НОВОСТИ
Посол Ирана в РФ требует наказать российских полицейских, которые задержали иранских студентов, учинивших драку
ЭКСКЛЮЗИВЫ
sovsekretnoru
Слёзы Солнечного клоуна

Слёзы Солнечного клоуна

Слёзы Солнечного клоуна
Автор: Андрей КОЛОБАЕВ
Совместно с:
12.01.2017

В апреле 2017 года, ко Всемирному дню цирка, в Ростове-на-Дону будет установлен бронзовый памятник клоуну Олегу Попову

Многолетняя эпопея возвращения на родину Солнечного клоуна Олега Попова началась с публикации в газете «Совершенно секретно» в декабре 1997 года.

На конюшне у Олега Попова. После интервью – фото на память. Эглофштайн, ноябрь 1997

Это было 19 лет назад – как раз перед Новым годом. Уже толком не помню, как на редколлегии «Совершенно секретно» возникла эта идея – съездить в Германию к то ли живущему там отшельником, то ли больному и умирающему в немецком хосписе Олегу Попову, но первый вопрос у большинства коллег, включая главного редактора Артёма Боровика, был один: а разве он вообще жив? Между прочим, и потом в течение нескольких лет этот вопрос звучал чаще остальных – Интернет тогда ещё не был чем-то обыденным, а от любимого клоуна нашего детства давно – с самого развала СССР –  не было ни слуху, ни духу. А что ещё думать о человеке, который вчера чуть ли не ежедневно был в телевизоре – и вдруг исчез, как будто и не было?!

Каким-то чудом через цирковые круги удалось добыть номер его телефона, я позвонил. «Лежу прокажённый в бараке, умираю? Так в Москве говорят? Сбежал, а теперь стою у Рейхстага с протянутой рукой? Ну-ну… – от всей души хохотал в трубку Олег Константинович. – Давай приезжай, сам всё увидишь». 

…Он встретил меня как родного, хотя последний раз я видел его на арене цирка на Цветном бульваре во времена глубокой юности. Объяснил так: «За все эти годы ты первый из российских журналистов, кто до меня добрался!» А добирался я, кстати, с приключениями. Во-первых, чересчур дорога «извилистая». Нужно было сначала долететь до Мюнхена, проехать почти 200 км до Нюрнберга, а оттуда ещё 40 км – в крохотную, не отмеченную даже на карте, горную деревушку Эглофштайн (между прочим, ровесницу Москвы!). Во-вторых, я понадеялся на русский авось и со своим «дастиш фантастиш» немецким (со словарным запасом из советских фильмов про войну, то есть примерно на уровне «хенде хох») решил разыскать деревушку Олега Попова сам. В результате, видимо, так сказал таксисту «Эглофштайн», что он привёз меня в Ингольштадт. А это совсем в другую сторону! Ничего не подозревая, я заселился в гостиницу, вышел на улицу и пошёл искать дом Олега Попова…

Не буду рассказывать, как всё выяснилось и как я доехал до Нюрнберга, откуда меня забрала его жена Габриэла, но эта история Попову очень понравилась. «Раз так, – сказал Олег Константинович, переворачивая на сковороде несколько огромных бифштексов, – сейчас тебя угощу напитком, который ты отродясь не пробовал». Он на коленках пополз в узенький домашний погреб, несколько минут чем-то гремел и звенел, наконец вылез довольный. «Нашёл! Эксклюзив из Швеции, в единственном экземпляре – как раз для такого случая!» Гордо поставил на стол бутылку «Абсолюта». Я не стал его расстраивать: ведь в Москве в те годы «Абсолют» продавался на каждом углу. Он был родом из СССР и мерил всё мерками СССР, а его родина давно уже стала другая.

В 13 лет Олег освоил слесарное дело и с тех пор все реквизиты для реприз делал своими «золотыми» руками

Часы для Сталина

– Олег Константинович, вы родом из подмосковной деревни Вырубово. Как ваша семья оказалась в Москве? 

– Я был совсем маленьким, когда моему папе, который работал на Втором часовом заводе, дали квартиру. В Москве прошло всё моё детство. Так что всю жизнь считаю себя коренным москвичом.

– Какие самые яркие воспоминания из детства?

– Знаешь, что мне больше всего запомнилось? Как мы с мамой встречали отца в день получки. Он… поддавал. Встретим, мама отберёт у него зарплату, а заначку он пропивал. Ещё помню, как папа мне воздушный шарик подарил, я шёл с ним по Ленинградскому проспекту и был самый-самый счастливый. Потом – война… Хотели эвакуироваться, но остались у бабушки, в подмосковной Салтыковке. Осенью начался голод. Я всё время в детстве думал: «Хоть бы не умереть от голода». Немного спасало то, что сосед варил мыло и я ходил продавать его на местном базаре. Э-эх! Тогда у меня была такая мечта: война закончится, и мы с мамой будем пить чай с сахаром, есть белый горчичный хлеб с маслом… И вот, когда после войны в Москве появились первые коммерческие ларьки, я взял какие-то накопленные деньги и купил хлеб, масло, чай, сахар. Принёс домой. И мы с мамой целый вечер сидели и пили этот чай и были самыми счастливыми людьми на всём белом свете

