РЕК: Как это было

Автор: Борис УШЕРЕНКО
01.07.2021

ШЕР(Борис Ушеренко)

Рисунок автора из книги

Владимир Гусинский

Да простит меня читатель, но повествование я буду вести от первого лица. Поскольку нечаянно оказался причастным к событиям, давшим толчок к развитию и становлению Российского еврейского конгресса – принципиально новой для России структуры.

Я сознательно заменяю реальные фамилии псевдонимами. Ведь псевдоним может рассказать о человеке гораздо больше. Что касается возникающих ассоциаций и подтекста, читателю предоставлена полная свобода.

Да простит меня читатель, но повествование я буду вести от первого лица. Поскольку нечаянно оказался причастным к событиям, давшим толчок к развитию и становлению Российского еврейского конгресса – принципиально новой для России структуры.

Я сознательно заменяю реальные фамилии псевдонимами. Ведь псевдоним может рассказать о человеке гораздо больше. Что касается возникающих ассоциаций и подтекста, читателю предоставлена полная свобода.

емь лет тому назад я стал секретарем Раввинского суда, инстанции, занимающейся ведением дел, регулируемых нормами религиозного права.

Прекрасным утром 15 апреля 1995 года я спускался от Покровки по улице Архипова. Стайка синагогальных нищих, завидев приближающегося клиента, прочистила горло, но я небрежно бросил им: «Я здесь работаю!» «Он работает... он здесь работает», – зашуршало дряблое эхо. Так состоялась моя инаугурация.

Долгое время Рав держал дистанцию в отношениях со мной. Это продолжалось месяца два, до одного примечательного случая. Однажды к нам обратилась женщина, жившая в военном гарнизоне неподалеку от Москвы, с просьбой о подтверждении еврейства. «Что ж, – благодушно отозвался Рав, – давайте адрес, мы пошлем туда эксперта». Бедняжка, видимо, представила, как в их закрытый городишко, где все друг друга знают, приезжает пейсатый ешиве-бохер и, нагло картавя, требует начальника архива... Наверняка у нее мелькнула мысль, не лучше ли скоротать остаток дней гойкой, но она собралась с духом и мужественно предложила: «Может быть, я привезу вам домовую книгу?» И через пару дней привезла объемистый фолиант. «Но у нас неприемный день», – сообщил я ей. «Но что же делать?! – умоляюще воскликнула она. – Мне дали книгу только на сегодня». Предчувствуя показательный втык, я поплелся к Раву и как мог красноречиво описал ситуацию. И Рав уступил. Получив вожделенный документ, дама возжелала меня отблагодарить. Она раскрыла веер зеленых купюр и предложила выбрать самого привлекательного президента. «У нас есть зарплата», – вызывающе сказал я. Мадам, однако, упорно продолжала склонять меня к нравственному падению. Во время нашей пикировки Рав несколько раз выходил через мою проходную конуру по своим делам, и тогда она быстро прятала свои сребреники. В конце концов я оставил ее наедине с моим раскрытым еженедельником. А когда вернулся, между страницами лежала новенькая закладка.

Я извлек сувенир и отправился к руководству. Рав нырял в какой-то кондуит и, казалось, вовсе не заметил моего прихода. Я осторожно кашлянул. Он поднял голову. «Тут женщина, ну эта, из гарнизона, она хотела мне взятку дать». Он усмехнулся и с интонацией игрока, выкладывающего на стол двадцать одно, произнес: «Я знаю». Я выдержал уважительную паузу и предъявил двух тузов: «Так она мне ее дала». Рав растерянно уставился на меня, потихоньку багровея... «Ну так что с деньгами делать-то?!» – потормошил я. В глазах его мелькнуло нечто, чего я до сих пор не наблюдал. Наконец он произнес: «Оформите как доход суда и возьмите свой процент».

Вот так, собственно, все и началось.

