, принимал активное участие и Пионтковский. (В том же году 26-летний юрист будет удостоен звания профессора.) Этим кодексом до 1933 года регулировался порядок исполнения наказаний в исправительно-трудовых колониях. Хотя в кодексе не было слов «тюрьма» и «лагерь», но в 1932 году в СССР уже существовал ГУЛАГ – конвейер смерти из 11 исправительно-трудовых лагерей: Белбалтлаг, «Соловки» (Соловецкий лагерь особого назначения/СЛОН), Свирлаг, Ухтпечлаг, Темлаг, Вишлаг, Сиблаг, Дальлаг, Среднеазиатский лагерь (Сазлаг), Балахлаг и Карагандинский лагерь (Карлаг). При выборе места заключения действовал так называемый принцип социального положения. «Классово враждебные» и уголовники-рецидивисты отправлялись вместе в отдаленные лагеря на «общие работы». Подробнее об этом при желании можно разузнать в книгах Варлама Шаламова, Александра Солженицына и других узников сталинских лагерей.
Уже в те годы молодой профессор-юрист демонстрировал свою принципиальную гражданскую позицию в отношении идейных врагов. Так, в 1925 году Пионтковский подписал открытое письмо «К криминалистам-революционным марксистам», в котором, в частности, говорилось: «Создавшееся положение настоятельно требует, чтобы криминалисты, стоящие на почве революционного марксизма, поставили себе неотложной задачей систематическую борьбу с классовой идеологией буржуазных криминалистов и разоблачение классовой сущности буржуазного законодательства и судебной практики»

Чуткий юридический огранщик политической воли Сталина

Следующий этап жизни советского юриста Пионтковского, чтобы не казаться голословным и предвзятым, я буду излагать с цитатами из его официальной биографии. Пионтковский «решительно борется с влиянием буржуазной идеологии в правовой науке». «Молодой ученый с марксистских, классовых позиций подходит к оценке преступлений того периода, дает прогноз о постепенном сокращении преступности по мере успешного продвижения нашего общества к коммунизму». «Ленинские идеи в области уголовной политики нуждались в претворении в жизнь». «Одним из первых среди ученых-юристов А.А. Пионтковский обращается к тщательному изучению и обобщению великого ленинского наследия в области уголовного права и уголовной политики. В 1930 году выходит его книга «Вопросы уголовного права в сочинениях В.И. Ленина». В ней собраны все известные к тому времени высказывания В.И. Ленина по вопросам уголовного права, уголовной политики, проблемам преступности, борьбы с ней и т.д.».
От себя добавлю, что в этой книге были собраны далеко не все высказывания Ильича по юридическим вопросам, например следующие в нее не вошли:
«Каждого члена коллегии НКЮста, каждого деятеля этого ведомства надо бы оценить по послужному списку, после справки: <…> скольких купцов за злоупотребление НЭПом ты подвел под расстрел…» (В.И. Ленин, ПСС, т. 44, стр. 398);
«…Я лично буду проводить в Совет Обороны и в Цека не только аресты всех ответственных лиц, но и расстрелы…» (В.И. Ленин, ПСС, т. 51, с. 216);
«Непременно повесить, дабы народ видел не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц» (Ленин, РХЧИДНИ, Ф. 2, Оп. 2, Д. 6898);
«Тайно подготовить террор: необходимо и срочно…» (Ленин, РЦХИДНИ Ф. 2, Оп. 2, Д. 492);
«Провести беспощадный массовый террор… сомнительных запереть в концентрационный лагерь» (В.И. Ленин, ПСС, т. 50, с. 144).
«Книга сыграла, – продолжаем читать биографию, – важную роль в борьбе с буржуазным юридическим мировоззрением в нашей стране и в пропаганде ленинских идей в области уголовной политики». Борьба Пионтковского с «буржуазным мировоззрением» заключалась, в частности, в том, что, как он сам пишет, «в некоторых случаях возникает необходимость применить принудительные меры к лицам, которые не совершили какого-либо преступления, но которые являются по тем или иным основаниям общественно опасными». Эти «основания» сейчас всем хорошо известны.
Больше всего Пионтковский прославился своими учебниками по «Общей и Особенной части советского уголовного права», в которых, по признанию его советских коллег, «впервые делалась попытка осветить вопросы теории уголовного права с марксистских позиций».
Пионтковский немало потрудился, чтобы придать юридический лоск людоедским порядкам тоталитарного государства. Из-под его пера вышли десятки книг и сотни научных статей. При этом он по-прежнему проявлял активную гражданскую позицию, а в 1960-е – по заданию ЦК КПСС – даже включился во входившую в моду правозащитную деятельность. Например, в 1962 году журнал «Советское государство и право» опубликовал его статью «Кунидзи Мураками не виновен!» в защиту японского коммуниста-террориста, который в 1952 году застрелил полицейского и был приговорен к 20-летнему заключению. Как ни странно, в этой статье уже проглядывают очертания публицистического дара сына-оппозиционера из начала XXI века.
На статьи Пионтковского ссылался профессор Университета Торонто Питер Соломон, известный специалист в области права и судебной системы в СССР, когда готовил свою книгу «Советская юстиция при Сталине». Эта книга, вышедшая в 1998 году на русском языке, описывает, какую особенную роль советские юристы сыграли в установлении сталинской диктатуры. Старое право и его институты были разрушены уже через несколько месяцев после большевистского переворота. Большевики заполнили органы юстиции непрофессионалами. В годы «красного террора», когда вердикт выносило «революционное чутье», престиж права был чрезвычайно низким. Судьи и работники прокуратуры относились к своей работе как к временной и неперспективной с точки зрения карьеры

