Тавр идёт на войну

Воспоминания добровольца Юрия Горошко – личного телохранителя командира бригады «Призрак» Алексея Мозгового

В 2014 году москвич Юрий Горошко, узнав из новостей о том, что натворили украинские националисты в Одессе, Донецке, Мариуполе и Луганске, принял для себя непростой выбор: отправиться в Донбасс добровольцем, чтобы присоединиться к ополчению и сражаться с теми, кто объявил войну русской цивилизации на юго-востоке Украины. Он провёл почти полгода в составе ополчения Луганской народной республики, под позывным Тавр входил в группу охраны легендарного командира бригады «Призрак» Алексея Мозгового.

Вернувшись с войны, Горошко понял, что должен рассказать о том, что ему пришлось пережить. Так возникла книга «Исповедь российского добровольца», которая бесхитростно, но скрупулёзно и без прикрас рассказывает о том, как живут и умирают наши современники на этой необъявленной войне. На днях книга Юрия появится на книжных развалах страны, а пока газета «Совершенно секретно» знакомит вас с отрывками из неё.

ДОРОГА ЗА БУГОР

Граница. 5 ноября 2014 года. Поезд Москва – Грозный везёт меня в Донбасс. А если точнее, то еду я до Каменска-Шахтинского. Там мне нужно будет выйти и местным автобусом добраться до Донецка. Нашего, российского Донецка, что расположен близ границы с бывшей Украиной и о существовании которого я даже не подозревал… Пока не началась война.

А сейчас я ехал в поезде, в полупустом плацкартном вагоне и, глядя, как в окне догорает закат и мелькают наши берёзки, ещё раз прокручивал в голове, что мне нужно будет сделать по приезде утром в Каменск-Шахтинский. Проверил ещё раз номер телефона человека, которому надо будет позвонить, когда выйду на перрон. Этот номер мне дал ещё в Москве Хрусталик, он же Миша Полынков.

– Просто так не звони. Говори кратко и по делу. Никаких имён. Спросишь по этому номеру Механика. Вот адрес, по которому он тебя будет ждать в Донецке. Скажешь, что от меня. Он в курсе.

– А что это за адрес?

– Это база «Призрака». Место сбора добровольцев, перед отправкой через границу.

– Понял тебя. Спасибо за инфу и за помощь, Миш.

– Не за что, Юр. Ты, главное, возвращайся оттуда живым.

– Я буду стараться, брат.

Утро 6 ноября 2014 года. Мой поезд прибывает на станцию Каменская. Стоянка – 2 минуты. Теперь мне надо найти тот самый автобус, что отвезёт меня в Донецк, и позвонить человеку, который переправит меня через границу. …В автобусе ещё несколько человек. По виду явно местные. Через полчаса пути я уже в Донецке. Прощаюсь с водителем. Выхожу. Недалеко от остановки, метрах в двадцати, стоит несколько легковых машин, с курящими мужиками возле них. Явно местные таксисты. Подхожу к ним.

– Мужики, мне надо вот по этому адресу. Показываю адрес.

– 150 рублей.

– Не вопрос.

– Тогда поехали.

Кидаю свою армейскую сумку в багажник к одному из них. Сажусь, и едем. По дороге общаемся о том о сём.

– Ты, наверное, за бугор собираешься, на ту сторону? – спрашивает меня таксист, мужчина лет шестидесяти.

– Ну, допустим. А что?

– Да ты не удивляйся. Просто ты уже не первый, кого я везу по этому адресу. Доброволец, что ли?

– Ага. Он самый.

Через 10 минут мы въезжаем на территорию какой-то промзоны. Такси останавливается у одного из зданий. Мы выходим из машины.

– Вон, видишь. Над дверями висит флаг Новороссии. Тебе туда, – говорит таксист.

