Главная невеста СССР

Фото Владимира МУСАЭЛЬЯНА

«ПЫШНЫЕ» ПОХОРОНЫ

Мужчин и венков могло быть больше только на похоронах самого генсека. Венки несли из подъезжавших машин непрерывным потоком. А мужчины, не меньше сотни, с неподдельно скорбным выражением на лицах нервно курили у крыльца крематория ЦКБ, будто не решаясь войти внутрь. Никаких сомнений не оставалось: с Галиной Брежневой прощаются именно здесь.

Но все эти люди в правильных костюмах и с пышными венками направились в зал, перед дверью которого на обитой пурпурным бархатом подставке стояла мужская фотография.

На подставке перед соседним залом фотографии не было. И в зал готовились войти всего человек тридцать…

Шептались, что друзьям покойной никто специально не звонил и они узнали о смерти Галины накануне из вечерней программы новостей. И что Чурбанов в командировке и даже неизвестно, в курсе ли он. Ждали Игоря Кио, но тот не приехал.

Кто-то за моей спиной проскрипел: «А Вика-то, дочь, слава Богу, оделась лучше, чем на похоронах бабушки». И вопросительно добавил: «А правда, что Вика назвала дочь Галей?»

Галина Леонидовна Брежнева лежала в простом синем гробу, обитом кусками белой материи, напоминавшими деревенские занавески. Только на стоявшей у стены за спиной священника крышке гроба, если присмотреться, можно было прочитать написанное от руки тоненькими буквами: «Брежнева Г. Л.».

Молодой сотрудник ритуальной службы раздал свечки в квадратиках линованной бумаги – чтобы воск не капал на руки. Вступили певчие и священник. Просили простить новопреставившейся все прегрешения. Конечно, для дочерей генсеков не бывает специальных молитв, как вовсе не обязательны и пышные гробы, и спецпохороны.

Священник разрешил прощаться. Галину Леонидовну в последний раз поцеловали двоюродная сестра, затем дочь Щелокова Нона и дочь Виктория. Внук Леонида Ильича, Леня, так и остался стоять поодаль, прислонившись к стене.

Потом обломали длинные стебли у цветов – не умещались в гроб. Оборванными уместились почти все принесенные цветы. Когда накрыли крышкой, раздался удивленный сдавленный голос: «Впервые вижу, чтобы гроб опечатывали».

На юбилее отца, 1976 г.

Клан хоронил дочь генсека тихо, без слез.

КОРОТКИЕ ВСТРЕЧИ

Чурбанов появился у подъезда Галины почти сразу же после освобождения – из иномарки, с тремя номенклатурными гвоздиками в руке. И машина, и цветы должны были означать его серьезные намерения в отношении Брежневой и дальнейшей жизни вообще.

У Галины еще все было не так плохо. По крайней мере, она встретила бывшего мужа в своей квартире. Правда, к этому времени оттуда уже многое исчезло – что-то вынесла, что-то вынесли.

Кто-то кого-то просил не бросать и помочь. Все знают: они не договорились. Вот с этих самых пор Брежнева и загрустила по-настоящему…

Так звучит одна из семи версий их встречи. Но, говорят, именно этими словами о визите бывшего супруга рассказывала сама Галина Брежнева. Мол, она развелась с Чурбановым заочно, когда тот был в заключении, потому что не верила в его возвращение. Не его возвращение к ней, а вообще в возможность выйти оттуда. И когда Галина Леонидовна увидела Юрия с балкона, у нее просто произошел нервный срыв.

Известно: в последние годы дочь Леонида Ильича превратилась в персонаж, за которым охотились самые разные телекомпании, желая показать, что брежневским «фаворитам» в сегодняшней России остается только плакать пьяными слезами. В своих мокрых интервью Галина Леонидовна повторяла: всем в жизни я обязана папе. И главное – именем.

Телекомпании ошиблись – в большинстве своем «бывшие» вовсю становились «новыми». Бизнесом занялись все: даже у внука Брежнева Лени сегодня колбасный цех. О капиталах дочери Галины – Виктории ходят легенды не меньшие, чем когда-то про бриллианты ее мамы. Говорят, Виктория вела какие-то дела вместе с внучатым племянником Суслова Владимиром Стерликовым (он был застрелен киллерами два года назад на Рублево-Успенском шоссе)

Имя было больше чем деньги – оно сразу гарантировало старые, самые надежные связи. У Брежневой оставалось и то и другое. Нужно было просто сделать шаг. Галина Леонидовна этот шаг делать не стала. Ее главный стартовый капитал – имя – лежал мертвым грузом, и поэтому весь остальной капитал просто не мог постепенно не исчезать из квартиры.