– А что за история случилась с вашим отцом? Ходили слухи, что он по спецзаказу делал часы для Сталина, часы остановились и за это его посадили… 

– Так говорили. Правда или нет – теперь никто не узнает. Знаю, что отца моего в 1941 году забрали, он в тюрьме потом умер. Мама сразу вышла замуж, поменяла фамилию, чтобы нас не преследовали. В семье эту тему вообще не трогали – боялись. Когда маленький был, все жили в каком-то страхе. Что я ещё чаще всего вспоминаю? В первую очередь – маму. У неё такая жизнь трудная была – не передать. Помню, я ем кашу, а она смотрит на меня и плачет. Это я потом узнал, почему. Мама тоже была голодная, но отдавала свою кашу мне… Потом она получила инсульт, потеряла речь, парализовало руку и ногу. Десять лет пролежала на кровати. Это не дай Бог! Помня об этом, я здесь свой дом так спланировал, чтобы одна комната была в метре от ванной и туалета, чтобы, если что, родным не так пришлось со мной мучиться. Но не будем о грустном – спрашивай!

– Ваше детство пришлось на военную пору. Наверное, мечтали стать военным?

– Ой! Кем только не мечтал. Когда мама заболела, я мечтал быть доктором. Когда в футбол играли и соседке разбили стекло – стекольщиком. Обуви не было – сапожником, чтобы у меня всегда ботинки были. Увидел самолёт – лётчиком. Да Господи! В таком возрасте каждый день новая идея. А жизнь всё равно своё диктует. Я, например, в тринадцать лет стал слесарем и этому очень рад. Всем начинающим клоунам я бы советовал специально слесарное дело изучать. Потому что свой реквизит клоун должен делать сам. Вот чем этот дом в Эглофштайне мне дорог, так это тем, что у меня здесь отличная мастерская. Целая фабрика моих грёз! Только что-нибудь придумал – тут же пошёл и сделал.

– Как же вы, слесарь, стали клоуном?

– Вот это действительно смешная история. Из-за хлебной карточки! В 1943 году я занимался в московском Дворце спорта «Крылья Советов» в кружке акробатики. У меня здорово получалось! Параллельно, чтобы прокормить семью, пошёл работать учеником слесаря на Полиграфический комбинат «Правда» и получал там 550 граммов хлеба. Вдруг узнаю, что в цирковой школе дают 650. Вот эта сотка всё и решила! И хотя меня ни в какую не отпускали, всё равно ушёл. И нашёл любимую работу. К счастью! Я сразу же в неё влюбился, можно сказать, насмерть. Никогда не забуду, как, уже будучи студентами, мы с дружками лазали через забор цирка на Цветном бульваре, чтобы зайцами проскочить в зал. Смотрели, как выступают готовые артисты, учились…

В 1950-м я окончил цирковое училище и придумал свой первый номер. Но его зарубили! Сказали: дескать, «западный», «космополитический». И меня отправили в Тбилисский цирк. Там я придумал другой номер – «Утренняя гимнастика на проволоке», начал выступать на проволоке. И сразу… полный провал! Директор Ладо Кавсадзе (кстати, народный артист СССР, бывший певец оперного театра) был в ужасе: «Попик, что делать-то?» Я не растерялся: есть, мол, другой вариант. Но он – запрещённый. «Москва далеко. Давай!» Второй вариант рванул на ура.

– А что в нём было такого «космополитического»?

– Да в том-то и дело, что ничего. Выходил, падал – довольно смешно… Я позже узнал, в чём криминал. Оказывается, режиссёр, поставивший этот номер, Сергей Дмитриевич Морозов, был в плену, отсидел. Ну, кто-то и написал куда следует: сначала сдаётся врагу, теперь делает номера с западным душком… Самое удивительное, что вскоре я приехал в Москву на конкурс с этим «запрещённым» номером и занял первое место. Забыли, что ли, про запрет?..

– Помните свой самый первый настоящий триумф?

– Когда умер Сталин, я был в Тбилиси. Цирк мгновенно закрыли. Неделю не работаем, две. Потом разрешили показывать только спортивные номера, без клоунады. Какой смех, когда по всей стране такой траур?! Через месяц на меня приходит разнарядка: ехать в Бакинский цирк. Приезжаю, директор говорит: «Олег, сиди и не чирикай». Сижу ещё месяц. Наконец траур закончился, директор вызывает: «Давай сегодня рискнём, но только, прошу тебя, тихонечко, без нажима. Не юмори… сильно». Когда я вышел в манеж, такая была овация, которой я давно не слышал, по которой так скучал. Я понял, что зрители тоже соскучились – хотят улыбаться, смеяться. И хотя я действительно старался «не нажимать», это было моё самое лучшее выступление! 

С мамой и отчимом на даче в подмосковной деревне Вырубово.  Конец 50-х годов прошлого века

«Гертруда» для Карандаша

– Почти у всех клоунов – прозвища. Откуда они берутся?