Таксист садится в машину и даёт по газам. Я кидаю сумку на землю и несколько минут смотрю на флаг. Мой первый флаг Новороссии, который я увидел вживую, а не с экранов страны по телевизору. Впереди у меня будет ещё много таких флагов. В том числе и на рукаве, в виде шеврона…

– Парень, ты к нам? – на крыльце появляется мужчина в камуфляжной форме.

– Да. Мне нужен Механик.

– Я – Механик.

Мы оба заходим внутрь. В небольшой комнате, за компьютером сидит ещё один мужчина. Здороваюсь и с ним.

– Давай документы свои, – говорит Механик.

Протягиваю ему паспорт и свой военник.

– Скажите, а сколько примерно ждать? – обращаюсь к нему.

– Как группа соберётся, сразу стартуем. Скорее всего, ночью. Ты пока в соседней комнате подожди. Там чай, кофе, телевизор есть. Располагайся пока.

Примерно после обеда появляется ещё один парень. Тоже доброволец. Знакомимся с ним.

– Андрей. Позывной – Корж.

– Юрий. Тавр. Сам откуда?

– С Украины. Николаевская область.

– Ни хрена себе. А сюда какими путями?

– Элементарно. Через Крым. А ты откуда

– А я из Москвы. Похоже, вместе будем границу переходить. Может, ещё кто подтянется?

– Видимо, да, – отвечает Корж. Открывает свою сумку и начинает переодеваться в привезённую с собой «Горку» (горный штурмовой костюм. – Ред.)

– Где брал? – спрашиваю у него.

– В Симферополе.

Примерно часов в десять на территорию базы заезжает пустой армейский «КамАЗ» с группой бойцов в камуфляжах. На шевронах у всех – «Призрак». Загружаем «КамАЗ» вместе с ними продуктами – сахар, макароны, рис, гречка, тушёнка, сгущёнка и т. д. После чего подходит к нам Механик.

– Парни, короче так. Свои сумки кидайте в кузов. Сами – со мной в джип. На той стороне уже сумки заберёте.

С нами садится ещё один человек, как я потом понял, проводник. Едем минут 15–20. Механик останавливает на обочине какой-то дороги. Мы выходим. Проводник (будем называть его так) в двух словах объясняет, что да как:

– Идём тихо, за мной. Между собой не разговариваем. Слышимость здесь хорошая. Не отстаём. Всё понятно?

Мы идём через какое-то поле. Судя по всему, ещё недавно – кукурузное. Под ногами мешаются срезанные стебли. Идём молча. Ощущение такое, что ты как минимум пересекаешь мексиканскую границу в районе штата Аризона. Ещё немного – и в овраге завоют койоты. И вот мы наконец-то выходим на бетонную дорогу.

– Всё, парни, тут уже можно разговаривать и даже курить, – говорит проводник. – Мы почти уже на месте. Осталось только ещё чуть в горку подняться.

Минут десять поднимаемся. Проходим мимо знака «Государственная граница республики Новороссия». Проходим ещё метров триста. Перед нами появляется блокпост. Парни в камуфляже и с автоматами наперевес, улыбаются, здороваются с проводником и с нами.

– Ну, здравствуй, что ли, Новороссия! – говорю я вслух сам себе.

ЗАПАХ ГАРИ, КРОВИ И ПОРОХА

Дебальцево. Когда-нибудь, лет эдак, может, через пятьдесят, нам из архивов ФСБ достанут и покажут истинные масштабы и точную цифру наших потерь при штурме этого города. Но это будет нескоро. Я же, в свою очередь, ограничусь одним словом: потери были значительные! Остальное – военная тайна. Бригада «Призрак» при освобождении Дебальцево тоже ведь, как и все, понесла потери… Но! В отличие от других подразделений, потери эти были небольшие! Небольшие, несмотря на то что наша бригада принимала самое активное участие в этом мероприятии. А дело всё в том, что наш комбриг в первую очередь думал о своих бойцах, а не о том, что «Дебальцево надо взять любой ценой и кровью!»