На фото: Книги отца и сына Пионтковских (из архива автора)

«В 30-е и 40-е годы Сталин и его соратники преодолели наследие такого отношения к праву, которое исповедовали старые большевики, – пишет Соломон. – Сталинское руководство стало широко использовать уголовное право как инструмент власти». Главной своей политической задачей тех лет Сталин поставил «централизацию власти в органах юстиции». Во-первых, диктатор сделал привлекательным само продолжение юридической карьеры. Во-вторых, для продвижения по карьерной лестнице стали требовать выполнения статистических показателей. Это «способствовало развитию обвинительного уклона в советском уголовном праве, – пишет Соломон. – Одним из результатов этого стало резкое падение количества оправдательных приговоров как на стадии судебных разбирательств, так и при кассационных пересмотрах». «Огромная власть диктатора легла тенью на все советское правосудие». «С начала тридцатых годов Сталин превратил советское уголовное законодательство в свое собственное право. Практически все изменения в законодательстве несли на себе отпечаток его руки. Сталин использовал уголовное право для многих целей: для того, чтобы выжать остатки зерна из закромов голодных крестьян, для оказания давления на своих чиновников…»
Сталин политизировал уголовное правосудие во время коллективизации. Даже суды низшей инстанции (народные суды) стали рассматривать дела по политическим преступлениям. Наказания за кражу зерна стали необычайно суровыми. Сталин ввел уголовную ответственность за прогулы и самовольный уход с работы, за совершение абортов и за преступления несовершеннолетних.
«Потребовались десятилетия (едва ли не весь период пребывания Сталина у власти) для того, чтобы сталинская система уголовной юстиции достигла своего полного расцвета, – заключает Соломон. – Главные черты этой системы: эффективный механизм обеспечения конформизма судебно-прокурорских работников; расширенное, суровое, отчасти секретное, уголовное право, которое регулировалось бюрократическими правилами; обвинительный уклон в судопроизводстве. Уголовная юстиция сталинской чеканки докажет свое непреходящее значение в перспективе, просуществовав на протяжении нескольких десятилетий и после смерти диктатора. Даже в 80-е годы сохранятся все эти ключевые черты сталинской уголовной юстиции».
Профессор Пионтковский был и соавтором, и созидателем этой огромной репрессивной машины, несмотря на свое благородное происхождение, «старорежимные» манеры и обаятельную улыбку. Он блестяще справился со своей чертовски сложной задачей задрапировать гильотину под овощерезку. Своим мodus vivendi, или способом существования, юрист Андрей Пионтковский напоминает нацистского юриста Ганса Глобке. Они ровесники, и даже улыбкой похожи: могли бы запросто, как улыбка чеширского кота, взаимно телепортироваться из рейхсканцелярии в Кремль – и обратно.
В 1935 году в нацистской Германии были приняты «Нюрнбергские законы», которые фактически лишали всех прав немецких евреев. Однако юридические комментарии к законам, придав им стройность, написал не нацист. Им оказался правовед Ганс Глобке. Требовалось юридически точно определить, кто такие «полные евреи», «евреи наполовину» и «евреи на четверть». Глобке нашел «изящный» выход – он ввел понятие «еврей на одну восьмую». «Например, еврей на три восьмых – тот, у кого была бабушка-еврейка и дед, еврей наполовину, или наоборот», –  иллюстрировал нацистский юрист свою теорию. Еще Глобке ввел в гестапо систему регистрации еврейского населения, а до этого предлагал ввести для евреев отличительные знаки. После войны Ганс Глобке занимал пост государственного секретаря в ФРГ, был близким советником канцлера Конрада Аденауэра. При поддержке ЦРУ и БНД его нацистское прошлое и роль в Холокосте скрывались до самой смерти в 1973 году