– Раньше вообще было модно брать псевдонимы, потому что у многих были неблагозвучные фамилии. Казалупов, например. Куда с такой фамилией? Придумывали – Ромашкин, чтобы смешно было. Я сам начинал свою карьеру как Чижик, позже Запоздалкин – в номерах всё время «опаздывал». Потом решил стать «просто» Олегом Поповым, ничего более сногсшибательного в голову не пришло. Иногда хороший псевдоним помогает популярности. Яркий пример – Михаил Николаевич Румянцев, знаменитый Карандаш. Между прочим, именно благодаря ему у меня такая любовь к клоунаде. Вот уж кто был пахарь несусветный – он из цирка почти не выходил. Всё время репетировал, репетировал. Великий клоун! При этом жизнь у него была невесёлая. Зажимали, не давали званий…

– Почему? Всеобщий любимец – он-то чем не угодил властям?

– С Карандашом случай особый. Когда над клоуном смеются в цирке – это понятно. Но когда это преследует тебя в жизни, как это было с ним, постоянное хи-хи-ха-ха, куда ни пойдёт… И он, конечно, уединялся. Друзей у него почти не было. Ну и какая радость-то?! Наливай! Когда встал вопрос, давать или не давать Карандашу Звезду Героя Соцтруда, Фурцева сказала: «Да вы что! Он же не просыхает!» А кто тогда не пил?! Она сама была не последняя по этой части… Слава Богу, дали ему Героя, но с каким скрипом. А ведь в то время никто не пользовался такой популярностью, как Карандаш… Я попал к нему в труппу в 1951 году. Сначала, правда, гимнастом… Я видел, как он много трудился. Ну и иногда, как говорится, принимал. А что делать? Я не знаю точно, но, по-моему, сейчас в нашем цирке стали меньше пить. А раньше зритель то и дело приходит к тебе с благодарностью за спектакль. И обязательно с бутылкой. И если ты с ним не выпил, ты не артист, а дерьмо. Я говорю: «Не могу, мне ещё репетировать». «Да ты чё, Олег! Ты сегодня здорово поработал, давай вмажем по стопке!» «Да не хочу я!» «Вот гад! Зазнался, презираешь простой народ. Никакой ты не артист!» Просто страшное дело… Слава богу, у меня была проволока, ну ни капли нельзя, хоть ты тресни. А многие были не в силах отказаться.

– И выходили на манеж подшофе?

– Да! Некоторые гимнасты прямо перед выходом – бах! – стакан водки – и на трапецию. Обалдеть! Такая рискованная работа – без страховки. И не падали…

– Клоуны тоже выступали навеселе? 

– Не все. В основном старики, в выходной день. Тогда, если после выходного ты не синий, значит, плохо отдохнул. «Голова трещит?» «Нет». «Случаем не заболел? А я вот еле хожу». «Молодец!» Ну кошмар! Никакой организм не выдержит. Вот спрашивают, почему в Москву не приезжаю. А к кому туда ехать – почти все мои друзья умерли. Я своего друга детства ещё лет тридцать назад как-то встретил, а он та-а-кой глубокий старик! Спился, трясётся, на каких-то костылях. Прихожу домой и бегом к зеркалу: неужели и я такой? Слава богу, нет. Нет, ребята, всё-таки творчество, работа человека возвышают, молодят, держат и дают ему жизнь. Если ты в форме, хорошо работаешь – ты нужен всем, если нет – никому ты не нужен!

– Ваш первый номер запретили. То есть цензура в советские времена распространялась и на цирк?

– Не скажу, что цензура зверствовала. Но помню, когда мы с Марком Соломоновичем Местечкиным делали программу «Лечение смехом», нам говорили: это уберите, то уберите. Почему – было непонятно. Убирали из программы сущую ерунду! Например, запрещали глотать шпаги, считалось, что это не эстетично.

– Импровизировать разрешали?

– Только в известных пределах. Всё-таки вся программа отрепетирована, в темпе идёт… Но я импровизировал. Однажды в Риге один сидит и читает газету, гад. Я пошёл в красный уголок, взял подшивку за два года и несу ему – на, мол, почитай. Вот в зале хохот стоял! А если кто засыпает, я ему – подушечку…

– А если б выпивали?

– Огурчик! Закусывай на здоровье.

– Откуда у вас такое чувство юмора?

– Наверное, от отца. Мама говорила, что он большой юморист был… А вообще-то ведь юмор юмору рознь. Публике иногда достаточно палец показать. Или пукнуть на арене. Можно, например, анекдотом всех насмешить, а самому будет не смешно. Можно быть просто весёлым по натуре и всех веселить… В цирке – другое. Тут всё нужно досконально продумать, проверить. Это совершенно другой какой-то юмор – можно сказать, научно-фантастический. Не в словах, а больше на действии, на реквизите, на пантомиме. Это тебе не за столом каламбурить по пьянке!

– Откуда вы брали идеи для своих номеров?

