Реквием для послушницы

Зазвонил телефон. Комиссар Барде протянул руку и нащупал будильник, думая, что разбудил его именно он. Собственно, тот тоже звонил. Черт, сколько же сейчас времени? Комиссар почувствовал себя атакованным с двух сторон сразу.

– Они меня достали…

Жорж Барде сел на край кровати, зажег прикроватную лампу и взял часы. Факты вполне согласовывались с его предположениями: пять часов утра – час, когда ласточки только начинают свой дурацкий писк.

– Разве человек не имеет права вкусить по полной программе свой заслуженный отдых?

Комиссар Барде открыл окно, и тут же на него пахнуло свежим воздухом. Звук будильника продолжал перемежаться с короткими звонками телефона.

Он перевернул будильник, как в свое время поступал с черепахой своей сестры. Злобный аппарат прекратил трезвонить. Но у него принял эстафету еще один звонок, более резкий. Нет, – подумал комиссар, – вы все хотите моей смерти. А потом он крикнул:

– Все в порядке, иду! Но пусть только у этого будет важная причина, иначе я…

Он открыл входную дверь.

– Лямотт, малыш, чем я обязан подобному удовольствию?

– Шеф, только что обнаружили мертвую девушку, – взволнованно ответил инспектор Лямотт.

– Да, конечно же, ничего оригинального. Люди рождаются и умирают даже по воскресеньям. Мы сейчас приготовим хороший кофе и все посмотрим в другой день, не так ли?

– Я уже проглотил три чашки кофе.

– Не всем дается такой шанс. А разве сегодня не дежурство Ламантена? Он что – приболел?

– Нет, – мотнул головой инспектор Лямотт. – Дивизионный комиссар Бельмар потребовал, чтобы вы лично занялись этим делом.

Комиссар Барде почувствовал нечто похожее на гордость. Но не нужно спрашивать у своего помощника, почему именно так. В последнее время он вообще придерживался принципа не забивать себе голову второстепенными соображениями.

– Значит, эта мертвая еще свежая? – спросил комиссар в шутку.

– Она в монашеском одеянии, – ответил Лямотт.

– Черт, наверное, это господь призвал к себе одну из своих послушниц?

– Она вся изрезана, а это не слишком по-католически. И ей выбрили череп.

Комиссар Барде перемолол зерна и налил еще кипящую воду. Приятный запах кофе наполнил комнату.

– Хорошо, хорошо... Надеваю брюки, и я в полном распоряжении национальной полиции Франции. Хорошо еще, что мадам Барде сейчас в отъезде, а то она дала бы нам жару за утреннее беспокойство. Для нее воскресенье – это святое, и раз в неделю я должен на одни сутки обо всем забывать.

* * *

С диктофоном в руках комиссар Барде задавал вопросы:

– Кто обнаружил тело? У нас есть заявление об исчезновении? В окрестностях есть действующий женский монастырь? К какой общине принадлежала сестра? Это действительно монахиня?

Вопросы следовали один за другим. И Жорж Барде запретил давать ответы заранее. Ответы, словно нить Ариадны, потащили бы за собой другие вопросы. А он оставил эту игру на потом.

Прибыли на место преступления. Это было тихое место на берегу реки Дюранс, в которой рябили длинные водоросли, похожие на лошадиную гриву. В некоторых местах можно было различить тихий плеск воды, проходящей через порог из камней. Она булькала, образуя заводь, где прятались форели.

– Надо как-нибудь вернуться сюда, чтобы порыбачить, – сказал комиссар и разжег свою первую за день трубку.

– Вот мертвая…

Это было похоже на месть. Лицо жертвы было опухшим.

– Платье и было таким? – спросил комиссар Барде.

– Нет, я так не думаю, – ответил инспектор Лямотт.

– Пусть все положат на свои места, как увидел тот, кто первым нашел тело. И быстро, быстро, быстро...

Позвали туриста, обнаружившего тело.

– Вы нашли ее? – спросил комиссар Барде.

– Нет, – ответил турист, – это моя собака.

– Вы нашли ее так? – уточнил комиссар, указав на мертвую пальцем.

– Не совсем.

Комиссар Барде повернулся к местному жандарму, подняв брови.

– Мы накрыли ей ноги, – стал оправдываться жандарм. – Это было неловко.

