Вся правда о лесных пожарах

ФОТО: АВИАЛЕСОХРАНА РФ/ТАСС

В начале мая в Кемеровской области за один день сгорела почти сотня домов. Четверо кузбассцев погибли, без жилья остались 224 человека, в том числе двое детей. Сообщения о лесных пожарах часто выглядят, как сводки с фронта. В конце мая под Читой погиб тракторист лесопожарной службы Сергей Комаров. «Он участвовал в ликвидации лесного пожара на территории Могочинского района», – говорится в сообщении Министерства природных ресурсов Забайкальского края. С начала пожароопасного периода это уже вторая трагическая гибель – 3 мая при исполнении служебных обязанностей погиб десантник регионального ведомства.

Газета «Совершенно секретно» выяснила, как возникают лесные пожары, кто в этом виноват и возможна ли без них жизнь вообще.

В нашем обществе укоренился загадочный миф: к лесным пожарам зачастую причастны так называемые «черные лесорубы», которых покрывают нечистые на руку чиновники. Якобы именно эти дровосеки чиркают спичками, стараясь скрыть свои уголовные преступления. Даже сам Президент России поучаствовал в распространении мифа, по-видимому, находясь под впечатлением лесных пожаров.

МИФ О «ЧЕРНЫХ ЛЕСОРУБАХ»

«Мнение, что пожары в Иркутской области начались потому, что таким образом пытаются скрыть вырубку леса, не лишено оснований, потому что действительно самый простой способ покрыть воровство леса – это поджечь отдельные участки», – заявил Владимир Путин на пленарном заседании Медиафорума независимых региональных и местных средств массовой информации «Правда и справедливость» 16 мая 2019 года.

Однако эксперты считают, что «черные лесорубы» к пожарам непричастны. На одном из лесных форумов этот вопрос был разобран подробно.

Оказывается, даже при очень интенсивном пожаре, когда дотла сгорает все вокруг пней, сами пни от недавно спиленных живых деревьев редко обгорают до такой степени, чтобы на них не были видны следы спиливания.

Во-первых, пожаром невозможно скрыть следы рубки. Пни от недавно (до нескольких месяцев на самых сухих участках и при самой жаркой погоде, а обычно до нескольких лет) спиленных деревьев почти никогда не обгорают при лесных пожарах до такой степени, чтобы по ним не было видно, что это именно пни от живых деревьев, и что эти деревья были именно спилены. Отдельные пни могут обгореть до неузнаваемости – но такое, чтобы следы рубки исчезли в результате пожара на сколько-нибудь значительной площади, просто невозможно. Сами по себе сырые пни не горят, а интенсивности горения оставшихся вокруг лесных горючих материалов не хватает для того, чтобы обжечь пни до степени исчезновения следов спиливания. Об этом могут не знать ответственные за лес чиновники или далекие от леса городские жители, но те, кто так или иначе связаны с лесом профессионально (включая собственно «черных лесорубов»), об этом обычно знают.

Во-вторых, пожар скорее привлекает внимание к следам рубок, в том числе незаконных, чем отвлекает от них. После вступления в силу Лесного кодекса РФ 2006 года основная часть лесов нашей страны превратилась в беспризорную и практически никак не охраняемую территорию, поэтому большинство незаконных рубок, проводимых в укромных таежных уголках, никто не замечает.

Например, по оценке Центра по проблемам экологии и продуктивности лесов Российской академии наук, превышение объема древесины, используемой для переработки, экспорта и внутреннего потребления, над объемом законного лесопользования составляет около 16 процентов, что соответствует объему неучтенной заготовки древесины примерно в 40 миллионов кубометров в год. По официальным же данным объем незаконных рубок составляет всего около одного миллиона кубов. Так что и без всяких пожаров основная часть незаконных рубок остается незамеченной и неучтенной. Пожар же, наоборот, привлекает внимание людей к конкретному месту – его тушат, составляют о нем всякие подобающие случаю документы, пытаются установить причину возникновения; это резко увеличивает вероятность того, что следы незаконной рубки будут замечены.