Да, он мог себе позволить такую «роскошь», как независимость! Мозговой многие свои решения принимал самостоятельно. Дело в том, что у него такие понятия, как честь, достоинство и совесть, были в крови. Так же как и здравый смысл, что в период боевых действий имеет большее значение, чем просто исполнение приказа «Вперёд, за Родину!».

У Борисыча как у комбрига была ещё одна важная черта – у него всегда было своё мнение на то или иное действие или противодействие. И это мнение он не боялся высказывать вслух, в противовес директивам и инструкциям из «Луганского обкома». За что, собственно, неоднократно подвергался резкой критике, оскорблениям и даже угрозам. Как покажет время, угрозы эти, к сожалению, были не просто угрозами. Через три месяца после описываемых здесь мной событий они будут приведены в исполнение.

18–20 февраля 2015 года. Дебальцево – Алчевск. После того как был освобождён последний дом в Дебальцево, встал острый вопрос с беженцами: что с ними делать? Напомню, если кто не в курсе, что Дебальцево в те дни напоминало Сталинград! Со всеми вытекающими гуманитарными последствиями. Люди неделями сидели в подвалах под бомбёжками. Сидели в своих разбитых домах и квартирах без элементарных бытовых условий: отопления, газа, водопровода, канализации, электричества. Тогда цель была у всех одна – просто выжить! Всё было разбито и разрушено. Помню сияющие дыры в стенах от снарядов и пуль в мёртвых домах, в которых как-то жили люди. Было ощущение, что я нахожусь среди каких-то жутких декораций к фильму о Великой Отечественной войне. Что это всё кино. Что вот сейчас я переключу канал на другой фильм… и всё исчезнет с нажатием кнопки… Но оно не исчезало. Не исчезало, потому что это всё было в реальности. Так же как запах гари, крови и пороха, витавший в воздухе в те дни в Дебальцево. В городе-призраке.

Первая помощь после освобождения многим беженцам была оказана, конечно же, на месте, в самом городе. Людям предоставляли медицину и горячее питание по мере возможности. Но в полном объёме это было делать очень затруднительно. Поэтому Мозговым было принято решение силами бригады «Призрак» часть беженцев перевести на автобусах в Алчевск и там временно расселить их по общежитиям

Это были обычные, заводские общаги, которых на бескрайних просторах бывшего Союза тысячи – коридор, по сторонам которого расположены комнаты. Общая кухня, общий туалет. Ничего особенного для простого, мирного человека. Особенность была лишь одна: здесь они были в безопасности.

Я помню этих людей. И буду помнить всегда! Грязные, голодные, вонючие (уж простите за подробности), уставшие, обессиленные, с глазами кротов, которых только что вытащили на свет божий. Они смотрели на нас и не верили своему счастью. Не верили, что уже всё закончилось. Что есть свет, вода… что вокруг никто не стреляет и никто не умирает.

Комбриг тогда лично обходил каждую комнату и у всех спрашивал, кто как устроился, нужно ли ещё что-то. Передвигался он по этим комнатам, как всегда, стремительно. Мы, естественно, с ним. Мы – это я, Албанец и Рок. Метла, Лесник и Макс остались тогда в Ломоватке. С нами ещё Зазик (Серёга Тюрин) со своей камерой, как настоящий военкор.

Я потом видел эти кадры. Камера, конечно, не может передать в полной мере то, что было в реальности. Например, запахи.

Помню, заходим в одну комнату. Мозговой впереди, я за ним, Рок и Албанец – в коридоре. Рядом Зазик со своей камерой. Я стою молча, стараюсь не дышать.

В этой комнате собрали лежачих больных. Тех, кто почти не передвигался самостоятельно.

Вонь в комнате такая, что глаза режет. Борисыч же, как будто не замечая этого запаха, спрашивает у беженцев:

– Ну, как устроились?

– Да, спасибо. Всё хорошо.

– Вас покормили?

– Да, спасибо.

– Может, есть ещё какие-то просьбы?

