СМЕРТЬ «ПО ПРОТОКОЛУ»

ФОТО: КИРИЛЛ КУХМАРЫ/ТАСС

Больше половины россиян не доверяют врачам и считают сегодняшнюю систему здравоохранения неэффективной. К такому выводу пришли эксперты АНО «Левада-Центр» (внесена в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента), опираясь на результаты соцопроса, проведенного в начале 2022 года в 50 субъектах РФ. По данным этого исследования, 62% респондентов в возрасте от 18 лет и старше считают, что профессиональный уровень медработников на данный момент ниже необходимого, а 58% опрошенных уверены, что люди в белых халатах сейчас больше заботятся о получении личного дохода, нежели о здоровье пациента.

Сразу оговорюсь: в данном соцопросе я не участвовала, но отношу себя к этому недоверчивому большинству. И поверьте, у меня на то есть серьезные причины.

Благодаря истории, которая произошла с моим близким человеком, состояние сегодняшнего «отреформированного» здравоохранения, в частности, московского, предстало передо мной во всей своей отвратительной красе.

«У МЕНЯ ЧЕТВЕРО ДЕТЕЙ И Я НЕ ХОЧУ ЗА ВАС НЕСТИ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ»

Дело в том, что после перенесенного отита (воспаления уха) у моей мамы немного снизился слух. Как мы потом выяснили, такое часто бывает и со временем проходит. Но прежде, чем об этом узнать, нам пришлось столкнуться с некомпетентностью, хамством и возмутительным цинизмом людей, которые называют себя врачами.

Хождение по мукам началось с того, что в сурдоцентре, куда маму направил ЛОР-врач из поликлиники, ей толком не объяснили, что нужно делать во время исследования слуха. В результате – неправильные данные и, как следствие, ошибочный диагноз, на основании которого мама получила направление на срочную госпитализацию. Зная ее реальное состояние, я сильно удивилась такой спешке. И, как обычно бывает, когда терзают сомнения, решила получить консультацию у платного отоларинголога. О, как мы были наивны!

Заплатив 2000 рублей в кассу солидного медучреждения, принадлежащего РАН, мы рассчитывали на независимое мнение квалифицированного специалиста. Но когда рассказали о своей проблеме и предоставили результаты обследований, имеющиеся у нас на руках, вместо того, чтобы хотя бы произвести осмотр, доктор предложила вызвать «скорую помощь». На мой логичный вопрос: «Зачем?», она ответила: «Но ведь вашу маму направили в стационар, где ей должны сделать капельницы. Если она сейчас же не поедет, то полностью оглохнет».

Представьте себе, как должен был ударить по психике немолодого человека такой вердикт! Но рядом с мамой была я. А меня еще в советской школе научили критическому мышлению. Я логично поинтересовалась, что же это за капельницы, которые нельзя сделать в амбулаторных условиях? Доктор явно не ожидала такого вопроса и поведала, что речь идет о гормонотерапии, которая имеет серьезную побочку в виде диабета, гипертонии, тромбоза и др., поэтому проводится строго под наблюдением специалистов. На мой следующий вопрос о том, имеется ли альтернатива такому убийственному лечению, доктор ответила, что есть, но по протоколу она обязана отправить пациента в больницу на, возможно, смертельную для него процедуру. «У меня четверо детей и я не хочу из-за вас нести ответственность», – объяснила доктор свою позицию. Деньги, правда, за свой «высококвалифицированный» прием вернула.

Эта история все-таки закончилась для нас благополучно. Мы нашли ЛОР-врача, у которого лечились когда-то давно, получили действительно профессиональную консультацию и нужные рекомендации, благодаря которым быстро восстановили слух. Без каких-либо побочек, кстати. В приватной беседе, доктор, отдавшая профессии 40 лет, была крайне возмущена отношением своих молодых коллег к пациентам. «В нашей поликлинике очень многие опытные врачи уволились, когда нас заставили работать по протоколам. Знаете, как-то стыдно перед людьми, которых мы хорошо знаем, которые сюда поколениями ходят и доверяют нам, – поделилась со мной доктор. – А у молодого поколения врачей, в большинстве, даже никаких профессиональных амбиций нет. Вот чтобы захотеть понять: в чем, собственно, причина болезни и как помочь больному, не нанося ему вреда. Ну, и во что превратится медицина в скором времени с таким вот подходом?»