– Но почему? – закричал комиссар Барде. – Вам же всегда говорят, что не надо ничего трогать. Мы же не развлекаемся здесь. У нас труп и где-то скрывающийся убийца…

– У нее была открыта верхняя часть бедер.

– Но вы разве не понимаете, что каждая деталь говорит нам об убийце! Боже мой! Ты заставляешь меня ругаться…

Комиссар Барде, нервно приглаживая свои черные усы, потребовал, чтобы все привели в первоначальный вид. Быстро, быстро, быстро...

– Вот, – констатировал инспектор Лямотт, – готово.

– Низ живота порезан. Вызови бригаду кинологов, пусть проверят следы до дороги или дома, я не знаю… Их должно было быть двое, чтобы перетащить тело.

– Собаки уже в пути. Комиссар Барде курил трубку и думал. Потом он задал еще кучу вопросов.

– Предупредили судмедэксперта? Я хочу знать причину смерти.

– Сегодня – воскресенье, – заметил инспектор Лямотт.

– Меня вытащили из постели, а ему решили разрешить поспать. Давай-ка разбудим и его! Не каждый день нам попадается мертвая праведная сестра.

Туристу показалось, что он слышал голоса.

Потом терпеливо ждали судмедэксперта Вердье. Собаки прибыли немного раньше него.

– Собаки нашли следы? Я имею в виду – за пределами этого места.

– Не знаю, – ответил инспектор Лямотт.

– Скажи лучше, что ты пока еще не знаешь…

Собаки пошли по следу, который вывел на дорогу. С того момента – ничего, кроме отпечатков шин.

– Морис, малыш, ты выглядишь не слишком проснувшимся. Так что трех чашек кофе оказалось недостаточно. Значит, ты ничего не заметил на мертвой?

– Нет, ничего, кроме жестокости нападавшего.

– Давай-ка, возвращайся туда и постарайся удивить меня!

Инспектор Лямотт сходил туда-обратно, но напрасно. Он подробно описал все, что увидел, но не отметил ничего особенного. Затем он вдруг сказал:

– У нее нет денег, нет никаких бумаг. Она не собиралась покидать эту местность.

– Отлично, – отметил комиссар Барде, – больше ничего? Например, ногти на ногах и руках, ты обратил на них внимание?

– Нет, – сказал инспектор Лямотт, отходя.

Потом два полицейских сопоставили свои мнения. Ногти были хорошо окрашены, очень сдержанный перламутр и, следовательно, это подразумевало внушительный счет.

– Это зацепка, – констатировал комиссар Барде. – Мы найдем одну из ее подруг, с которой она могла бы разделять склонность к хорошо обработанным ногтям.

В радиусе ста километров находился всего один монастырь, Ля-Рок-д’Антерон, и он не заявил о пропаже монахини.

– Морис, поезжай-ка к ним с фотографией мертвой и куском ткани. Она же не арендовала эту одежду, – сказал комиссар Барде.

* * *

Инспектор Лямотт отправился в монастырь конгрегации сестер-францисканок. Вскоре он вернулся убежденный, что монастырю нечего скрывать.

– И что мы имеем? – спросил комиссар Барде.

– Немного. Ничего о нашей мертвой. Она им неизвестна. Обратите внимание, шеф, что эта информация не исходит от матушки-настоятельницы.

– Вот как, и почему? – удивился комиссар Барде, поднимая брови.

– Потому что она слепая.

– Черт. Значит, кто-то еще смотрел фотографию.

– Да, сестра Кларисса быстро на нее взглянула и заверила меня, что ей не знакомо это лицо. Больше ничего.

– И тебе удалось поговорить с этой сестрой?

– Нет, не совсем.

– Она внимательно посмотрела на фотографию? Подумай, это очень важно.

– Это заняло несколько секунд, – ответил инспектор Лямотт.

– Ты настаивал?

– Нет, а что?

* * *

Прошло несколько минут, в течение которых было слышно только дыхание двух полицейских.

– А как же ткань, платье?

– Мне дали адрес их портного.

– Хорошо, и ничего больше?

– Есть еще кое-что странное. Монастырь полон людей со смуглой кожей, которые занимаются кухней, домашним хозяйством, строительством и садом…

– Откуда они взялись?

– Город принял много беженцев, – объяснил инспектор Лямотт.