В-третьих, то же самое касается и самой деятельности «черных лесорубов»: им важнее всего как можно быстрее закончить свои рубки, забрать древесину и смыться из леса, пока никто не заметил. Еще им важно, чтобы расследование незаконной рубки, если вдруг ее кто-то обнаружит, началось как можно позже – чем больше проходит времени, тем обычно труднее найти виновников. Поджог места рубки приводит к ровно противоположным результатам: на место пожара довольно быстро кто-то приезжает (обычно как раз те люди, которые в той или иной мере отвечают за охрану лесов), в связи с пожаром обычно быстро начинается какое-то расследование. Оно может быть совершенно халтурным и безопасным для поджигателей, а может оказаться вполне добросовестным. В общем, поджог места незаконной рубки значительно увеличивает для «черных лесорубов» риск быть пойманными. Среди этих лесорубов могут оказаться те, кто любит дразнить судьбу и государство, но большинству все-таки важно побыстрее украсть и остаться непойманными, а с этой точки зрения поджигать лес на месте незаконной рубки просто глупо.

Наконец, скрывать следы незаконных рубок в подавляющем большинстве случаев незачем. Те, кто могут официально эти рубки выявить и зафиксировать, и так очень серьезно заинтересованы, чтобы как можно бо́льшая доля незаконных рубок, с невыявленными виновниками, оставалась неучтенной. Этому способствуют сразу три установленных Правительством РФ критерия оценки эффективности их работы. Самим «черным лесорубам» и в целом криминальному лесному сообществу на официальную лесную отчетность и статистику совершенно наплевать – и нет никаких рациональных причин, по которым им могло бы быть не наплевать. Те, кто пытается показать реальные масштабы воровства древесины, обычно хорошо понимают, что главными бедами наших лесов являются прикрытая всеми необходимыми документами организованная лесная преступность, а также рубки формально законные, но при этом совершенно бесхозяйственные и разрушительные для леса. А скрывать рубки, на которые есть все разрешительные документы – совсем уже бессмысленно.

Миф, тем не менее, имеет под собой почву – в прямом и переносном смыслах. По мнению специалистов, в местах интенсивного освоения лесов для заготовки древесины пожары действительно возникают значительно чаще, чем в неосвоенных лесах. Объясняется это очень просто: главным источником огня в лесу является человек, и там, где людей в пожароопасный сезон больше – при прочих равных пожары возникают чаще. А там, где рубят лес, обычно работает довольно много людей – самих лесозаготовителей, дорожников, которые строят разнообразную инфраструктуру, водителей, которые вывозят древесину, и т.д. Кроме того, по новым дорогам все глубже в лес забираются самые разные люди, непосредственно не связанные с лесозаготовками.

Среди них всех, особенно в тайге, бывает немало людей пришлых, для которых лес – всего лишь месторождение бревен и которым на дальнейшую судьбу этого леса просто наплевать; да и местные не всегда бывают осторожны с огнем. Поэтому пожаров, возникающих просто по человеческой неосторожности, вблизи массивов свежих рубок, особенно в так называемых «зонах пионерного освоения тайги», бывает больше, чем в остальных лесах.

Нет, на «черных лесорубов» списать лесные пожары вряд ли удастся.

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР

Как пишет кемеровский портал NGS42.RU, ежегодно больше половины лесных пожаров случаются из-за того, что люди нарушают правила пожарной безопасности в лесах, примерно в сорока процентах случаев огонь распространялся из-за сжигания старой травы и лишь 3–4 процента приходится на естественные причины – сухие грозы.

При этом стоит отметить, леса у нас горели всегда. Катастрофические пожары отображены в исторических хрониках.