Не сразу, постепенно Рав посвятил меня в свои планы по превращению КЕРООР (Конгресс еврейских религиозных общин и объединений России) в мощную разветвленную структуру. Для этого, разумеется, нужен был не просто спонсор или разовый дотатор. Необходим был сильный человек, фигура, способная придать идее не только финансовый, но и социальный вес. Для начала Рав вооружил меня списком из шести человек. Бумага, как сейчас помню, была факсовая, а все фамилии написаны на английском. И я с радостным остервенением рванул ключ на старт. Но крепости вовсе не спешили выбрасывать белый флаг!

Номер первый по списку – банкир Урсон. Безупречно вежливые секретарши. И недосягаемый патрон. Не думаю, правда, что он был так безнадежно занят. Видимо, сообщив секретаршам, откуда звоню, я изначально не прошел селекцию. Так и не увидались.

Юлий Гусман

Номер два. Председатель правления «Стройпромбанка» Деревягин удостоил меня краткого, но личного телефонного общения. «Вы же знаете, наверное, – пожаловался он, – что позавчера у нас был пожар. Давайте побеседуем через полгодика». Видимо, он догадывался, что пожар ему обойдется значительно дешевле.

Номер третий. Вот тут мной был нанесен первый, но, увы, не сокрушительный визит. Ожидая в приемной банка «Новоарбатский», я смог вдосталь налюбоваться лучшими образцами русской иконописи. Подоспевший наконец президент Фейгин с ходу пообещал поддержать все наши благородные начинания. Правда, потом мне не удавалось достичь его несколько лет. А когда это все же произошло, я поделился с ним предположением, что еще не родился тот шнорер, который сможет получить с «Новоарбатского» хотя бы рваный шекель. «Ну что вы!» – обиженно прервал меня Фейгин и велел референту принести визитницу. Как ни странно, банк взял не Хабад, а скромная ешива Айзенберга. Почтительно снимаю кипу!

Номер четвертый был самым занятым. Причем на самом деле. Работал он, по-видимому, все шестьсот дней в году. Сужу по тому, что он так и не появился ни на одной из конгрессовских тусовок. И еще: его средний по размерам «Трастсбербанк» выстоял в самые жестокие финансовые бури. После полугодового натиска минут десять Киселев мне уделил, тоскливо поглядывая на секундную стрелку. Кофе был неплохой.

Номер пятый. Ecce Homo. Председатель правления «РГЛ-банка» Лоцман оказался самым обаятельным банкиром. Он честно объяснил, что возглавить нашу «коза ностру» его не очень тянет. И просто дал, сколько мог, на ремонт крыши в синагоге. A propos: судя по тому, что тогдашний хозяйственник ремонтировал ее несколько лет, покрывали, видимо, высокопробной платиной.

Номер шестой. Здесь у нас с Равом случился первый подъем в высшие слои атмосферы. В тот самый кабинет, в котором позже сидел Танкер и где я потом бывал столько раз. А тогдашний хозяин апартаментов, Ультиматис, принял нас ласково, но оч-чень аккуратно. В отличие от первых трех номеров, когда клиенты не дозрели до идеи, здесь еще идея не дозрела до реципиента. Помню, он недоуменно поинтересовался у Рава: «Почему бы вам не найти на это место академика?!» Через годик он уже органично влился в ряды конгрессменов.

Я взялся за дело капитально, разработав картотеку потенциальных вождей безалаберного российского еврейства. На каждую возможную жертву заводилось подробное досье. Там, например, предусматривались пункты: «Официальная ситуация спонсора», «Реальное положение спонсора», «Хобби спонсора» и даже «График перемещения спонсора». В общем, крепко я не доиграл в детстве в шпионов.

* * *

Начало сентября. Чуть не разнеся улицу Архипова, с третьей попытки в нее заезжает «линкольн» – такая автомобильная такса в черных очках. Это едет вице-спикер Думы Зиновьев. Добравшись, он качает головой и умоляюще предлагает: «Можно в следующий раз – вы ко мне?!» И опять пальпация будущего и прикидки. В конце концов, видимо, просчитав все, он предлагает нам чистую, искреннюю... дружбу.