Потом было принято решение возвращаться. Нужно было любой ценой определиться с личностью мертвой.

* * *

Странно, девушка исчезает, и никто не начинает поиски. Как будто родители приспособились к этой ситуации после двадцати лет совместной жизни. В подростковом возрасте любая ссора может закончиться бегством.

– Мы покажем фото мертвой во всех полицейских участках. Нет необходимости публиковать его в прессе, мы тогда получим десятки свидетельских показаний без какой-либо ценности. Мы же не станем тратить время на то, чтобы проверять все это…

* * *

Комиссар Барде направился к дивизионному комиссару Бельмару: ему понадобилось подкрепление, чтобы провести расследование в окрестностях Экса. Кто-то мог видеть, как молодая женщина садится в машину. Монахиня – это же не могло остаться незамеченным.

Потом полицейские вышли на парковку. Комиссар Барде, подходя к машине, сказал:

– Отличная погода, чтобы прокатиться с ветерком, не так ли?

– Нет возражений, шеф, – ответил инспектор Лямотт.

* * *

Автомобиль мчался по кривым изгибам дороги, шедшей посреди лугов. Живые изгороди разграничивали участки, где паслись коровы. Комиссар Барде включил радио. Кларнет джазовой композиции смешался с шумом двигателя. Машина вошла в лес, и почувствовалась бодрящая свежесть. Потом проехали какую-то деревушку, и вдруг, словно из ниоткуда, перед взором предстало высокое сооружение, пылающее во всем величии своих старых красных камней.

Они позвонили в монастырский звонок и вынуждены были подождать. Только у нескольких сестер имелось разрешение говорить с посторонними.

Мужчины не могли свободно передвигаться по монастырю. Об этом им тут же напомнили.

Беседа с матушкой-настоятельницей оказалась богатой на сведения.

– Полагаю, господин комиссар, – начала она, – что ваш сотрудник все вам рассказал. Что касается пропавшей, то я не могу больше ничего добавить.

– Да, но у меня есть еще несколько вопросов, – ответил комиссар Барде.

– Я позову сестру, отвечающую за послушниц. Но сначала вы должны услышать, что я должна сказать вам о наших новых работниках.

Матушка-настоятельница колебалась, не зная, с чего начать.

– Беженцы очень уязвимы. Ведь они являются находкой для всех, кто хочет обогатиться…

Потом последовало долгое молчание. Слова матушки-настоятельницы вызвали подозрения. Это было признание в беспомощности, сформулированное в присутствии представителя закона, и оно могло быть истолковано как призыв о помощи.

– Эти слова не могут выйти отсюда. Наш епископ высказал аналогичные подозрения. Но церковь обеспечивает прикрытие всем погибшим душам.

– Вы отдаете себе отчет в обвинениях, которые вы высказываете, не имея возможности представить доказательства.

– Я понимаю, что здесь происходит. Небольшой круг сестер отрекся от обета бедности нашего ордена. Привлекательность легких денег слишком велика. Может быть, еще есть время, чтобы вернуть их на путь спасения? Потом она продолжила:

– Мы предлагаем им работу, мы кормим их, планируем ухаживать за ними и учить их основам нашего языка. Но мы не можем их разместить. Они вынуждены жить снаружи. Но они не владеют французским языком, не знают наших законов и своих прав, не говоря уже об иммиграционных процедурах.

Матушка-настоятельница замолчала, чтобы придать больше веса тому, что последует дальше.

– Все эти усилия имеют цену, даже для такого учреждения, как наше. Мы не должны обманывать сами себя. Мы сделали этот выбор, принимая их, и всегда можно будет найти кого-то, кто будет чувствовать себя обиженным.

– Что касается нас, то мы тоже должны их защищать, – сказал комиссар Барде. – И мы делаем все возможное. В остальном я доверяю нашим ассоциациям и их добровольцам. Кроме того, я что-то не слышал о каких-либо жалобах, поданных кем-то из них.

– Вы такой наивный! У них нет документов, и вы думаете, что они сами пойдут в полицейский участок, чтобы выдвинуть обвинение против гражданина Франции… или против гражданки…

Комиссар Барде задумался, а потом продолжил свою мысль:

– Все это очень интересно, но без должным образом оформленной жалобы ни один следователь не пошевелит и мизинцем. Кстати, как вы знаете, сейчас нас больше всего беспокоит вовсе не эта тема. У нас есть мертвая, которая, как утверждают, не принадлежит к вашей пастве. Но она была одета в платье францисканки.

