Сердечные драмы кардиолога Чазова
Совместно с:
02.06.2016
Валентина Бунина: «Первый раз он сказал мне слово «дочка» четыре года назад. По документам я числюсь сестрой своего отца…»
В своих мемуарах знаменитый врач, академик Евгений Чазов написал очень много того, о чём обычно врачи не рассказывают – о болезнях и подробностях личной жизни пациентов. Про то, как постепенно умирал Брежнев, какие приступы мучали Андропова, как задыхался беспомощный Черненко. Между тем о своей собственной жизни он никогда не рассказывал.
С Чазовым меня познакомил Олег Анофриев. «Хочешь взять интервью у главного кардиолога страны?» – спросил легендарный эстрадный певец, когда мы заканчивали работу над текстом его собственных воспоминаний. И, не дожидаясь ответа, набрал телефонный номер: «Евгений Иванович, здравствуйте дорогой! Я к вам по такому делу…»
Было это ещё в прошлом году, когда академику перевалило за 85 лет и он уже успел «закрыть кремлёвские темы», выпустив несколько мемуаров и снявшись в целом ряде фильмов про себя. В то же время осталось много вопросов и «открытых»: хотя бы про то же самое 4-е Главное управление Минздрава СССР, которое Чазов возглавлял почти 20 лет… Однако меня, прежде всего, интересовали подробности его жизни и, в частности, его связей с Украиной. Я точно знал, что у великого кардиолога есть какая-то необычная история, касающаяся Донбасса, и начать хотелось с этого. Между тем сам академик, несмотря на протекцию Анофриева, на откровения настроен не был, постоянно откладывая нашу встречу. А в итоге – это было уже минувшим февралём – его мобильный телефон вообще замолчал. Что-то явно случилось.
В итоге спустя три месяца, благодаря журналисту Анатолию Журину, мне удалось поговорить с дочерью Евгения Ивановича Валентиной: «Такие ситуации непредсказуемы, и пожилые люди, как правило, их очень боятся… В тот февральский день была оттепель, и Евгений Иванович отправился на работу в обычных осенних туфлях. А днём, когда выдалась свободная минута, он решил пойти посмотреть, как продвигается строительство нового здания на территории кардиоцентра… Его долго не было. Слава Богу, какая-то сотрудница, выглянув в окно, обратила внимание, что из-за угла дома виднеются ноги лежащего человека. Это был папа…».
Дочь Валентина и внуки великого кардиолога. 2010-е
Как оказалось, отправившись на объект, академик не устоял в своих осенних туфлях на подтаявшем снегу, поскользнулся и упал, сломав шейку бедра. К тому же, судя по всему, на какое-то время потерял от боли сознание. Самое досадное, что беда приключилась в таком месте, где его не могли увидеть ни прохожие, ни сотрудники центра. В беспомощном состоянии светило мировой медицины пролежал на земле более часа…
В определённом смысле это было ЧП государственного масштаба: сотни (если не тысячи) выдающихся деятелей, по сей день находящихся в российской власти, работают и – что главное! – живут благодаря именно Чазову… Неудивительно, что на спасение уникального пациента были брошены все резервы всемогущей кремлёвской медицины. Было сделано всё, чтобы поставить кардиолога на ноги. И он встал.
Однако, к сожалению, по словам дочери, Евгений Иванович тяжело перенёс наркоз. «По этому поводу в СМИ уже появились дикие сообщения, – сетует Валентина. – На одном из сайтов написали: «В апреле 2016 года кардиохирург был переведён в психиатрическое отделение «одной из лучших московских больниц». После обследования Чазову поставили диагноз «дисциркуляторная энцефалопатия». Он характеризуется развитием нарушений речи и мышления». Это полная ерунда.
Да, папа действительно тяжело оправлялся от операции. Но это неудивительно: ему же почти 87 лет… Дело в другом. Сейчас, он находится в Центральной клинической больнице на Рублёвке. Очень активный. Хоть и с помощью ходунков, но всё равно самостоятельно передвигается. Однако его не отпускают домой. А в последнее время стали ограничивать даже в общении со мной и моей сестрой. В конце апреля мы с Татьяной (сводной сестрой. – Ред.) были у папы в гостях. Много разговаривали. Всё казалось нормальным. Однако мы обратили внимание, что у него развилось маниакальное состояние – ему хочется уйти оттуда, дескать, надо работать. Всё время повторял, что хочет домой. «Ты, – говорит, – на машине приехала»? Я говорю: «Да, она у меня там». Он: «Давай на машине уедем отсюда». Я: «Врачи выпишут, тогда уедем». Он: «Ну давай уедем…».