* * *

21 сентября, четверг. Конец рабочего дня. Рав вызывает меня. Я сижу и наблюдаю, как он дозванивается директору школы «Эц-Хаим». Линия все время занята. Наконец он не выдерживает и ставит аппарат на автодозвон. «Вот вам телефон – вечером позвоните и спросите Валерия Осликова. Договоритесь с ним, чтобы приехал завтра днем». В это время телефон наконец прозванивается. Рав хватает трубку: «Але? Владимира Ильича, пожалуйста... Але! Владимир Ильич, я вас целый день ищу! Где вы были, в мавзолее?!»

* * *

Вечером, размышляя, как же все-таки можно жить с фамилией Осликов, звоню по телефону, который мне дал Рав. Конечно, он оказался Осляковым.

Михаил Фридман

Приехав на следующий день, пухлый, розовощекий Валерий долго демонстрировал глянцевые проспекты чего-то нефтяного – кажется, это называлось «Сиданко». Он называл Рава «ребе» – не «рэбэ» или «рэбе», а именно «ребе». Умело пилотируемый Равом, Осляков, в конце концов, предложил свести нас с Броненосцем.

* * *

Второго октября в 13.00 мы с Равом переступили порог здания на площади Свободной России. До сих пор зовется в народе «книжкой».

Поднялись на двадцать первый этаж. (Так и просится оборот – «в очко». Но... Верноподданные резвятся в строго дозволенных пределах. Я знаю только один примечательный случай. Средней руки бизнесмен, слегка опоздав на встречу в верхах, бодро поинтересовался в приемной Фельдмаршала: «Олигархи в сборе?» Секретарша кивнула и вежливо спросила: «Как вас представить?» Гость на секунду задумался: «А я их друг. Выходит, что олигофренд».) Около получаса ждали в приемной. Броненосец запаздывал. Как выяснилось впоследствии, это его органическое свойство. Рассказывают, однажды, придя на прием к мэру, он долго возмущался тем, что его не дождались, ведь он приехал всего на час позже! Когда же наконец секретарша смогла вставить словечко, выяснилось, что встреча вообще-то была назначена на позавчера...

Наконец двери распахнулись, и, тяжело дыша, на пороге появился Броненосец. Признаюсь честно, я смутно помню подробности того дня. В памяти осталось только самое основное: Броненосец долго ворочал в голове наши амбиции и наконец пожелал, чтобы мы предъявили их Фельдмаршалу. Встречу назначили на завтра.

* * *

Историческое свидание состоялась третьего октября в два часа. Блистательно взвесив и рассчитав идею за считанные мгновения, Фельдмаршал тут же выстроил предварительный план. Съезд – форум, приглашение сенаторов, еврейских бонз и потенциальных союзников. Место – VIP. Дату сбора ориентировочно назначили на конец ноября.

И события понеслись...

Регулярные предварительные посиделки в Камергерском переулке, в ресторане «У Сергея». Он расположен очень укромно, в одном подъезде с помещениями Школы-студии МХАТ. Тогда, кажется, там не было даже вывески. Основоположники собирались в малом зале, мест еще хватало. Хозяин ресторана все время норовил подсунуть гусиный паштет. Видимо – профессиональный юмор. Впоследствии были только вариации: гусиная печенка, гусь в яблоках и прочее.

Напыление золотого ядра проходило эффективно и достаточно быстро. Фельдмаршал пригласил Танкера и Парома. Завороженный слоганом «Фельдмаршал – наш президент», подтягивался и средний слой.

Произносились пламенные речи. Раввин вдохновенно сталкивал мрачное прошлое и светлое предстоящее. Фельдмаршал обычно предавался ностальгии по куску ржавой трубы, которым он укорял антисемитов в детстве.