ПРОФЕССОР, А ЛЕЧИТЬСЯ, ПРАВДА, СТРАШНО?

А у меня с профессиональными амбициями все в порядке. Поэтому я решила разобраться в том, что сейчас происходит со здравоохранением и кому мы, собственно, обязаны его сегодняшним плачевным состоянием. За разъяснениями обратилась к человеку, которому доверяю и за чьей профессиональной деятельностью давно слежу. Судьба столкнула нас несколько лет назад, когда в РФ уже пытались посеять «пандемию» так называемого «свиного гриппа». Но, как мы все помним, тогда почва для заразы оказалась неблагодатная: медицина работала «по системе Семашко», коечный фонд был в достатке, а на страже нашего здоровья стояли не эффективные менеджеры, а врачи, пришедшие в профессию по зову сердца. Один из них – мой собеседник – доктор медицинских наук, председатель правления Московского городского научного общества терапевтов, профессор Павел Андреевич Воробьёв.

«Совершенно секретно»: – Павел Андреевич, недавние социологические опросы показали, что люди боятся обращаться к врачам, боятся обследоваться и лечиться. Считают, что если у них найдут какую-нибудь болячку, либо лечить все равно не будут, либо залечат до смерти. Как вы думаете, опасения людей небезосновательны?

Павел ВОРОБЬЕВ: – К великому сожалению, – небезосновательны. Мы слышим отзывы больных, мы видим, что с больными делают иные врачи. Мы обсуждаем ситуацию с коллегами – теми немногими, что еще помнят и блюдут традиции отечественного здравоохранения. Врачи за последние два десятилетия превратились – в массе своей – в недумающее, неинтересующееся больными… не знаю какой эпитет подобрать. Они затюканы всяческими регламентами, порядками (это не красивое слово – это целый пласт приказов Минздрава, которые всегда ассоциировались у меня со временами фашизма: там тоже все говорили про порядок; излечиться от ассоциаций я не могу), стандартами, аккредитациями, непрерывным медицинским образованием (баллы НМО), портфолио, бережливыми поликлиниками и кучей всяческих клише, которые ни в грош не ставят центральные две фигуры: врача и больного. Кстати, и в законах никак не определены эти два понятия – нет у нас больного человека и врача. И медицинскую помощь – по закону, оказывает у нас… медицинская организация. Так что же требовать с врача.

«Совершенно секретно»: – За два ковидных года все узнали, что такое «протокол лечения», и у всех по этому поводу возникают негативные ассоциации. Оно и понятно. Убыль населения в РФ за один только прошлый год более 1 млн человек. Это результат «протокольного» подхода в медицине, в том числе. Когда, как и у кого возникла идея «протоколов»?

Павел ВОРОБЬЁВ: – Слово «протоколы лечения больных» в регламентацию отечественной медицины вводил я со своим отделом стандартизации в здравоохранении с конца 1990-х годов. Мы формулировали, что это должно быть собрание лучших практик, результатов хороших научных исследований, то, что мы называем медициной, основанной на фактах. Но! Только как ориентировочная основа действий для ВРАЧА. В условиях взаимодействия с больным врач выбирает из рекомендованного ему то, что лучше всего подходит больному. Впрочем, иногда бывают и довольно жесткие протоколы, например, при лечении онкогематологических заболеваний: там прописаны четко и препараты, и дозировки и даже время введения. А в других случаях – довольно широкое поле остается врачу для принятия решения: при воспалении легких (не путать с «ковидной пневмонией», которая воспалением легких не является) нужны антибиотики, оптимальны – вот эти, а выбор их обусловлен такими-то правилами.