Так, в Никоновской патриаршей летописи записано: «Мнози боры возгорахуся сами и болота» (1094 г.); «Земля и воздух, курящиеся над землей» (1364 г.); «Сухомень же бысть тогда великая и зной и жар много, яко за едину сажень пред собой не видети и мнози человецы лицом ударяхуся... а птицы... падаху с воздуха на землю... звери невидяще по селом ходяу и по грядам, смещающиеся с человеком медведи, волки, лисицы» (1371 г.). Новгородская летопись за 1430 г. гласит: «Той же осени вода бысть мала велми, и земля и леса горяху, и дым мочь велми».

В 1735 г. императрица Анна Иоанновна пишет из Петербурга генералу Ушакову: «Андрей Иванович, здесь так дымно, что окошка открыть нельзя... по-прошлогоднему горит лес... и уже горит не первый год... разошли людей, чтобы огонь затушить». Опустошительные пожары бушевали в лесах России в 1867 г., когда пришлось посылать на их тушение воинские части.

В 1915 г. в Сибири лесные пожары охватили 12,5 млн гектаров. Во время засухи в Поволжье в 1921 г. леса горели с весны до глубокой осени и уничтожили 300 тыс. гектаров леса, сгорело 60 селений.

В 1972 г. катастрофические лесные и торфяные пожары наблюдались на территории 1,8 млн гектаров. В 1998 г. пожары начались в марте и продолжались до ноября. Всего в лесах было зарегистрировано более 23 тыс. пожаров, огнем пройдено более 2,4 млн гектаров лесных земель.

В 2002 г. возникло около 38 тыс. лесных пожаров, а пройденная огнем площадь лесов превысила 1 млн гектаров.

О пожарах же лета 2010 г. наверняка помнит каждый москвич.

Трудно сказать, по каким причинам возникали лесные пожары в древности, но, скорее всего, в большинстве случаев и они имели чисто антропогенный характер. Любят у нас дети (да и некоторые беспечные взрослые) весной жечь сухую траву. И в средневековой Руси наверняка любили эту опасную забаву.

БЕЗ ПОЖАРОВ НЕ ОБОЙТИСЬ

Безусловно, лесные пожары, полыхающие вблизи городов и деревень, привлекают внимание гражданского общества. Мы очень сочувственно относимся к погорельцам, власти выделяют средства для возмещения ущерба, а в особо массовых случаях строят новое жилье целыми улицами, тем самым как бы признавая свою вину. И они действительно чаще всего виновны – где-то сэкономили средства на специализированную технику для лесных пожарных, где-то деньги просто ушли в неизвестном направлении, и Следственный комитет долго и упорно их ищет, а потом возбуждает уголовные дела. Но в прошлом году нас всех вдруг увлекли новости из глухой тайги, охваченной огнем. Как позже выяснилось, выгорело 6,6 млн гектаров леса, что сопоставимо с небольшой балканской страной. Общество, возбужденное сообщениями с «фронтов», требовало направлять за сотни километров специализированные самолеты и тушить, тушить, тушить.

Как пугал нас руководитель лесной программы «Гринпис» Алексей Ярошенко, если леса в России будут гореть такими же темпами, как в 2021 году, то уже через 20–30 лет тайга полностью исчезнет. «Может быть даже быстрее, потому что площади пожаров растут», – утверждал эколог.

Такие утверждения выдают в нем человека, далекого от реального положения дел. В 1915 году сгорело вдвое больше лесов, а вообще пожары в сибирской тайге бушуют ежегодно на миллионах гектаров. Но вот ведь парадокс: площадь леса за минувший век в России увеличилась. И главным фактором, влияющим на этот рост, стали именно пожары.

Фото: ТАСС

В 1950-е в США появилась целая наука – лесная пирология, изучающая природу лесных пожаров, их влияние на лесную среду, о наносимом ущербе, разработке мер по предупреждению и борьбе с ними, использовании положительной роли огня в лесном хозяйстве. Наибольшее развитие получила в США, Канаде и России.