Матушка-настоятельница опустила голову и сложила руки.

– Мы будем молиться за спасение ее души.

– А мы хотели бы еще раз допросить некоторых из ваших монахинь. Одна из них может вспомнить это лицо. Она покинула монастырь несколько лет назад.

– Я не помню, чтобы кто-то из наших сестер покидал монастырь без вызова от нашего господа.

– Но ваши послушницы ведь не всегда остаются?

– Верно. Они готовятся, прежде чем принести присягу. У нас есть еще одна сестра, которая записывает все приходы и уходы. Вы хотите, чтобы я позвала ее?

– Да, благодарю вас.

Но оказалось, что сестра Кларисса, отвечавшая за послушниц, отсутствовала, будучи в городе за покупками. Не повезло. И было решено вернуться на следующий день.

* * *

Когда полицейские вернулись в комиссариат, отчет судмедэксперта уже лежал на столе комиссара Барде. Комиссар затянулся дымом из своей трубки и извинился:

– Я сегодня вечером занят. К сожалению, у меня не будет возможности прочитать этот отчет. Малыш Лямотт, ты же сегодня не занят ничем особенным, не так ли?

Комиссар Барде не ожидал ответа.

– Лучше читать, чем тратить свое время на всякую ерунду в телевизоре, не так ли, Морис?

– Да, это точно, шеф.

– Тогда до завтра… К тому же я ничего не понимаю в их тарабарщине. Выкручивайся, как хочешь, но найди мне дату и время смерти. И причину, конечно же. Это же не волшебство. Мы большего от них не требуем, не так ли, инспектор Лямотт? В конце концов, пусть нам прояснят причину смерти. Заранее благодарен.

На этом они и расстались.

* * *

На следующий день комиссар Барде явился в комиссариат первым. Он приготовил себе кофе. Еще одна хорошая новость оказалась связана со звонком от помощника дивизионного комиссара: для этого дела была сформирована группа из пяти дополнительных следователей. Комиссар Барде определил приоритеты. Расследование в окрестностях Экса должно было сказать, видел ли кто-то мертвую незадолго до того, как наступило время смерти. Важно было восстановить последние моменты ее существования.

Очень важная информация: когда. С тем, как и где, эта информация составляла сеть, которая могла бы затянуть в свои путы преступника.

* * *

С возвращением инспектора Лямотта пролился новый свет на обстоятельства смерти. Девушка не умерла от последствий ножевых ударов. Они были нанесены уже после смерти в результате удара.

– Затылок пробит, столкнувшись с жестким выступом, таким как камень или угол стола.

– Мы знаем что-то еще? – спросил комиссар Барде.

– Нет.

– Хорошо. Сделай подборку фотографий.

– Зачем?

– Чтобы показать ее нашему портному.

Комиссар Барде думал. На этот раз он не теребил усы, а раздвигал руки, ставил ладони горизонтально, он требовал тишины.

– После ссоры ты обнаруживаешь смерть человека, который был тебе дорог. Ты бреешь ему череп, и ты всаживаешь ему нож в нижнюю часть живота. Тебя такое вдохновляет, малыш Лямотт?

– Нож больше подходит человеку, который чувствует себя преданным, обманутым. Раньше наказывали женщин, которые сотрудничали с оккупантами, брея им череп.

– Точно. Любовное разочарование может быть объяснением…

Допрос портного ничего не дал. В папках со счетами была найдена информация о заказе, а также о доставке. Но, к сожалению, работник, который вел это дело, отсутствовал по семейным обстоятельствам. Когда комиссар Барде узнал, что ему не ответят на его вопросы примерно неделю, он взорвался:

– Поиски истины не могут ждать. Каждая проходящая минута открывает дверь для новой возможности, в которой убийца может улизнуть. Надо допросить этого сотрудника как можно быстрее. Я подпишу заявку на расходы, и мы ничего не будем просить у дивизионного комиссара.

– Но, шеф, – сказал инспектор Лямотт, – если командировка не будет согласована, я не увижу свои деньги в ближайшее время.

– Нет ничего более достойного, чем истина, и ее поиски не имеют цены. Так что потерять несколько десятков евро… Малыш, мне кажется, стоит рискнуть.