Отрывок из спича Фельдмаршала привожу, разумеется, по памяти: «Мы должны сделать это не для нас. Мы, если, не дай Бог, наступит час «Ч», всегда сможем более или менее безболезненно и экстренно уехать, а некоторые и улететь на собственном самолете. Наша задача подумать о тех, кто ходит по улице, ездит в метро...» Тут я оглядел присутствующих и постиг: «Бля! Это все для меня!»

Генри Резник

И грянул съезд. Размах и великолепие потрясали. Робкие евреи осторожно осваивались в роскоши рэдиссоновских интерьеров. Молодежь воодушевленно предвкушала сотворения новых собственных миров. Гостевые ряды забивались до отказа узнаваемыми людьми. Единственно – ураганы на западном побережье помешали десанту сенаторов высадиться в забронированных сьютах. Да еще Певец, у которого был сложный период, ответил на приглашение телеграммой: «Глубоко возмущен задержанием меня израильскими властями». Так или приблизительно так.

Пресса отозвалась обильными, но скромными по объему и качеству публикациями. Иллюстрирую. В Интернете до сих пор гуляет дивная информашка: «Объединительный съезд Российского еврейского конгресса открылся 10 января... С приветствиями выступили мэр Москвы Юрий Лужков, главный раввин Москвы (России. – Авт.) Шаевич, главный раввин России (Москвы. – Авт.) Гочмет (Гольдшмидт. – Авт.), главный раввин Иерусалима Ицхак Куль (Кориц. – Авт.), представитель еврейского агентства «Сохнут» Хаим Чиллер (Чесслер. – Авт.)». Как говорится, no comments. Видимо, когда репортер подсматривал событие по телевизору, неподалеку кто-то брился.

* * *

Стиснутый рамками газетной статьи, автор не может позволить себе роскошь подробного повествования. Поэтому остановлюсь коротко на главном. А главное – это, наверное, то, что благодаря возникновению конгресса бедные, старики и сироты были накормлены. И еще: останется на века здание синагоги на Поклонке, впервые увиденное Фельдмаршалом во сне.

Одновременно были заложены и основы будущих тектонических противоречий, сотрясавших позже общину.

На первом этапе работы конгресса Львов интегрировался в его структуру. Но, увы, связь с ним постепенно слабела, и трудно утверждать однозначно, что в силу только географических причин. Что же касается вообще стратегии представителей Хабада, она кратко, но выразительно сформулирована одним американским автором: «Везде, куда бы я ни приезжал, в Южную Африку или на Аляску, я неизменно встречал две вещи: хабадников и пепси-колу». Сотрудничество их с остальными конгрессменами с самого начала было весьма осторожным. Ведь они пришли уже к почти разделенному, а самое главное – не ими испеченному пирогу. Обеспечив себе пятьдесят процентов представительских акций в президиуме РЕКа и раввинском совете, они постоянно предпринимали разведывательные рейды на сторону, пытаясь найти точку финансовой опоры для создания альтернативной организации. Что и привело к следующему этапу.

Положа руку на сердце, признаюсь: это самый скучный момент в излагаемой версии еврейской истории. Тоскливо как-то перебирать дрязги и склоки, тем более столь помпезно освещенные в СМИ. Битва за свитки Торы, суета вокруг звания главного раввина России... Эти и другие эпизоды религиозных, более того, локально-субконфессиональных войн неожиданно стали хэдлайнами, соперничающими по резонансу с новостями общегосударственного и международного значения.

Отступление узковедомственное

Автору довелось присутствовать на одном из первых заседаний раввинского совета РЕКа. Сначала обсуждались взаимные проекты и заявки сторон. Грохот канонады и грозные клубы дыма заволокли ратное поле! Жестокая битва шла за каждую пядь! Когда же наконец были расчерчены демаркационные линии, распаханы полосы отчуждения и намечены места пограничных застав, присутствующие перешли к остатку повестки дня. Надо было видеть, как трогательно объединились недавние непримиримые оппоненты, рассматривая проект реформистов! И единокипно поддержали благодушное предложение одного из присутствующих: «Деньги, пожалуй, дать можно, если грантоискатели идентифицируют свой проект как просьбу не от религиозной... а, например, просто молодежной организации».