Фото: Владимир Смирнов/ТАСС

Однако! Во второй половине нулевых годов во главе Минздрава России появились люди, уверенные, что они все знают сами. Не будучи часто ни медиками, ни организаторами здравоохранения. Весь пул экспертов, который формировал эту проблему примерно 15 лет – проблему стандартизации, протоколов, был изгнан. Оставшиеся сотрудники Минздрава говорили, что им запрещено мне даже звонить, что есть люди, отслеживающие мою деятельность и контакты. Такой сигнал я получил позже из уст губернатора и из Министерства развития Дальнего Востока. Сначала я посмеивался, но теперь вижу, что надо было серьезно отнестись к происходящему. Во всяком случае, структурные подразделения, которыми я руководил, закрыты, сотрудники частично уволены, частично ушли сами. А вся идеология стандартизации полностью извращена. Техническому комитету 466 Ростехрегулирования, которым я руковожу более 15 лет, на уровне высоких чиновников ЗАПРЕЩЕНО! (выше Минздрава, хотя и с его подачи) заниматься вопросами стандартизации в области диагностики и лечения больных. Теперь мы и не занимаемся. Непринято, наверное, обсуждать подобные вещи. Но, нарушу правило, тем более, подписки о неразглашении с меня не брали. В середине 2010-х годов попытались в правительстве страны отменить странные положения законодательства об обязательности рекомендаций, протоколов, порядков и стандартов. Собрали рабочую группу. Работали больше года. Все предложения Минздрав блокировал. Манкировал. Я бы сказал – издевался. В результате все осталось, как было. Все эти документы стали ОБЯЗАТЕЛЬНЫ. И никого не волнует, что их невозможно выполнить, в медицине вообще ничего обязательного быть не может. Уже и тех, кто это делал, в основном сместили с занимаемых должностей. А бардак продолжается. Я даже как-то выпустил в научном журнале статью про «не стандартные стандарты и беспорядочные порядки». Где поименно назвал всех, приложивших руку к этому разрушительному процессу. И – что? Иных уж нет, а те – далече.

«Совершенно секретно»: – Кто сейчас разрабатывает протоколы, от которых зависит жизнь и здоровье десятков миллионов россиян?

Павел ВОРОБЬЁВ: – Минздравом создана страшно перегруженная, абсолютно неработоспособная система разработки клинических рекомендаций, как теперь называют протоколы ведения больных. Разрабатывают их общественные профессиональные организации. Что, естественно, не только не устраняет конфликтов интересов, ангажированности разработчиков, а наоборот – создает питательную среду для мздоимцев. Кто будет влиять на разработку – понятно: у кого больше денег. Поэтому на первом месте среди интересантов – фармкомпании. В первую очередь – крупные, зарубежные. Но ими не исчерпывается весь список: есть еще производители медицинской техники, всяческих комплектующих, программных продуктов. Вот кто был, например, заинтересован, чтобы в документы Минздрава, регулирующие помощь при остром ковиде, попала компьютерная томография? Ее ценность при этой патологии близка к нулю. Обнаружение пресловутых «матовых стекол» не имеет никакого отношения к происходящим в организме процессам, тяжести, не определяет стратегию и тактику лечения, результаты. Возможно, у какой-то части больных есть показания к КТ, но явно не у всех. Кто пролоббировал? Производители? Страховые компании? Частные владельцы компьютерных томографов? Или – всем выгодно. Кроме… больных. Возвращаемся к процедурам. Мы делали ГОСТы по формированию протоколов. По ним шла работа лет 15 примерно, было выпущено несколько десятков протоколов. Но теперь это все история, а ныне: кто и как, на основании каких критериев формирует документы – не ясно. В нашем случае – все должно было быть прозрачно, все этапы и проекты документов вывешиваться в сети Интернет, как и результаты обсуждения. Так, кстати, работает Государственная дума. И никто, заметим, не умирает. Но сегодня протоколы создаются кулуарно.