Наставления монстра на пенсии

В 1960 году на Фрунзенской набережной, неподалеку от дома красной профессуры, где до сих пор живут Пионтковские, поселился 67-летний пенсионер Лазарь Моисеевич Каганович, некогда второе лицо в государстве. Когда Сталин уезжал в отпуск к Черному морю, именно Каганович оставался в Кремле в качестве временного главы партийного руководства. Лично руководил массовыми «чистками» в тридцатые и сороковые годы. Председатель Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), в 1934 году выступил с призывом «не щадить врагов народа» на совещании судебно-прокурорских работников Московской области. Член Политбюро компартии. Его подпись стоит под расстрельными списками десятков тысяч людей.
Во время разоблачения культа Сталина Кагановича охватил страх. Он опасался ареста и боялся, что его постигнет участь Берии. В конце концов, на его совести было ненамного меньше преступлений, чем на совести Лаврентия. Каганович даже позвонил Хрущеву и униженно просил его не поступать с ним слишком жестоко. Его отправили в Свердловскую область руководить трестом «Союзасбест», но уже через три года проводили на пенсию. Так Каганович оказался в 384-й квартире, на шестом этаже дома № 50 по Фрунзенской набережной. Это величественное здание раскинулось на полквартала. По воспоминаниям жильцов, удобно расположившись во дворе в тени деревьев, он любил играть в домино с пенсионерами или читал партийный журнал.
Каганович был пенсионером союзного значения и получал соответствующую пенсию. Иногда мог пригласить в гости какого-нибудь соседского молодого человека, если тот приглянулся ему «комсомольской выправкой». Говорят, Каганович лично знал Пионтковского-юриста еще с 1930-х годов, и поэтому его сын однажды удостоился приглашения и получал наставления этого монстра на пенсии, сидя в его крохотной кухоньке. Даже описывают обстановку в квартире. Сразу бросалась в глаза настенная полка, уставленная множеством фотографий в позолоченных рамках. Больше всего изображений Сталина. И что особенно интриговало – на письменном столе стояла фотография Троцкого.
Лазарь Каганович умер в 1991 году в 97-летнем возрасте, за месяц до августовского путча. А вскоре преставилось и 70-летнее советское государство – скоропостижно, как будто сорвало фрамугу со стены парника, вдребезги разлетелись запотевшие стекла. Из домов красной профессуры разом выветрились пахучие испарения, сквозняки унесли нежную субтропическую атмосферу.
А потом стремительно изменились и «стандарты комфортности». Огромные сталинские квартиры с высокими потолками перестали считаться престижными, когда все узнали, что у них маленькие кухни, комнаты расположены в линейку и образуют сложную анфиладу из смежных помещений, а внутренняя отделка морально и физически устарела.