– Да в том-то и дело, что всё из жизни. Раньше мы приезжали в город – и сразу в редакцию. Спрашивали: какие в городе проблемы? Например, мост не построят уже 20 лет, нет свободных мест в вытрезвителе. И высмеивали… Помню, один номер появился так. Я очень хотел научиться играть на саксофоне. Купил у одного оркестранта инструмент за 500 рублей при зарплате 800.  А он меня надул – продал негодный. Я был так расстроен, что зубами откусил мундштук. И сразу идея! Вместо мундштука вставляю морковку, выхожу, и, вместо того чтобы играть, дую в морковку. Был огромный успех!  

 – Вы давным-давно придумали свой сценический образ – рыжий парик и кепка. Это правда, что на Западе её прозвали  «Кепка СССР № 1»?

– Ха! Да. А во время моих гастролей в Париже даже устроили их сезонную распродажу – раскупили все! Кепку я нашёл в 1953 году на Мосфильме. Снимался цирковой фильм «Арена смелых», там была маленькая сценка на пляже, для неё я и присмотрел эту кепку. С тех пор не расстаюсь… Но рвутся – штук тридцать уже износил. Надоело. Теперь сделал вечную – металлическую. Есть такой материал – «металлика». Очень прочный!

– А кто придумал ваше знаменитое прозвище – Солнечный клоун? 

– Однажды во время наших гастролей в Лондоне в одной из газет вышла рецензия, которая называлась: «В туманном Лондоне появился Солнечный клоун». Вот оттуда всё и пошло. Как назвали, так и назвали – со стороны, может, и виднее. Значит, тёплый человек, вроде не злой на вид. Мне нравится.

Олег Попов со своей второй женой и напарницей Габриэлой. Ради мужа Габи выучила русский язык и стала цирковой артисткой. 2001

Олег Попов и КГБ

– Вы в 29 лет получили звание народного артиста СССР, но так и не вступили в КПСС. Как удалось – ведь это же была обязаловка для артистов такого уровня?

– Я вообще считаю, что клоун не должен зависеть от какого-то политического курса, он должен всё делать по совести. Конечно, меня уговаривали и даже угрожали. Но мне всё время удавалось закосить… под придурка.

– Тем не менее вы были артистом супервыездным. Интересно, на вас кагэбэшное досье собирали?

– Наверняка! Но если бы там было нечто «этакое», для меня сразу перекрыли бы все границы… Могу сказать, что с органами у меня всегда были самые тёплые отношения.

– В каком смысле?

– В каждую поездку с нами обязательно ехал «представитель отдела культуры». Были среди них и нахалюги, которые сами провоцировали артистов, чтобы выслужиться. Но в основном это были люди хорошие. И очень смешные… Всем «штатским» мы давали подпольные прозвища. Однажды нас сопровождал кагэбэшник – ну копия Хрущёв! Приезжаем в Вену. Он никуда не вмешивался, только просил: «Ребята, по одному не ходите! И никаких контактов с иностранцами». А, как известно, в загранпоездках у наших людей просыпается стадное чувство: один что-то купил – и все бегут покупать. На этот раз кто-то набрёл на дешёвую распродажу чайно-кофейных английских сервизов, и весь коллектив набил ими полные ящики. Я, кстати, тоже купил… В конце гастролей «Хрущёв» решил проверить, как грузят багаж. Стоял, смотрел, и вдруг один из верхних ящиков падает и бьёт его по башке. Ужас! Всего перебинтовали, привезли в отель, лежит бледный, охает-ахает. Вскоре стали к нему приходить артисты. И спрашивать: «Василий Семёнович, сильно попало?» «О-оч-чень сильно!» «Василий Семёнович, а вы не помните, это не мой ящик упал?» Один приходит, второй, третий, все с одним вопросом: «Это не мой?» «Хрущёв» обиделся, что никого не интересует его голова, закрылся и никого не пускал. Да хрен с твоей головой! Там же сервиз! Ха-ха-ха!!!

Какие клички мы им только не давали! Одного прозвали Чебурашка – за громадные растопыренные уши. Другого – Стальной Челюстью: у него верхние зубы были из нержавейки. И вот на каком-то банкете сидим с ним рядом, выпиваем. Он говорит: «Олег, почему меня называют Стальная Челюсть?» Как бы, думаю, выкрутиться. «Дзержинский, – отвечаю, – был весь железный. А у тебя только одна челюсть!»

– Русский артист за границей в те годы всегда был подвержен соблазнам. Красивая сытая жизнь, случайные половые связи, предложения остаться на Западе… Было?

– Может, и было! Зато дураков хвастаться этим не было. Только пикни среди своих же…

 – Стукачи?

– О-о-о!!! Ещё какие! В труппе их все знали. И поэтому вели себя очень осторожно. Столько хороших артистов погорело на ерунде. У нас один чудак, вылетая из Парижа, завернул свои старые ботинки в газету «Русская мысль». За это он больше ни разу в жизни никуда не выезжал. И рухнула карьера. А был ведь очень талантливый акробат

С первой супругой скрипачкой Александрой и дочерью Ольгой. Москва, начало 1960-х

Запросто могли упечь в тюрьму

– Многие первые лица СССР на праздники и банкеты любили пригласить народных артистов. Приходилось выступать в такой нештатной обстановке?