Доктор медицинских наук, председатель правления Московского городского научного общества терапевтов, профессор Павел Андреевич Воробьёв. Фото: Wikipedia.org

Затем – внимание – их рассматривает Минздрав. Опять – никаких критериев и строгих процедур, гласности в этом вопросе нет. Быстро создаются группировки экспертов в советах, где друг-другу руки моют. А третий этап, после одобрения Минздравом – прелесть-то какая: документ утверждается опять общественной организацией. Возникает юридическая коллизия: как документ, утвержденный общественной организацией, может быть обязательным для исполнения лицом, врачом в эту организацию не входящим. Где тут логика? Если взять, к примеру, стандарты – ГОСТы – то их утверждает Ростехрегулирование: специальный орган, который смотрит за процедурами. И они, кстати, по закону носят рекомендательный характер. А тут? Вот и возникают обоснованные вопросы у всех.

«Совершенно секретно»: – Такая забота о гражданах России и об их здоровье выглядит как-то непатриотично. Наша медицина вообще суверенна?

Павел ВОРОБЬЁВ: – Вопрос суверенности медицины – отдельный. Над уничтожением здравоохранения по «Семашко» (кстати, остающимся всего одним из двух систем здравоохранения в мире) трудились многочисленные западные и нанятые на работу отечественные специалисты. Во главе были Международный банк реконструкции и развития, Европейский банк с многочисленными консультантами, позже – консалтинговая компания McKinsey & Company. Формировались группы в Высшей школе экономики и Университете Сколково. Кто только ни приложил руку к процессу, получая богатое финансирование, перетекая из одной организации в другую. Я тоже кое с кем поработал, но основное, что я делал – не пускал сюда всяческие «нововведения», носящие абсолютно разрушительный характер. Поэтому довольно быстро был отлучен от этих организаций и проектов. Зато хорошо вижу происходящие процессы со стороны, понимаю, откуда дует ветер.

КОНСАЛТИНГОВАЯ КОМПАНИЯ MCKINSEY & COMPANY: ОТ ПЕНТАГОНА ДО МОСКВЫ

11 лет назад в Москве началась печально известная оптимизация здравоохранения, в результате которой столица лишилась более 60 больниц, 400 поликлиник и десятков тысяч врачей и медицинских сестер. Сегодня многие политики и активисты задаются вопросом, что же это было: чья-то непомерная глупость или сознательное вредительство? В частности, на мысли о последнем косвенно наводит тот факт, что на протяжении всех этих 11 лет Департамент здравоохранения города Москвы регулярно консультировался с иностранными специалистами из международной консалтинговой компании McKinsey & Company и платил за эти консультации огромные деньги. Согласно данным РБК, только в 2015 году эта компания получила за консультацию, посвященную работе поликлиник 230 млн рублей, а за работу в лаборатории анализа данных при Единой медицинской информационно-аналитической системе города Москвы ее сотрудникам платили от 100 до 150 тыс. рублей в месяц. Что же, собственно, представляет из себя компания McKinsey & Company?

Старший партнер McKinsey & Company Ермолай Солженицын. Фото: Станислав Красильников/ТАСС

Фирма, созданная Джеймсом О. Маккинзи в 1926 году, специализируется на решении задач, связанных со стратегическим управлением. Сегодня McKinsey & Company работает с 90 из 100 крупнейших компаний мира. Эта самая известная международная консалтинговая компания отличилась тем, что в 60-х годах прошлого века кардинально изменила систему управления американскими предприятиями, отобрав эту функцию у рабочих и менеджеров среднего звена и передав ее топ-менеджерам, которые вместе с огромной властью получили и огромные деньги.

«По сути, управленческий консалтинг стал инструментом, позволяющим корпорациям заменить сотрудников, работающих на протяжении всей жизни, на краткосрочных, с неполной занятостью и даже на подрядчиков», – писал о деятельности консультантов из McKinsey & Company профессор Йельской школы права Даниэль Марковиц в статье для журнала Atlantic.

Ничего не напоминает?