Нас это всё очень волнует. Дело в том, что ещё до недавнего времени папа на самом себе испытывал новые, только-только разработанные медицинские препараты. Но всё, слава Богу, обходилось без последствий – у него организм достаточно крепкий. Тем не менее в последнее время, учитывая возраст, ему эти препараты выдавать перестали. А тут вдруг такое странное состояние… Это очень насторожило нас с Татьяной. Он мог бы и сам позвонить, но не звонит
Но самое странное произошло на днях: нам позвонили из администрации больницы и сказали, что наши пропуска в ЦКБ заблокированы и мы больше не сможем его навещать. Мы полагаем, что такое распоряжение дала Ирина…»
В своих мемуарах Евгений Иванович рассказал очень много. В том числе и всего такого, о чём обычно врачи не рассказывают, – о болезнях и подробностях личной жизни пациентов. Между тем о своей собственной жизни главного он никогда не рассказывал. Как раз по этому поводу – фрагмент беседы с Валентиной, старшей дочерью главного кардиолога страны.
Валя Чазова, первая дочка Евгения Ивановича
Дочка-внучка
– Никаких загадок тут нет. Просто, когда родители развелись, я осталась с мамой, Антониной Меркуловой. Мы жили трудно и через какое-то время бабушка и дедушка, то есть папа и мама Евгения Ивановича, убедили мою маму, что лучше будет, если они меня удочерят.
– Однако…
– Тут дело такое. Семья моей мамы – с Донбасса. Дед был шахтёром и погиб перед войной. И в итоге бабушка одна растила пятерых детей. Жили в Луганске. Но началась война, город заняли немцы. И достаточно скоро мою маму внесли в список для отправки в Германию на работы. Она была старшим ребёнком в семье – 1926 года…
Семья Чазовых, 1907. В центре Александра и её мама, погибшая во время Гражданской войны
– А нельзя было сбежать?
– Она не успела. В этом случае фашисты расстреляли бы всю семью как пособников партизан… Короче говоря, в СССР она вернулась лишь в 1948 году.
– Так поздно? А где она всё это время находилась?
– Она мне про это не рассказывала.
– Скорее всего, она находилась в той части Германии, которую оккупировали англо-американцы… Так случалось: после войны бывшие союзники тормозили возврат советских людей на родину.
– Возможно, но это другой вопрос. Главное, что бабушка настояла и на разводе родителей, и на таком решении моей судьбы. Она не хотела, чтобы её сын связывал свою жизнь с женщиной, работавшей на Германию. Это, во-первых. Во-вторых, они видели, как бедно живёт моя мама, и хотели взять на себя хлопоты с ребёнком. И, в третьих, удочерив, они облегчили мою судьбу: я никогда не указывала в анкетах, что являюсь дочерью репатриированной.
– Суровое решение.
– Бабушка и дедушка были сильными, волевыми людьми. К сожалению, недолго прожили. Иван Петрович Горохов родился в 1901 году, а умер в 1969-м. Занимал высокие руководящие должности: в Минсредмаше был чуть ли не начальником главка. Александра Ильинична Чазова – 1904 года. Ушла в 1971-м. Но вот дед её прожил 90 лет, был с нормальным зрением и никогда не лечил зубы. А вот её отец… Годы революции всё-таки… У него насильственная была смерть… Они же из ссыльных: кого-то из предков сослали за то, что он вступился за рабочего на заводе. А ма-
му, Александры Ильиничны в 1918 году
белоказаки приговорили к расстрелу.
– Где это было?
– Коми, Кудымкарский район. Эти места были оккупированы колчаковскими войсками. А братья Александры были коммунистами. Ей было 14. Утром должны были расстрелять за братьев. Но она сбежала через соломенную крышу. И тогда казаки насмерть забили шомполами её маму. …В Кудымкаре есть даже краеведческий музей, где создана целая экспозиция, посвящённая Чазовым. Там про это тоже есть.
– Возможно, родители Евгения Ивановича, имея высокий социальный статус, смогли узнать какие-то существенные детали про вашу родную мать – Антонину Меркулову и про обстоятельства её вынужденного пребывания в Германии до 1948 года. Поэтому и придумали такой способ отвести от своей фамилии всевозможные опасности. Сын Евгений учился в киевском мединституте, родители – на руководящих должностях…
– Неизвестно.
Женя Чазов с родителями. Середина 1930-х
«Я всегда его просто называла по имени»
– Таким образом вы стали не Валентиной Евгеньевной, а Валентиной Ивановной.
– Да. Я дочка Ивана Петровича по документам. Правда, всех удивляла разница в возрасте с «братом Евгением». Но я всегда отшучивалась.
– А Евгений Иванович признавал такой расклад как нормальное и само собой разумеющееся?
– Первый раз он сказал мне слово «дочка» четыре года назад.
– Как же вы общались прежде?