– Нет. Только в цирке. Бывало директор прибегает, весь дрожит: «Т-т-там в п-ппп-правительственной л-л-ложе кто-то сидит… Д-д-давай, к-а-как следует!» Почему как следует? Буду работать как всегда. Ни с Хрущёвым, ни с Брежневым, ни с Андроповым, ни с Горбачёвым лично я ни разу не сталкивался. И слава Богу! Потому что многие мои коллеги, которые с такими высокими людьми были на дружеской ноге, кончили плохо. Например, известный дрессировщик Евгений Рогальский, царствие ему небесное, дружил с министром внутренних дел Щёлоковым. И, когда тот попал в немилость, Рогальского тоже взяли за одно место и посадили. Туда же многие ушли. И Горский, и генеральный директор Союзгосцирка Колеватов. После тюрьмы все почти сразу поумирали…

Кстати, интересный случай вспомнил. Во время процесса над Рогальским я сидел в зале суда. В перерыве тот попросил судью: мол, пустите ко мне на скамью подсудимых Олега, напоследок чайку вместе попьём. Пустили. Я посидел, поёрзал – надо же было попробовать своим задом, каково там.

– И как?

– (Смеётся.) Так себе…

– Вас могли упечь за решётку? Например, по тому же «цирковому делу» директора Союзгосцирка Анатолия Колеватова, осуждённого на 13 лет за взятки.

– Запросто могли посадить! И меня, и Никулина тянули по этому делу. Его контролировал лично Андропов. Всё усугублялось отношениями дочери Колеватова с Галиной Брежневой. Там ещё дело министра внутренних дел Щёлокова добавилось. Жена Колеватова, актриса театра Вахтангова Лариса Пашкова, не дождалась возвращения мужа из заключения и наложила на себя руки в 1987 году… Прекрасный человек был Колеватов! У нас были добрые отношения. Какие там взятки?! Ну были какие-то сувениры. Один раз он попросил меня: «Олег, привези мне маленький магнитофон». Разумеется, я не мог отказать. Никулин подарил ему, кажется, часы. Разве это повод, чтобы меня, например, телеграммами вызывать из Сочи, где были полные аншлаги, или Ленинграда. Таскали на Петровку, 38! Крутили-вертели. Следователь спрашивает: «Вы давали взятку Колеватову, чтобы ездить в загранпоездки?» Я говорю: «Зачем мне давать взятку? Во-первых, я самую большую ставку получаю. Во-вторых, меня не посылают за границу, а просят поехать. Это мне нужно взятку давать, чтобы я согласился!»

– Олег Константинович, вы были на Западе «визитной карточкой» Советского Союза, а на родине – всенародным любимцем. Скажите честно: пользовались этим?

– Однажды звонят из Краснодара: «Олег, мы так хотим тебя видеть, приезжай на 2–3 дня. Гонорар – называй любую сумму. Когда выслать самолёт?» Раньше таких разговоров не было. Ну, на вечеринку пригласят – выпить, закусить. Корабль давали – на выходные по Волге покататься. Придёшь на завод, что-то на станке сделать надо – не для себя лично, для репризы, никогда не отказывали. Уважение, любовь я чувствовал, но никогда лишнего себе не позволял.

– Тем не менее периодически гремели «цирковые дела». Ваше мнение: выражение «цирковая мафия» применимо к советскому цирку?

– Понимаешь, само это слово «мафия» в моём понимании – бешеные деньги, стрельба, трупы… Сейчас по телевизору каждый день смотрю: то захват заложников, то покушение, то взрывы! Кошмар! Но в цирке и вокруг цирка, по-моему, ещё никогда никого не убивали. Так, может, коррупция маленькая и была, но называлось это другим словом – «блат». Раньше вообще у нас вся жизнь блатная была. А что делать? Это сейчас за деньги всё можно купить, а тогда только так: ты мне, я тебе. Это было нормальное явление. У меня, например, было очень много знакомых директоров магазинов. Потому что только через них можно было достать деликатесы – колбасы, рыбки или икорки. Уезжаешь за границу, каждому обязательно надо везти сувенир. Приходишь: «Костенька, колбаски нужно». Тот видит: у меня в руках пусто. «Ты что, не мог вчера прийти? Вчера всё было». Я ему: «Жаль, я тебе магнитофон привёз для автомобиля». «Да?» Тут же звонит в подвал: «Мария Ивановна, сейчас Олег спустится, отпусти ему всё, что скажет». Или даёшь контрамарки. Тогда все первые ряды занимали директора магазинов. А мафия? Если кто пирожками подпольно торгует, не будешь же говорить: пирожковая мафия. Настоящие мафиози вертолётами крутят, нефтью, газом, наркотиками, а не обручами под куполом цирка

Знаменитого комедийного актёра Евгения Моргунова (справа) и Солнечного клоуна связывала многолетняя дружба. Конец 1960-х

Самый великий — Чаплин

– За многие годы вы рассмешили миллионы людей. Любопытно: а сами вы когда-нибудь плакали от счастья?