– Да, есть, – чуть не плачет одна бабуля. – Собаку я там свою оставила, в Дебальцево. Помрёт она без меня.

– Бабушка, я всё понимаю, животных тоже люблю, но нам сейчас в первую очередь надо о людях позаботиться, вы уж извините. И, главное, сами выздоравливайте, – отвечает ей Мозговой.

В другой комнате картина примерно та же самая. Только воздух уже не так режет глаза. Там уставшие люди просто сидят на кроватях. Мозговой останавливается в середине комнаты. Там две пожилые женщины (одна инвалид, без ноги, рядом с ней стоит инвалидная коляска) и пожилой мужчина.

– Здравствуйте! Ну, рассказывайте, как вы тут, – обращается он к ним.

– А что вам котыки расказуваты? Спасыбо, шо приняли, накормили, – говорит одна из бабушек с украинским говором.

– Вас покормили, всё хорошо? – интересуется Мозговой.

– Всё хорошо, покормили. И даже на руках занесли сюда. Спасибо хлопчикам вашим, – отвечает ему женщина без ноги.

Всё это Зазик снимает на свою камеру.

Я стою рядом с ним, тут же, в комнате.

– Скоро всё будет хорошо. Скоро мы вас отправим по домам, – продолжает Борисыч.

– Так, а по каким домам? Дома-то наши все разбиты, – спрашивает мужчина.

– Отстроим, восстановим. Наши ведь отцы и деды после той войны отстроили всё. Вот и мы отстроим.

И тут пожилая женщина встаёт с кровати, берёт Мозгового за руку, потом за лицо и говорит:

– Моя ж ты ридна, моя ж ты дитына. Живий останься! Прошу я тэбэ, – говорит она ему.

Комбриг улыбается ей ещё шире и отвечает:

– Конечно. Непременно останусь. А пока, позвольте, я пойду служить дальше.

– Иди, служи.

Женщина крестит его, потом всех нас. После чего мы продолжаем свой обход по общежитию.

Тогда, в феврале 2015 года, эта пожилая женщина, как и мы все, ещё не знала, что комбригу бригады «Призрак» Алексею Мозговому судьба отведёт остаться в живых всего три месяца. Что на него будет покушение 7 марта того же года, когда он чудом останется жив. Что будет парад Победы 9 мая в Алчевске, вопреки всему. Что на его похороны 26 мая в том же Алчевске соберётся полгорода… И что через год, 23 мая 2016 года, ему установят в этом городе памятник. Всего этого тогда мы ещё не знали…

Могила командира бригады «Призрак» Алексея Мозгового

ЧТО РИСУЮТ #ОНИЖЕДЕТИ

Новогригоровка. 20 февраля 2015 года. Посёлок Новогригоровка расположен в северной части от Дебальцево. Ещё пару дней назад там шли ожесточённые бои. Укры отчаянно сопротивлялись, прикрывая Дебальцево с северной части города. Они не верили, что оказались в «котле». Им просто об этом «забыли» сказать.

А когда они это поняли, то было уже поздно. Крышка «котла» захлопнулась

Захлопнулась она в районе посёлка Логвиново, что находится на трассе между Дебальцево и Светлодарском. И, чтобы спасти свои жизни, у них оставалось два варианта: первый – сдача в плен, второй – выходить из окружения малыми группами, незаметно просачиваясь по тропам и полям. Но для этого нужно было бросить всю свою бронетехнику. Что, собственно, они в итоге и сделали.

…Заезжаем в Новогригоровку. Возле одного из домов Мозговой командует остановиться. Мы синхронно, вместе с ним чуть ли не на ходу выпрыгиваем из джипа. Соблюдая дистанцию примерно в метр от него, берём Борисыча с трёх сторон. Этот манёвр нами – мной, Албанцем и Роком – был тогда уже отработан до автоматизма. Каждый понимал, где и с какой стороны он должен находиться. Тихо, спокойно, без лишней суеты. Потому как главная задача охраны – это сам человек, которого ты охраняешь. Куда ты, туда и он. При этом глаз у тебя, должно быть, как минимум в два раза больше, чем у обычного бойца. То есть одна пара ещё и на затылке.