Для комиссара Барде тема была закрыта: надо ехать в Монпелье – значит надо. А вот инспектор Лямотт уже сталкивался с неприятными ситуациями, когда его молодая жена настойчиво спрашивала, когда будут возмещены понесенные расходы. И он мог только ответить: «Не знаю, я буду спрашивать...» Без дальнейших разъяснений.

* * *

Комиссара Барде вызвали к дивизионному комиссару Бельмару, и тот в резкой форме приказал объяснить ему медлительность расследования. Не известно имя мертвой. Прискорбно. Очень жаль…

– У нас есть имя какой-то Клариссы. Оно указано в реестре портного.

– Какого портного? – спросил дивизионный комиссар.

– Того, кто шьет платья для монахинь. Та же ткань покрывала мертвую.

– Ну, это хорошая новость. У вас есть имя, адрес и свидетель, которого я могу услышать на допросе.

– Пока нет, но почти. Я отправил инспектора Лямотта в Монпелье. Он должен допросить сотрудника.

– А как же монастырь? – спросил дивизионный комиссар.

– Ничего особенного. Если не считать многочисленных иммигрантов.

– Иммигранты, работающие в монастыре. Я не вижу ничего необычного.

– Так можно подумать. Матушка-настоятельница терпит их не очень католические поступки из-за малочисленности персонала.

– У нас нет жалобы на это, – отметил дивизионный комиссар. – Никаких претензий, никаких инструкций.

– Пока нет. Матушка-настоятельница опасается причастности одной из ее сестер без угрызений совести.

– Оба этих дела могут быть как-то связаны? – поинтересовался дивизионный комиссар.

– Никто не запрещает так думать, – ответил комиссар Барде.

– Каковы обстоятельства смерти?

– Ей пробили затылок.

– Ударом?

– Нет, она могла врезаться в подоконник, угол стола или лестничную ступеньку во время ссоры. Ее потом побрили, и она получила удары ножом в нижнюю часть живота. Удары были нанесены уже после наступления смерти.

* * *

Вернувшись из поездки в Монпелье, инспектор Лямотт привез с собой обнадеживающие новости. Торговец тканью подтвердил, что видел мертвую девушку. Она была не одна. Ее сопровождала еще одна молодая женщина. Он подумал, что узнал сестру Клариссу в подборке фотографий, но был в этом не совсем уверен.

Расследование на местности в сочетании с анализом камер наблюдения должно было определить, какие транспортные средства проезжали у места преступления в часы, предшествовавшие смерти. Свидетели опознали мини-внедорожник с открытым кузовом «Дайхатсу Фероза» с двумя женщинами на борту. Кусочки головоломки начали собираться вместе.

* * *

Комиссар Барде собрал свою команду для совещания.

– Нам не хватает мотива. Но все заставляет думать, что сестра Кларисса замешана в этом. Она пропала. Со вчерашнего дня мы потеряли ее след. Она не вернулась в монастырь.

– Нужно расставить ловушки, – предложил инспектор Лямотт.

– Держу пари, что она не покидала окрестности. Мы должны узнать все о ее знакомых, которые могли бы укрыть ее.

– Сестра Кларисса помогла многим иммигрантам, – напомнил один из инспекторов.

– Я хочу знать, имело ли место вымогательство.

Расследование стало экзотическим, когда стали допрашивать беженцев. Вызвали всех, кто работал в монастыре. Наняли переводчиков. Им задавали вопросы. Были ли злоупотребления властью, шантаж, и если да, то с чьей стороны? Вот ответы, которые ожидал дивизионный комиссар. Для проведения допросов был даже назначен психолог.

Время шло, и роль сестры Клариссы становилась все более очевидной. Она играла центральную роль в эксплуатации иммигрантов. Она их направляла к сотруднику местной администрации, который должен был им помочь в бумажных процедурах. Тот требовал от них деньги в обмен на расплывчатые обещания. Иммигранты по-прежнему работали в субботу и воскресенье у частных лиц, не отдыхая и не жалуясь. Эти случайные работодатели платили напрямую сестре Клариссе. Иммигранты видели лишь небольшую часть своих денег.

Внезапно комиссар Барде вскочил и воскликнул:

– Позовите мне бригаду кинологов! Сестра спряталась где-то в монастыре.