– Однажды. Но зато как! Это было в Монте-Карло, когда я получил «Золотого клоуна». 1984 год. Ты понимаешь, у нас постоянно всё через одно место… В этот день нам вручали Гран-при. И в этот же день в Польшу вошли советские войска. Но мы-то ничего не знали! Нас отвезли в Ниццу, дали какие-то деньги на сувениры, обещали прислать автобус. Час ждём, два, три – автобуса нет. А нам выступать… Как добирались – неописуемо. И когда мы вошли в зал, у организаторов шары на лоб, откуда они взялись? Дальше – хуже. Выхожу со своим номером: фонограмму не включают, оркестр играет другую музыку, осветитель вместо меня освещает прожектором стены. И тут… Публика есть публика, всё чувствует. Видел бы, как она своими аплодисментами меня поддерживала. Вечером получаю своего «Золотого клоуна» – и тут как накатит! Я рыдал, рыдал, рыдал…

– Прямо на сцене?

– Белугой! Потому что было такое напряжение. Я думал: ну за что? Политику делают политики, а мы, артисты, должны отвечать. Другой случай. Приезжаем в Америку – убивают Кеннеди. Кто? Освальд. Где он был? В Минске – моряком! Значит, русские убили. Неделю вся труппа не вылезала из отеля. Приезжаем на Кубу – в блокаду попадаем. Карибский кризис! Надо уезжать – нас не выпускают. Прилетает Микоян на переговоры, кое-как уговаривает отдать ракеты. А нам в это время уже автоматы выдают, мы уже солдаты – война. Ужас!

– Марселю Марсо принадлежит фраза: «Олег Попов – самый великий клоун, которого я видел в своей жизни». Кто, по-вашему, самый великий?

– В Советском Союзе, на мой взгляд, лучше Карандаша никого не было. Карандаш-то сам по себе маленький был, смешной. Ой, какой же он был смешной! Ну просто умора. Ещё был – Мусин. Очень хорош был рыжий клоун Мусля. На Западе мне нравились Фортелини, Франческо – прекрасные артисты традиционной клоунады. Ну а самый-самый великий, разумеется, Чаплин. Он вне конкуренции… В 1940-е годы, когда у нас в прокате появились его фильмы, я не пропустил ни одного. И никогда не думал, что мы с ним познакомимся.

– Вы были знакомы?

– Во время гастролей по Италии в 1964-м мы вдруг случайно узнали, что как раз в это время в Венеции отдыхает Чарли Чаплин. И решили пригласить его на наше представление. Чаплин вышел к нам в белом костюме. Мы не знали английского, он – русского, но мы полчаса разговаривали.

– О чём?

– Не знаю о чём, но все четверо просто помирали со смеху! Когда люди хотят понять друг друга, им вовсе не обязательно знание языка. Чаплин извинился, знаками показал, что завтра улетает. Мы сфотографировались на память, потом он прислал мне в Москву свою фотографию с дарственной надписью.

– Это правда, что вы мешками получали письма, где на конверте было написано всего два слова– «Олегу Попову»?

– Даже из загранки. Moscow. OlegPopov. И доходили! Некоторые удивительные. Открываю одно: «Спасибо, вы мне жизнь спасли!»  Оказывается, у девушки случилась трагедия, шла броситься под поезд, как Анна Каренина, проходила мимо цирка, и кто-то ей предложил билет. А в этот день я выступал. Она посмотрела спектакль и поняла: жизнь прекрасна и удивительна. В другом письме такая история. Когда-то во время представления я вручил шарик маленькой девочке. Потом, годы спустя, она привела в цирк своего внука, и так совпало, что я вручил шарик и ему. Согласись, потрясающе!

Все эти годы имя Попова продолжало греметь в европейских цирках. С женой Габи (слева), гастроли в Вормсе, 2009

Тайны личной жизни

– Ваша первая жена – скрипачка по образованию. Как же вы познакомились?

– Александра была очень красивая. Мы познакомились в цирке в 1952 году. Она пришла к какому-то парню, мы сидели в гардеробной. Я ему говорю: «Хотя бы мороженое ей купил!» Ну так, в шутку. А он: «Иди и сам покупай». Я пошёл, купил. Потом мы поженились, родилась дочь Ольга

– Значит, в жизни вы мужчина серьёзный – угостил мороженым и сразу женился!

– Да раньше всё некогда было! Сплошные гастроли, разъезды… А вокруг – одни поклонницы. Ненормальные какие-то. Едут за тобой из города в город, преследуют по пятам. Одна, например… Мы месяц гастролировали в Симферополе, и целый месяц точно в одно и то же время, в одном и том же месте она ждала меня каждый вечер. Не говоря ни слова, дарила розу. И всё. На нервы действовала! Я даже дёргаться начал перед выходом. Этого не забыть…

Но так и напиши: несмотря ни на что, в личной жизни Олег Попов был счастлив. Я ведь и первую свою жену любил, и вторую люблю. Александра ещё во времена СССР умерла от рака. Год, по русскому обычаю, я был в трауре. Потом вот Габриэль, как говорится, Бог дал. На эту тему есть анекдот. Тонет мужик в реке. Проезжает мимо лодка, с неё кричат: залезай, мол. Мужик отвечает: «Нет. Меня Бог спасёт». Через какое-то время вторая лодка, опять кричат: «Ты же утонешь!» Тот стоит на своём: «Меня Бог спасёт». Потом третья лодка. Мужик и на этот раз отказался. И утонул. Попадает к Богу. «Как же так, я тебя просил, а ты не спас!» Бог ему отвечает: «Это же я тебе три лодки посылал». И вот когда я встретил Габриель, подумал: может, Габи и есть та самая «лодка».