Далее рассматривался скользкий вопрос о созыве всероссийского съезда религиозных деятелей. (По предложению Фельдмаршала, разумно решившего, что привлечение широких раввинских масс разрядит наэлектризованную келейную атмосферу.) Тут доспехи были сброшены, и началось стихийное братание. Приблизительно в таком духе: зачем тратить столько денег?! К чему эта ненужная помпа?! Можно ведь сделать обычное заседание раввинского совета, только открытое. Окончательно сплотило заседавших скромное дополнение (не скажу чье): «А у кого найдется время и деньги, пусть приезжают».

Вариация в тему

Несколько лет тому назад сумасшедшая судьба занесла меня в Париж, на круглый стол European Council – лидеров европейских еврейских общин. Дебаты проходили строго в рамках профессиональной дискуссии. Застрельщиком выступил представитель Нидерландов, ехидно заметив: «За отчетный период еврейские фабрики Бельгии произвели столько сыра «рокфор», что на его изготовление, вероятно, должны были уйти стратегические запасы кошерного сырья всей Европы». Бельгийцы в долгу не остались, тут же сообщив о кошерном голландском маргарине, сделанном в день Рош-а-шана (еврейский Новый год), о чем доверчиво извещала дата на упаковке.

Но тут поднялся представитель Люксембурга. «У нас нет проблем с кошерностью продуктов, – невозмутимо сообщил он, – потому что у нас нет кошера. У нас нет сложностей с учениками для еврейских школ, потому что у нас нет еврейских школ...» Тут, не сговариваясь, два раввина в голос произнесли: «И у вас нет проблем с антисемитизмом, потому что у вас нет евреев».

По завершении заседания горячность недавних оппонентов испарилась, и они удалились рука об руку, мирно беседуя. Видимо, все-таки это было не личное, а бизнес.

Виталий Малкин

Характеризуя последний период, ограничусь некоторыми субъективными комментариями.

В нашей стране юридического вакуума без сбоя действуют, очевидно, только законы физики. И поскольку в цугундере – согласно постулату о сохранении материи – должен находиться непременный банкир и член президиума конгресса, почти немедленно после освобождения Ангелевича в Бутырку был отправлен Фельдмаршал. На текущий момент недолго пустовавшее место занято Мирилашвили. А может, это чья-то фобия?!

Экстренная помощь в натурализации, оказанная раввину Лазару накануне присвоения ему звания главного раввина России, почти беспрецедентна. Столь доброжелательное внимание к зарубежным гражданам Система демонстрировала ранее, пожалуй, только в случае с Насером, удостоив Золотой Звезды Героя Советского Союза.

Несколько слов о нынешнем президенте конгресса. Практически все СМИ, трактуя его назначение, сообщили о «внезапности» и «неожиданности» появления Невзлина на арене еврейской жизни. Должен их скорректировать. Первый раз он проявил свою заинтересованность в общинных проблемах в 19 час. 30 мин. 30 мая 1996 года. Именно тогда в «Палас-отеле», на бизнес-ужине, организованном РЕКом, впервые сели за один стол Фельдмаршал, Березовский и Невзлин.

В удивительное время мы живем. Параллельно с ассимиляцией евреев идет другой процесс: русские все больше чувствуют себя евреями. Появляются русские диаспоры в странах ближнего зарубежья, исламский терроризм вторгается в российскую действительность.

Что же дальше, дорогой читатель?! Иногда будущее лучше читается с помощью шпаргалок прошлого. А прошлое евреев всегда рядом с ними, даже если они этого не ощущают. Увы, из истории моего многострадального народа я твердо усвоил одну печальную аксиому: «Нет такой полыни, которая через некоторое время не показалась бы медом».

Очень хотелось бы ошибиться.

Автор:  Борис УШЕРЕНКО