Но что самое интересное, компания McKinsey & Company давно и очень тесно сотрудничает с ЦРУ, ФБР и Министерством обороны США. Согласно данным официального сайта Правительства США, за последние 14 лет различными подразделениями вооруженных сил было заключено более 60 контрактов с McKinsey & Company. Впрочем, этот факт совершенно не смущал российских олигархов и чиновников, многие из которых пользовались услугами консультантов из компании McKinsey & Company.

По данным газеты «Коммерсантъ», компания McKinsey & Company пришла на российский рынок 30 лет назад, а российское отделение этой фирмы – ООО «Мак–Кинзи и компания Сиайэс» – было зарегистрировано в Москве в 2008 году. Сколько заработали консультанты за все это время установить пока не удалось. Но известно, что только по итогам 2021 года выручка представительства в России и СНГ составила 22,9 млрд руб., а чистая прибыль – 4,2 мрд руб…

Интересно, на какую сумму, в общей сложности, компания «обнесла» отечественное здравоохранение? Наше с вами здоровье? Вопрос пока остается без ответа. Пока.

ЭФФЕКТИВНЫ ЛИШЬ 5% ПРЕПАРАТОВ, СУЩЕСТВУЮЩИХ НА РЫНКЕ?

«Совершенно секретно»: – Павел Андреевич, а лечебные препараты, входящие в протоколы лечения, – это, прежде всего, лоббирование чьих-то коммерческих интересов? А эффективность – это уже в последнюю очередь?

Павел ВОРОБЬЁВ: – Производители лекарств весьма изощренно двигают свои продукты к больным. По давнишним американским оценкам, лишь 5–10% препаратов, существующих на рынке, действительно эффективны. По моим субъективным оценкам – 1, максимум 2%. А остальные? Это жертвы маркетинга. Или больные жертвы. Посмотрите: нам впаривают то – церебролизин, то – актовегин, то – кагоцел. Фактов, доказывающих целесообразность их применения и эффективность нет. Но зато есть реклама, оплата лекторов, врачей (пусть и косвенно). Ну и занимают эти препараты топовые места во всех рекомендациях. Только не нужно тут про совесть – она не ночевала.

«Совершенно секретно»: – А может это сознательное вредительство? Включение гормона в схему лечения от ковида, в то время как врачи знают о его чудовищной побочке: гипертония, диабет, тромбоз и пр. – это от безграмотности или осознанно?

Павел ВОРОБЬЁВ: – Насчет осознанного вредительства – не знаю, хотя исключить, порой, не могу. Но гормоны – отличный пример. Смотрите: это очень важные, нужные и высокоэффективные препараты для лечения многих заболеваний: некоторых онкологических, системной красной волчанки и др. Без них нельзя сегодня представить оказание реанимационной помощи. И при остром ковиде эксперты нашего Московского городского научного общества терапевтов предложили у тяжелых больных проводить короткое высокодозное лечение гормонами. Показали отличный эффект. За 3, максимум 5–6 дней. С мгновенной отменой. Такая терапия, не смотря на большие дозы, абсолютно безопасна и высокоэффективна. Мы сейчас применяем ее в виде таблеток. За 3–5 дней никаких осложнений не развивается. Эта терапия была предложена Минздраву весной 2020 года. Но от нее отмахнулись. Как и от антикоагулянтов, которые всем надо назначать как можно раньше от момента начала болезни: день на 3–4. И только когда эта схема с применением гормонов пришла к нам от «английских ученых», ее включили в нормативные документы Минздрава. Но зато применять стали для всех без всяких на то показаний (не только у тяжелых), длительными курсами, что автоматически подразумевает развитие осложнений. Почему? А потому как врачи в основном малограмотны (ну какой спрос с уролога-инфекциониста), и им проще дать пригоршню таблеток, включая и бесполезные в этой ситуации, но опасные антибиотики, чем кому-то что-то доказывать. А отсюда – от бездумного применения гормонов, антибиотиков, противовирусных средств, биологических антицитокиновых препаратов (не всегда, кстати, зарегистрированных в России, но зато стоящих как отдельная квартира в элитной новостройке) такая огромная летальность в стационарах от этой, в целом, не самой тяжелой инфекции. Но чтобы хорошо продавать маски, перчатки, вакцины, лекарства – людей надо запугивать и запугивать.