Синдром Пионтковских

Несколько лет пришибленный «безвременьем» Пионтковский-младший, как Гамлет, не знал, как ему быть, or not to be. В конце концов он нашел в себе ответ и стал публиковаться в разных оппозиционных редакциях. Попутно он обнаружил, что публицистика на американской Радио «Свобода» оплачивается во много раз лучше, чем писание отчетов в НИИ. Так, в 2002 году московский корпункт Радио «Свободная Европа»/Радио «Свобода» заплатил ему гонорар в размере 510 тысяч рублей, тогда как его годовая зарплата в Институте системного анализа РАН не дотягивала до 50 тысяч.
В 2011-м Пионтковский издает книжку «Третий путь к рабству», собранную из опубликованных в предыдущие годы его «программных» статей. На ее обложке изображен сюжет картины «Купание красного коня», написанной знаменитым авангардистом начала XX века Кузьмой Петровым-Водкиным. Верхом на былинном красном коне восседает обнаженный подросток, но с лицом президента Путина. Иллюстрация эта замечательна хотя бы тем, что художник невольно, с фрейдистской оговоркой, зрительно передал суть главной идеи автора книги: Путин оседлал Россию, представленную в образе «красного коня».       
Если отбросить все частности, картина в голове автора складывалась такая. В 1991 году к власти в России пришла партийно-хозяйственная номенклатура, невежественная, циничная и вороватая. Она мигом растащила самые вкусные куски национального достояния, создававшегося усилиями отцов и дедов (в том числе Пионтковскими). И поезд истории умчал их в настоящий, а не нарисованный в партийных документах коммунизм.
И – о историческая несправедливость! – на заплеванном перроне оставалась партийно-идеологическая номенклатура, которая не качала нефть, а, сидя в тиши цековских кабинетов, делала более важную для страны работу: воспитывала, карала и причесывала мозги гегемону – словом, месила и лепила человеческий материал. У разочарованного Пионтковского оставалась надежда на просвещенную часть олигархата, которой мешали наслаждаться сказочными богатствами тупая жадность и беспредел партийных хряков.
Эти, еще не старые, бывшие комсомольские работники, с Михаилом Ходорковским во главе, начинали понимать непреходящее значение «ловцов душ человеческих».
Но тут на политическую авансцену вышел человек ниоткуда, не представлявший ни ренегатскую партхозноменклатуру, ни верную идеологическую номенклатуру. Появление этого человека смешало все карты в этой игре века, на кону которой лежала одна шестая часть суши. Свет померк в глазах Пионтковского, в его воображении стали рисоваться зловещие апокалиптические картины. И увидел Пионтковский выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами, а на головах его имена богохульные.
И какие только имена не давал Путину сам Пионтковский: «дворовый волчонок», «альфа-Цапок всея Руси», «чекист с глазами тухлой рыбы» и т.д. и т.п. (Пионтковский, между прочим, ставит в вину Путину и то, что его дедушка был в обслуге Ленина «не то поваром, не то лакеем».) И вот какой-то «ничтожный майор» оседал красного коня. Этого коня взнуздали предки Пионтковского, подняли на дыбы Пионтковские, гнали галопом Пионтковские. А ты, Путин, кто такой?! Давай, до свидания. В этом «любовном треугольнике» ты третий лишний.
В целом же эту книгу я называю проявлением «синдрома «промокательницы» Кагановича». Это название я почерпнул из книги «Кремлевский волк» (The Wolf of the Kremlin), вышедшей в США в 1987 году. Автор Стюарт Каган (Stuart Kahan) – якобы племянник Лазаря Кагановича. В начале 1980-х годов он прилетел в Москву, в Мосгорсправке за гривенник получил адрес своего знаменитого дяди, приехал на Фрунзенскую набережную, поднялся на шестой этаж и позвонил. Советский дядюшка не знал английского, американский племянник – русского, говорили на идише. В результате, как утверждает Каган, на свет появились первые мемуары Лазаря Кагановича. По версии племянника, Каганович оказался самым радикальным оппозиционером сталинского режима. Это он якобы обрушил мраморную «промокательницу» (так Стюарт Каган называл пресс-папье с промокательной бумагой) на голову вождя всех народов. Произошло это поздно вечером в воскресенье 1 марта 1953 года, когда члены нового Президиума собрались в кабинете Сталина в Кремле. Неожиданно Каганович заявил, что в «деле врачей» нет доказательств вины, и предложил пересмотреть его. Потрясенный Сталин вышел из-за стола и ткнул пальцем в грудь Кагановича: «Предатель!» Вождь попытался дотянуться до кнопки вызова охраны, но Микоян и Молотов оттолкнули его руку. Сталин упал. В руках у Кагановича оказалась тяжелая мраморная «промокательница»…
«Никто не произнес ни слова, – записал Стюарт Каган воспоминания своего дяди. – Все было почти кончено. Поскольку Сталин еще дышал, его перевезли на дачу в Кунцево. Никто специально не хотел скрыть, что это случилось в Кремле. Это получилось само собой».
Но почему Каганович вообще упомянул об этой мраморной «промокательнице», задавал себе вопрос американский племянник и продолжал: «Так кто это сделал? Кто ударил Сталина мраморной промокательницей? – Лазарь?»
Само собой, я не ставлю Путина рядом со Сталиным и Пионтковского – с Кагановичем. Я лишь говорю о внутреннем сходстве сталинской оппозиции и путинской. О «флюгерной оппозиции». Каганович всегда был единомышленником и соратником Сталина. А если бы не было Сталина, был бы единомышленником и соратником Кого-Нибудь Ещё.
Он превратился в «оппозиционера», когда из смертельного страха инстинктивно схватился за каменный письменный прибор. Ныне же не сталинские времена, безопасно, а потому Андрей Пионтковский яростно размахивает своей словесной «промокательницей»