– Что заставляет вас так думать, шеф? – спросил инспектор Лямотт.

– Слова матушки-настоятельницы, которая надеялась вернуть заблудшую овцу на правильный путь.

Прокурор разрешил обыск в монастыре. Это было впервые на памяти дивизионного комиссара Бельмара. Последний молился небесам: хуже всего было бы запороть все. При такой мобилизации средств невозможно было скрыть операцию от представителей прессы.

Устроили засады, как на охоте. Все входы в монастырь были перекрыты. Как только матушка-настоятельница была проинформирована, она села за телефон, чтобы связаться с епископом. Потом в кабинет дивизионного комиссара поступил звонок из Министерства внутренних дел, за которым последовал другой – из Министерства юстиции. Один неверный шаг, и Люсьен Бельмар мог поставить крест на своих мечтах о продвижении по службе.

Комиссар Барде отправился в комнату сестры Клариссы. Собаки обнюхали некоторые из ее вещей, и менее чем через четверть часа все было закончено. Сестра Кларисса в наручниках была доставлена в комиссариат.

Она во всем призналась. Произошла ссора, которая закончилась плохо. Мертвую звали Луиза Пакье. Она сбежала из родительского дома, и монастырь принял ее. Между двумя женщинами установилась дружба. Но все пошло наперекосяк, когда сестра Кларисса познакомила ее с сообщником, работавшим в местной администрации. История могла получить огласку, и сестра Кларисса попыталась избавиться от подруги, чтобы в случае чего возложить на нее ответственность за грабеж беженцев.

* * *

Несколько дней спустя, комиссар Барде пригласил инспектора Лямотта на ужин в ресторан «Мистраль». За столом он сказал:

– Запомни, малыш, преступлением, совершенным умышленно, всегда признается деяние, совершенное с прямым или косвенным умыслом. То есть с точки зрения психологии, любое преступное деяние всегда обеспечивает реализацию чьих-то мотивов и целей.

– Я знаю, шеф. Ищи, кому это выгодно. Нас этому учили.

– А учили ли вас, молодых, что каждое успешно раскрытое преступление, каждый наказанный преступник – все это делает наш мир немного чище.

– Ага, шеф, и еще за каждое раскрытое преступление нужно отчитываться, строчить бесконечные бумажки, сшивать их в дело.

– За нераскрытые дела, между прочим, тоже приходится отписываться, но это, согласись, еще менее приятно. В любом случае, каждое раскрытое или нераскрытое преступление оставляет след в сердце. И по этому поводу нам с тобой имеет смысл выпить и раскурить трубочку. Кстати, а ты что? Вообще не куришь?

– Не курю.

– И никогда не курил?

– Никогда! Даже в школе не курил, хотя ребята там надо мной по этому поводу смеялись. Но я твердо стоял на своем. Ведь если бы я хоть раз в жизни закурил, я бы уже никогда не мог сказать, что не курил никогда. Вы меня понимаете?

– Понимаю, малыш. Это как отношения с женой: если хоть раз изменил, уже никогда не сможешь сказать, что никогда не изменял.

– Согласен, хотя многим, наверняка, эти слова покажутся смешными. И, кстати, шеф, а чего такого особенного в этой вашей трубке?

– Ну-у-у… Тебе этого не понять. Это сигареты можно торопливо курить на бегу, прерывистыми затяжками во время минутного перерыва или в туалете. Трубка же – это целый ритуал. Трубки нужно менять каждый день. Трубка должна отдохнуть не менее суток, прежде чем ты снова будешь ее курить.

– Так вы же все время курите одну и ту же.

– Нет, малыш, у меня их несколько. Только они одинаковые. Из бриара. Ты хоть знаешь, что такое бриар?

– Понятия не имею, если честно.

– Бриар – это такой материал из плотного древовидного нароста между корнем и стволом кустарника. Эрики древовидной, из семейства вересковых. Этот кустарник растет на сухих почвах, содержащих высокий процент кремния, и это дает необходимое по качеству, жаростойкости и прочности сырье для производства трубок. Такая трубка не горит, а пористая структура бриара превосходно впитывает влагу, образующуюся при курении. Мои трубки – из столетних растений. И они у меня имеют свой характер, они очень разные, а порой даже капризные. Совсем как мадам Барде…

Перевод с французского Сергея НЕЧАЕВА