Фото: URA.RU/TASS

«Совершенно секретно»: – Сейчас часто приходится сталкиваться с таким явлением в поликлиниках – врачи ставят диагноз и назначают лечение, даже не назначая перед этим никаких исследований и анализов. Это новое веяние или крах медицины? Это врачи или менеджеры? У нас сменилась система подготовки кадров? Кто их учит этому?

Павел ВОРОБЬЁВ: – Ну, я тоже не всегда делаю анализы, назначая то или иное лечение. Где-то они нужны, а где-то нет. Кроме того, анализы довольно много врут. Например, при ковиде, лишь у 40% был положительный ПЦР, лишь у 60% (да и то – в определенные дни) – повышены антитела. И что мне эти исследования дадут? Мне надо лечить, срочно назначать антикоагулянты, а не ждать неделю, когда придут анализы: тогда лечение уже опоздало. Для начала терапии мне достаточно поговорить с больным и оценить у него симптомы. Поэтому всегда и всюду многие годы пропагандируется ситуационное назначение лечения. Или другой термин – эмпирическое назначение лекарств. В том случае – если ситуация эта не вызывает сомнения. Для диагноза и начала лечения инфаркта миокарда мне не нужны ни биохимические результаты (хотя они достаточно точны, но я о них узнаю лишь через сутки), ни ЭКГ, которая пропускает до 70% инфарктов. Врачу достаточно клинической картины. Антибиотики при воспалении легких назначаются не по результатам «посева мокроты» (он будет через неделю, пока там все вырастет на чашке Петри), а по знанию, например, сегодняшнего микробного пейзажа: микоплазма сейчас цветет в обществе или пневмококк. Это не обсуждалось раньше «на публике» и люди, столкнувшиеся с реалиями, удивлены. А врачи, которые мало знакомы с патологией, назначают все исследования подряд, снимая с себя всякую ответственность. Впрочем, это тема отдельного разговора. Их такому подходу тоже не учат.

В МЕДИЦИНЕ КАДРОВЫЙ ГОЛОД?

«Совершенно секретно»: – Если говорить о подготовке, действительно, профессиональных кадров, сколько уйдет на это времени? За какой срок реально восстановить разрушенную систему здравоохранения? Что нужно сделать для этого в первую очередь?

Павел ВОРОБЬЁВ: – Восстанавливать систему не нужно. Мы далеко ушли вперед от XIX и XX веков. Например, такой анахронизм как «фельдшер» должен исчезнуть. Да он уже исчезает. Но деньги на строительстве новых ФАПов все равно зарабатывают. Хотя там некому работать. Десятки лет говорим о необходимости появления врачей общей практики, которые должны объединять вокруг своего офиса десятки медицинских сестер и парамедиков. Последние, лица, не имеющие медицинского образования, но обученные определенным навыкам, должны быть в каждой деревне. Парамедики и на «Скорой помощи» должны работать, но не оказывать дома помощь, а везти в специализированный приемный покой, где могут и исследования сделать и интенсивную терапию провести, если надо, или отправить дальше в специализированный стационар. Самолеты, вертолеты, снегоходы и квадроциклы, суда, включая на воздушной подушке, должны быть задействованы в вывозе больных в отделения «Скорой помощи». Все эти транспортные средства отечественного производства. Да только не востребованы. Ну и, конечно, никуда не деться от цифровой трансформации медицины. Врачей этому всему не учат вовсе. Как выпускников вузов, так и при последипломном образовании. Для врачей все это – темный лес. Поэтому процесс коренного преобразования системы здравоохранения нужен давно, и новые кадры нужно будет формировать под новые задачи и технологии.

Фото: Валентина Певцова/ТАСС

«Совершенно секретно»: – Где сейчас искать врачей, которые, действительно, смогут оказать квалифицированную помощь?