– Насколько я знаю, история вашей встречи очень необычная.

– Это было в 1990 году. Она приехала из Германии в Австрию специально посмотреть на меня. Билетов не было, мест тоже. Но она прошла, стояла на проходе. Я раз вышел, два, три. Стоит. Говорю: дайте же ей стул из моей гримёрной. В антракте она пришла с программкой за автографом. И я, уж сам не знаю почему, попросил у неё телефон… Когда я потом нашёл эту бумажку в мусорном ящике, страшно обрадовался. С помощью переводчика выучил две фразы на немецком языке: «Добрый день» и «Как вас увидеть?». И позвонил. Она отвечает: «Я приеду». А так получилось, что наш аргентинский импресарио (кстати, коммунист) нас бросил, денег не заплатил. Что делать? В этот момент приехала Габи. И забрала меня вместе с реквизитом. Ей не было тридцати, мне – шестьдесят. Через два года мы сыграли свадьбу. Раньше мы выступали вместе с дочерью Ольгой (она цирковая танцовщица на проволоке), но она ушла из цирка – живёт под Франкфуртом. Теперь я работаю с Габи.

Никулин очень сильно меня ревновал

– Вас не задевает то, что некоторые ваши коллеги считают вас «предателем»?

– Какой же я предатель?! Мы здесь работаем по контракту! В Германии, Франции, Австрии, Голландии. К тому же у меня здесь семья, дом. Гражданство я менять не собираюсь, у меня был и будет только один – русский паспорт. Я от Родины не отказывался, это Родина от меня отказывается. Я же не вор, не убийца, по тюрьмам не скитался. Не требую «роллс-ройс» или квартиру. Просто я не хочу на родине умереть с голоду… Я сейчас одну штуку вспомнил интересную. В Чили меня пригласили в ресторан, по поводу того, что один коммунист из тюрьмы вышел. Собрались его друзья, сели, заказали курицу. А тот как завопит: «Только не курицу – она мне в тюрьме надоела!» Получается, лучше в чилийскую тюрьму, чем в Россию. Там всё-таки курицу дают.

– Выходит, не вернётесь никогда?

– Надежда есть всегда. В России похоронены мои предки, моя бабушка, моя жена. Хоть на могилы сходить… Если бы я вернулся, может, и не стал бы выступать, но опыт-то передавать могу! Или. Разве я не смог бы быть директором цирка на Цветном? Ну ладно – был Никулин, но почему после него его сын – директор? Он же к цирку никакого отношения не имеет! Тот же Никулин популярность получил только благодаря кино. Я не говорю, что это плохо. Всё, что он сделал в кинематографе, – прекрасно. Но он не такой цирковой, как я. На проволоке не ходил, не жонглировал, на руках не стоял, не прыгал… Только ля-ля-ля и анекдоты. Почему? Да потому что партбилет имел!

– Какая чёрная кошка пробежала между вами и Юрием Владимировичем?

– Моё мнение: Никулин очень сильно меня ревновал. Я имел большой успех на Западе, а он нет. Другого объяснения, почему он не подпускал меня к Московскому цирку на пушечный выстрел, я не нахожу. Говорю: «Мне обязательно нужно в Москве показываться на публике». А меня на пять лет ссылают в цирки сибирские. Хотел на Цветном бульваре отметить 60-летний юбилей – Никулин не разрешил, сославшись на обвалившийся потолок. Но потолок-то обвалился в кассе, при чём здесь манеж! Ну ладно, уехал я. Так зачем поливать меня грязью, якобы за границей деньги артистам не плачу. Как будто у меня здесь цирк собственный

– Словом, обида осталась?

– Ещё какая! Вот я всю жизнь честно работал. И в семье было не так, как хотелось. У меня одна дочь, а могло бы быть три-четыре-пять. Когда? Как цыгане, всю жизнь на колёсах – гастроли за гастролями, в Москве был только проездом. Народный артист. И награды у меня – орден Ленина, три – Трудового Красного Знамени, несмотря на то, что я беспартийный… Помню, у меня было сильное воспаление лёгких. Но директор плачет: выручай, все билеты проданы. Разве я мог отказать? Привозили, я на уколах выступал, а на улице поджидала скорая. И опять в больницу…

Сейчас поневоле думаешь, зачем я это делал?! Всю жизнь думал о старости, деньги какие-то откладывал на книжку. И пришло время – всё это лопнуло. Государство забрало у меня всё, что я собирал 45 лет! Ну я понимаю – война, катастрофа, катаклизм, метеорит упал. Пожалуйста! Но в мирное время обобрать как липку и спрашивать: чего в Москву не приезжаете? А я не хочу быть на родине нищим! А родина толкает меня идти в подземный переход, положить на пол кепку и подкидывать три шарика, авось подадут…

– Не считали, сколько валюты для казны СССР вы заработали?