– Как брат с сестрой. Я всегда его просто по имени называла.
– Шутите? Неужели он не уделял вам внимание как ребёнку своему?
– Нет. Более того, я даже выручала его, когда его начинали досаждать поклонницы. Это было уже в 1970-е, когда он руководил 4-м Главным управлением Минздрава. Пробить его фамилию через Мосгорсправку, чтобы узнать наш телефон в доме на набережной Горького, было невозможно. А меня вычислить было легко. Вот и пытались через меня. Я была заслоном. Да… Женщины охотились на него. Это однозначно. А он любил песню «Я люблю тебя жизнь».
– Своим жёнам он вас представлял?
– Да, они знали… Когда меня привезли из Киева в Москву – в 1957 году – он был женат на Ренате Лебедевой. У него уже вторая дочка была. Татьяна Евгеньевна. Танюша – профессор медицины, эндокринолог.
– А потом?
– А потом была Лидия Викторовна Германова. Вот у них с Евгением Ивановичем родилась Ирина, которая сейчас генеральный директор кардиоцентра.
– Больше у него не было жён?
– Четвёртый брак у него был, с Лидией Жуковой. Но без детей.
– Как вы встретились со своей мамой?
– Мы стали общаться через много лет после того, как меня забрали в семью Чазовых. Где-то в 1969-м. После того как меня забрали, она нашла нового мужа.
– У неё были ещё дети?
– Сын и дочь. Но с сыном как-то мы не общались. А дочь умерла в 42 года от сердечной недостаточности. Но у неё дочка осталась, Танюшка. Сейчас живёт в Киеве. Не знаю, что с ней и как.
– Сам Евгений Иванович до болезни не поддерживал отношения с киевской родней?
– Не знаю. Там, на Украине, чазовские есть. Но я не слышу о них ничего.
– А у своих родителей Евгений был единственным ребёнком?
– Был ещё ребёнок, дочка. Но она умерла в детстве.
– Что ж, получается, бабушка и дедушка сделали великое дело: уберегли от ненужных историй сына, а вам, как я понимаю, обеспечили хорошую жизнь, воспитание, образование.
– Да. Сына она просто обожала. Сегодня Евгений Иванович свою младшую дочку тоже обожает – Ирину, которая сейчас директор Института клинической кардиологии имени Мясникова.
Я закончила училище по специальности судовождения, а потом – Академию водного транспорта. Получила музыкальное образование: у меня – Ипполитовка.
– Что вас сейчас больше всего беспокоит? Я имею в виду состояние Евгения Ивановича. То, что он заперт в четырёх стенах?
– Да, естественно. Дело в том, что возраст всё-таки такой, что любой день может быть последним. И, конечно, было бы здорово, чтобы он общался с близкими – с теми, кто его любит.
– Может быть, у вас есть проблемы в отношениях с Ириной? Вы с ней раньше не общались?
– Ирина… Она выросла у меня на коленях.
– Какого она года рождения?
– 1961-го. И когда ей около года было, после рождения, её привозили на дачу. Иришка очень плохо засыпала. Лидия Викторовна измучается с этим укачиванием… так что каждый день укачивала я.
– Таня тоже выросла на этой даче?
– Нет, Тани не было. Там была конфронтация жён – Лебедевой и Германовой. Так что с Иришкой я общалась до их развода Евгения Ивановича с Германовой где-то в начале 1970-х.
С женой Ренатой и дочкой Ирой. Сочи. Конец 1960-х
– А в чём проблема? Вы говорите, Ирина Евгеньевна стала руководить этим кардиоцентром?
– Евгений Иванович её провёл генеральным директором. Она кардиолог. Но он помог ей, конечно, очень помог.
– Может быть, здесь какие-то нехорошие измышления по поводу наследства, ещё чего-то такого?
– Я думаю, что она уже всё получила.
– А в чём же сложность нынешняя? Вам сказали, что вам больше не дадут возможность посещать отца в ЦКБ, и вы видите в этом какой-то дурной знак?
– Да, мне очень тяжело. Мне просто иногда бывает страшно. Я даже боюсь звонков, бывает, Татьяна позвонит или эсэмэску сбросит, а у меня сразу страх такой – что случилось? Странно, что он сам на связь не выходит…
– Как вы думаете, куда Евгений Иванович поедет из больницы, если всё обойдётся?
– У него великолепная дача.
– Там есть кто-то, кто его примет, позаботится о нём?
– Там у него работают люди. Он очень хорошо с ними общался. И женщина к нему, по-моему, приезжала. При мне эта женщина была в ЦКБ.
– А в Москве у него квартира тоже есть?
– Там я не бывала…
Фото из архива Валентины Буниной
Автор: Юрий ПАНКОВ
Совместно с:
Комментарии