Именно пирологи установили, что лесные пожары, как ни странно это прозвучит, являются полноценными участниками биоценоза – исторически сложившейся совокупности животных, растений, грибов и микроорганизмов, населяющих относительно однородное жизненное пространство (определенный участок суши или акватории), связанных между собой, а также окружающей их средой. Тайга, что российская, что канадская или американская (на Аляске), не имеет иной возможности развиваться, как только при помощи лесных пожаров.

Наша Сибирь и джунгли Амазонки являются легкими планеты. Но в тропиках пожары не нужны – круговорот ценных микроэлементов происходит естественным образом: вначале деревья берут из воздуха сколько-то углекислого газа, из почвы – сколько-то фосфора. Потом деревья погибают, и термиты с грибами разлагают их древесину на компоненты. СО2 вновь возвращается в воздух, а фосфор – в почву. Здесь его снова используют молодые деревья, и жизнь не замирает.

У нас это не работает. Две трети России – вечная мерзлота, на ней же растет бо́льшая половина наших лесов. Оставшаяся треть — вроде бы не мерзлота, но нормальный термит здесь жить не будет: все равно слишком холодно. А местные насекомые толком разлагать целлюлозу не умеют.

Грибам в России тоже непросто. Слишком сложно разложить древесину погибших деревьев полностью. Ведь для роста грибов нужна теплая и влажная погода. На практике упавшее в тайге дерево лежит в холодном и суховатом климате. От этого огромная часть связанных им СО2, фосфора и прочего погружается в вечно мерзлую землю и тем самым исчезает из биологического мира.

Зато пожар расщепляет ее очень быстро, помогая возвратить в почву и значительную часть «упакованного» в нее азота и фосфора, усвоенного деревьями. Заодно выбрасывается в атмосферу и бо́льшая часть того углекислого газа, что растение поглотило за время своего роста.

Достаточно одного взгляда на типичную тайгу из лиственницы, чтобы заметить: она неплохо адаптирована к огню. Как отмечает доктор биологических наук Вячеслав Харук, «полная гибель насаждений происходит лишь на четверти» территорий, пройденных низовыми лесными пожарами.

Все дело в том, что лиственница в норме растет достаточно разрежено, и это позволяет избежать верхового пожара, уничтожающего кроны. Низовой пожар куда реже может убить большинство деревьев – в том числе из-за толстой коры лиственницы. В итоге три четверти «выгоревшей» при низовом пожаре тайги на самом деле не выгорают. При пожарах в целом (включая верховые) выживает примерно половина лесов.

При этом на ослабленные деревья набрасываются всевозможные насекомые и болезни, которые тоже являются полновесными участниками экосистемы. Выгорает густой мох, сдерживающий развитие леса в условиях вечной мерзлоты. Да и сама вечная мерзлота отступает на метр-другой вглубь почвы, позволяя молодой поросли лиственниц, кедров и елей укореняться.

Неслучайно правительственный сайт Канады разъясняет: лесам нужны пожары, насекомые-вредители и болезни. К сожалению, наши правительственные сайты такой ценной информацией не делятся, что позволяет неосведомленным активистам-экологам бить тревогу, сея панику в гражданском обществе.

Если северные леса не будут гореть, они не будут расти. Именно периодические пожары обеспечивают само существование обширных северных лесов в зоне вечной мерзлоты, способствуя их воспроизводству и омоложению, — это, по сути, прописная истина, которую надо держать в голове каждый раз, когда кто-то требует отправлять самолеты-водовозы в глухие уголки тайги. Все как раз наоборот: этот глухой уголок, может быть, сотню лет ждал живительного, все очищающего пожара, и вот, наконец, огонь вспыхнул. Не нужно ему мешать приводить в порядок местную флору.

При подготовке статьи использовались материалы сетевых изданий Naked Science и Наука из первых рук.