– А-а, не хочу считать! Много, миллионы, наверное. Кстати, о миллионах. Это было на гастролях в Каракасе, лет двадцать назад. У меня был день рождения. На арену торжественно вытащили громадный торт со свечами в виде клетчатой кепки. Объявили: Попову сегодня столько-то лет. Весь зал запел HappyBirthdaytoYou, объявили антракт. Заходит какой-то господин и говорит: «Сидящий в зале популярный телерепортёр прислал вам чек». Беру чек в руки, там написано: «Миллион». Причём чек настоящий! А руководителем нашей поездки была Галина Васильевна Шевелёва. Она – р-раз – и выхватывает его у меня: «Это собственность советского государства! Завтра этот чек я отдам в посольство». Не буду же с женщиной драться. На следующий день она пошла в посольство, эти кретины схватили бумажку – и в банк за денежками. А там смеху! Чуть пузо не надорвали: какой миллион песо?! Там же написано «феличита» – миллион счастья! Потом Шевелёва пришла вся красная: «Возьми обратно». Нет, говорю, я же своему государству зла не желаю…

– Сегодняшняя Россия глазами клоуна – это смешно?

– Смех сквозь слёзы… Обидно всё это наблюдать! Мы какие-то проклятые, что ли? Богом забытые? Ведь талантливый народ! Война закончилась – сорок лет на войну сваливали, вот почему, мол, так плохо. А теперь-то что?

– Если помечтать: вы приехали в Россию. С какой программой, репризой?

– С самой лучшей! Я представляю, какая встреча будет. Правда, друзья не придут – они все в гробу лежат. Может, люди придут… А реприза? Что-нибудь про Думу. Там Жириновский всё время выступает в клоунаде, мой хлеб отнимает. То драку затеет, то водку выпустит. Ну молодец, ну хорош! Правда, мне нравятся такие ребята. Если человек с юмором, он не такой зловредный. Человек без юмора – это зло в кубе. 

– И последний вопрос. Карандаш подписал вам фотографию: «Желаю достичь большего, чем я». Добились?

– Я думаю, добился. Почему? Открываю однажды Книгу рекордов Гиннеса и вдруг нахожу свою фамилию. Думаю, что я такого рекордного сделал? А там написано: «За большую популярность как на Западе, так и на Востоке». Если верить книге, это большая редкость.

…После интервью Олег Попов ещё долго показывал мне номера из новой программы – через два дня они с Габи уезжали на гастроли в Голландию. На пороге гостиницы в Нюрнберге, куда, несмотря на «Абсолют», Олег Константинович на своём «мерседесе» меня отвёз, он на прощание сказал: «Напиши, что я живой и очень скучаю по своим зрителям. А приеду ли? Почему нет, просто не знаю, когда».

Отвечая на вопросы о ностальгии, Олег Попов всегда говорил, что ностальгия – «это для лентяев, а не для творчески людей». Но сам тосковал по родине, по России – безумно

Увидеть Россию и…

После той публикации в «Совершенно секретно» с Поповым на обложке посыпались звонки с телевидения, радио: мол, расскажи, как он там… Потом позвонил Андрей Караулов: дай координаты, хочу о нём передачу сделать. Затем цикл передач об Олеге Попове снял Первый канал. Вскоре почувствовалось: процесс пошёл, интерес к нему огромный и его приезд в Россию вот-вот состоится.

Конечно, все эти годы мы с Олегом Константиновичем созванивались, он делился свежими впечатлениями от очередных гастролей, рассказывал новые истории из своей прошлой и нынешней жизни, поэтому то первое интервью со временем разрослось до нынешних немалых размеров. Но я не думал, что для публикации будет такой скорбный повод.

…Незадолго до своего приезда в июне 2015-го он мне сказал: «Счастлив, что еду на родину. Начинаю новую жизнь! Встретимся в Москве». Он прилетел и сразу с головой бросился в работу, поездки, выступления, как будто хотел наверстать то, что считал упущенным за эти десятилетия. Судя по всему, планов у него было ещё на сто лет вперёд – его ждали и жаждали видеть во всех уголках страны. Петербург, Саратов, Ростов-на-Дону… Впереди – Москва и Самара. В результате сердце на 87-м году жизни не выдержало: 2 ноября 2016 года во время гастролей в Ростове-на-Дону великого русского клоуна не стало.

Никогда не забуду телевизионные кадры в программе «Время»:  декабрь 2015 года, Санкт-Петербург. Олег Попов под овации впервые после возвращения выходит на арену цирка на Фонтанке.  Зал стоя долго ему рукоплещет. А Солнечный клоун стоит немного растерянный и… плачет.

Москва – Ингольштадт – Нюрнберг – Эглофштайн – Москва

Фото автора и из семейного архива Олега Попова


Автор:  Андрей КОЛОБАЕВ
Совместно с: 

Комментарии



Оставить комментарий

Войдите через социальную сеть

или заполните следующие поля



 

Возврат к списку