Именно такую непозволительную по тем временам роскошь и расточительство и должен был почувствовать бывший заместитель министра внутренних дел СССР и бывший зять Брежнева, когда вышел на свободу с чистой совестью. Так что кто у кого из них тогда просил помощи, наверное, не так уж и важно.

А еще говорят, что попасть к Брежневой на интервью даже в начале девяностых было не намного проще, чем сегодня – к папе Татьяны Дьяченко. Но попадали: кому-то близкому к телу было нужно, чтобы телекамеры фиксировали «фаворитку» именно в моменты, когда она окончательно оказывалась за бортом. Кому-то было мало того, что Брежнева согласилась играть в конце жизни роль простой пенсионерки. Нужно было создать о ней мнение как о пенсионерке невменяемой.

ОТСТУПНИК

С Юрием Чурбановым. Пока еще муж и жена, 1980г.

Галина Брежнева любила фокусы – иначе ее трехдневный брак с Игорем Кио не назовешь. Еще любила Мариса Лиепу и превратила его в главного танцора страны. Любила бриллианты – стаканами, Бориса Буряце по кличке Цыганский барон и дружила с директором Елисеевского. Известно точно, что Буряце тоже любил бриллианты. Его и директора расстреляли сразу же после смерти Леонида Ильича. Галину Брежневу трогать не стали – вот тогда-то она, видимо, и решила, что с фокусами пора завязывать, и приготовилась доживать просто пенсионеркой.

Когда по стране главной передачей была десятиминутка «про жертвы перестройки», Брежнева еще не походила на жертву, но уже никак не могла показаться человеком, время которого наконец-то наступило. Ей могло стать просто скучно: все цели, которые преследовал новый русский бизнес, не были для нее новыми. Безумной ездой на «мерседесе» она пугала гаишников еще в семидесятых, снять на неделю целый подмосковный пансионат для друзей – тоже проходила. «Новые» изворотливые коммерческие схемы и сплошное «кидалово», так щекотавшее нервы на заре капитализма, для нее, как и для всех «бывших», были просто детским лепетом. Что такое «МММ» по сравнению с масштабами того же хлопкового дела или аферами в Елисеевском? «Новые» просто не в состоянии были ничего придумать такого, чего не делали «бывшие».

Галина Леонидовна никого не «кинула», не «подставила», не стала ничьей «крышей» и не пошла под «крышу» сама. Видимо, не от высоких моральных принципов – просто не захотела повторяться на новом историческом этапе. Навещавшие ее в середине девяностых рассказывали, что ее квартира на Кутузовском была перегорожена, потому что половину царственных апартаментов продали. Уже почти не осталось там и знаменитых брежневских ваз. Мама Галины, Виктория, сильно болела, и, говорят, дочь генсека жаловалась: пенсии не хватает даже на лекарства. И еще она предавалась воспоминаниям: когда-то просила горничную сделать гренки из черного хлеба с солью, потому что надоело есть икру. А теперь очень хочется икры, да не на что…

КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС

Говорят, что даже если бы Галину Леонидовну удалось каким-то чудом вырвать из спецлечебницы, в которой она находилась последние несколько лет, ей просто негде было бы жить. Брежнева оказалась бы бомжем.

Чашу терпения родственников вроде переполнила история со знаменитой квартирой Леонида Ильича, в которой поселился Хасбулатов. Она отошла спикеру потому, что стояла пустой и «непользованной». Но у Галины Леонидовны оставались еще квартира на Кутузовском проспекте и дача.