Павел ВОРОБЬЁВ: – Врачей «старой формации» осталось мало. В Москве, как вы, наверное, помните, всех врачей разогнали. Такого разрушения не было даже во времена «дела врачей». Если где-то и сохранились коллективы, то не в московских больницах, а в федеральных клиниках. Тоже – не везде. В амбулаторном звене хорошие врачи уничтожены полностью. Там требовались покорные, а не хорошие. А это две большие разницы. К сожалению, я почти не знаю, куда можно обратиться за «квалифицированной помощью» сегодня – это ведь не только аппараты или лекарства, но и медсестры, санитарки. Последние исключены из номенклатуры медицинских работников и вместо них теперь представитель клининговых компаний. Санитарки не позволяли выполнять майский президентский указ о зарплатах и их просто ликвидировали.

«Совершенно секретно»: – Кто-то из врачей рассказывал, что выпускникам медвузов сейчас говорят: если будете лечить пациента по протоколу, и он умрет, то вы не будете нести за это уголовную ответственность, а если будете лечить по своему усмотрению, и пациент умрет – можете за это сесть. Это правда?

Павел ВОРОБЬЁВ: – Как всегда – в этом есть доля правды. Хотя репрессии против врачей, развернутые следственным комитетом, носят отнюдь не «протокольный» характер. Врача преследуют все – страховые компании, начальство, больные, следаки. Этот терроризм не может не сказываться на профессионалах. Нам всегда говорили, что писать историю болезни нужно для прокурора. Чтобы в случае чего придраться было нельзя. Ну, постепенно и лечить стали «для прокурора»: а зачем заморачиваться. Раз спрашивают выполнение глупых распоряжений – зачем воевать? Будем выполнять. Ну а если больному это не поможет – так это не наша вина, это вина авторов документов. Желание делать что-то самостоятельно, по уму, на пользу больного отбито абсолютно. И именно это самое страшное, практически неисправимое во врачебной среде.

«Совершенно секретно»: – Неужели ситуация настолько безнадежная?

Павел ВОРОБЬЁВ: – Света в конце туннеля не видно. Пока медициной руководят нынешние чиновники – ничего не произойдет, свет не появится. Пока общество не поймет, что необходимы радикальные и широкомасштабные преобразования в здравоохранении, мы так и будем скатываться на дно, деградировать. Как и что нужно делать, я описывал не раз, кое-что из этого делается, но не системно, а фрагментарно и часто – в особо извращенном виде. Как вышло с протоколами.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

В конце февраля текущего года главный офис компании McKinsey & Company, которой мы во многом обязаны развалом нашего здравоохранения, заявил, что приостанавливает свою деятельности в России из-за санкций. Однако, как вскоре выяснилось, доморощенные консультанты из московского представительства не хотят сворачивать свой доходный бизнес. Выкупив в мае активы компании, они собираются сменить бренд и бизнес-модель. Теперь они будут работать не только как консультанты, но и как инвестиционный фонд. Как говорится, почувствуйте размах!

Фото: Антон Новодережкин/ТАСС

Но это еще не все. Теперь в планах консультантов добраться до наших детей.

«Мы традиционно демонстрировали ценности максимального воздействия на общество через бизнес-среду. Теперь мы планируем сфокусировать значительную часть наших активностей на общественном интересе, хотим поддержать волонтерское движение и образовательные программы. В этих сферах мы можем быть очень полезны», – заявил бывший глава McKinsey & Company в России Яков Сергиенко.

Надо полагать, в образовательные программы медицинских вузов они тоже предполагают влезть? Ведь сфера, в которой проведена такая «большая» работа, более или менее знакома?

Не знаю, как у вас, но после заявления Сергиенко мне на память пришел черный юмор про консалтинг, гуляющий по Интернету. Он, кстати, недалек от истины: «Спросите у консалтинговой фирмы точное время, они заберут ваши часы и назовут вам неправильное время. И все это обойдется очень недешево».