Подходим к одному из разрушенных одноэтажных зданий. Стёкла выбиты, двери тоже. Стены все изрешечены следами от пуль и осколков. Там уже суетятся бойцы одного из наших «призраковских» подразделений.

– Что тут такое? – спрашивает комбриг у одного из бойцов с позывным Бурят.

– Тут укроповская казарма была, Алексей Борисович, внутри полный бардак. «Растяжек» нет. Мы проверили.

Заходим с Мозговым вовнутрь. Там и правда бардак. На полу мусор, гильзы, вскрытые цинки от патронов, пустые пачки из-под сухпайков… и даже личные вещи бойцов доблестной украинской армии. Видно, что бежали они отсюда в спешке.

– А это что такое? – спрашивает нас Мозговой.

Почти на всех стенах висят детские рисунки, где украинские мальчики и девочки поздравляют своих защитников с Новым годом. Под каждым рисунком – пожелания на украинском языке и подпись примерно такого содержания (в переводе на русский): «С Новым годом, дорогой воин АТО. Спасибо тебе за моё счастливое детство! Бейте москалей до победного конца и возвращайтесь домой! Слава Украине!» Ниже подпись: такой-то Виталик, Василь, Наталка, Олэся и т. д. Пятый, шестой, седьмой «А», «Б», «В» класс, такой-то Житомирской, Ивано-Франковской, Кировоградской, Полтавской, Черниговской, Николаевской, Херсонской, Тернопольской, Харьковской школы.

Рисунков очень много. И все они от детей примерно со второго по седьмой класс. Мы снимаем их со стен. Читаем. Молча читаем. Передаём друг другу из рук в руки.

У меня в голове мелькают мысли, что Россия очень сильно запоздала с освобождением русских на территории бывшей Украины. Запоздала лет эдак на 10 – 15, а то и 20. И что в большинстве своём Россия до сих пор живёт вчерашним днём и мыслями о якобы братском нам украинском народе. Мы всё ещё по инерции думаем, что вот сейчас они там все проснутся, быстро сменят бандеровский режим, переключат свои зомбоящики на правильные каналы, и снова у нас с ними будет всё зашибись – мир, дружба, сало, горилка, балалайка. Ну мы же вроде как славяне. Братья и сёстры. А то, что у этих «братьев» уже выросло два поколения таких вот детишек, которые с молоком матери впитывают в себя, что Россия – это зло, что русский – это оккупант, а никакой им не брат, не кум и не сват, нас это не волнует. Мы же почему-то твёрдо уверены, что они все там спят и видят, как мы их освобождаем от их же хунты. Вот только какой-то странный и дикий парадокс у этой войны: по обе стороны фронта слышны русская речь и русский мат.

Я стоял, смотрел на эти детские, с виду безобидные рисунки и сам себе задавал все эти вопросы:

– Тавр, да не гони… #онижедети, – говорит мне внутренний голос.

– Ну да, пока они дети, а скоро уже будут взрослыми, – отвечаю я мысленно сам себе. – И что тогда? Что дальше?

– Нужно просто ещё подождать. Скоро само все рассосётся, устаканится. Скоро они все прозреют. Там же не все ещё бандеровцы, – отвечает мне мой же голос.

– Тогда чего мы ждём? Может, того, когда бандеровцами там станут все – от мала до велика?

Мои философские мысли прерывает Мозговой:

– Так, ладно, тут мне всё понятно, пошли на выход. Рисунки я возьму с собой, – говорит он нам, забирая листы из наших рук.

Редакция благодарит издательство «Традиция» за предоставленную главу и фотографии из книги Юрия Горошко (Исповедь российского добровольца. – М.: Традиция, 2017. – 276 с.) Страница Юрия Горошко Вконтакте.