Леонид Ильич еще при жизни обеспечил всех своих многочисленных домочадцев и квартирами, и дачами, и машинами. Но, видимо, Брежнева стала напоминать рядовую старушку, занимающую мозолящую глаза большую квартиру в хорошем районе. И дачу на Рублево-Успенском шоссе она сдавала «внуку» Суслова Владимиру Стерликову, который некогда соблазнительную Галину воспринимал только как пожилую даму с соблазнительно большой незадействованной жилплощадью. Дочь Виктория оформила над мамой опекунство, а ее саму – в специальное сверхзакрытое медицинское учреждение в Подмосковье, некогда клинику КГБ для «злоупотребляющего» начальства. Брежнева официально перестала быть и ответственной за свои поступки, и тут же – ответственной квартиросъемщицей. Дачу вскоре продали, квартира на Кутузовском тоже отошла

Телекомпании и мокрые интервью сделали свое дело. У оформлявших опекунство и вопроса не могло возникнуть, нуждается ли Брежнева в госпитализации. Ведь в последние годы ее никто не воспринимал иначе, как своенравную пожилую женщину глубоко под семьдесят, да еще с привычкой к наклонностям прямо с утра.

ДВА ПИСЬМА

Когда-то Галине Брежневой и ее подруге Миле Москалевой нравилось, чтобы на парадную лестницу в гостинице «Ленинградская» им под ноги бросали розы. Мила работала под куполом цирка, но так высоко, как она взлетала вместе с Брежневой, ей подниматься больше не удавалось. Сейчас Мила тоже живет на пенсию. И судя по всему, она и дочь Щелокова Нона были чуть ли не последними людьми, которые навещали Галину в спецлечебнице.

Мила рассказывает: полгода назад Галина полностью реабилитировалась, и не было более здравомыслящего собеседника у Москалевой за это время. Правда, потом оговорилась, что старая подруга встретила ее фразой суетливой заинтересованности: «Ну, ты принесла?» Просто Машенька из «Живого трупа» какая-то…

По словам Милы, до самых последних дней Галина Леонидовна Брежнева не знала, что она оказалась бомжем и что больше в этой жизни ей ничего не принадлежит. Про то, что внука Суслова, которому она сдавала дачу, убили, Брежнева, скорее всего, тоже не знала.

С матерью

Несмотря на всеобщее смирение с тем, что Брежнева – безнадежная жертва (времени, привычки – нужное подчеркнуть), Галина Леонидовна неожиданно решила с этим не согласиться. Есть как минимум два письма, в которых она, мягко говоря, не совсем соглашается со своим диагнозом. Оба дошли до адресатов, но один из них вроде даже не стал его читать, а второго хватил удар.

Первое письмо предназначалось для Чурбанова. Брежнева передала послание не напрямую, а через знакомого священника – отца Антония. Он служил на территории спецлечебницы, в которую увезли Брежневу, в спеццеркви. Туда пускали и здоровых – спецприхожан, в основном из «бывших», и только по спецпропускам.

В этом письме Галина Леонидовна якобы писала: «Юра, я оказалась там, где находиться совершенно не должна. За мной приехали люди на черной «Волге», сделали мне укол, и очнулась я уже за забором…»

Но Брежневой не повезло. Священник, не зная, как передать письмо Чурбанову, попросил помочь свою прихожанку – некую Лидию. Но эта «добрая самаритянка» передала письмо Чурбанову с опозданием этак на год. Видимо, бывший муж окончательно посчитал себя в заочном разводе.

Второе письмо – для своей цирковой подруги Милы – Брежнева послала по почте. В нем Галина Леонидовна упоминала в том числе, что дочь и опекунша Виктория не сильно жалует маму посещениями. Попадание в подругу было настолько полным, что Мила сама угодила в больницу – от сопереживаний. Потом она боялась проговориться о письме даже во сне.

Наверняка до самых последних дней для Галины Леонидовны так и осталось загадкой, почему ей никто не помог. Ведь людей, которые и без всяких писем думали: Брежневу упрятали не только для того, чтобы она «не компрометировала фамилию», – очень много. Имена некоторых хорошо известны не только по страницам доперестроечных газет. Но никто – никто! – ни разу даже не заговорил об этом вслух.

Мила говорит, что единственным человеком, на которого могла бы рассчитывать Брежнева, была Татьяна Дьяченко. Потому что они обе – дочери. Потому что родители приходят во власть и уходят, а дочери остаются. И даже если у них все отнять, последнее, что они не отдадут никогда, – это имя. А упрятав в лечебницу, именно имя у Брежневой и отняли.

В последние месяцы жизни Галины Леонидовны попытки довести этот вопль отчаяния из-за стен спецучреждения до Татьяны Дьяченко предпринимались особенно активно. Дошли ли они до адресата, нам неизвестно.

Сегодня, когда похороны Брежневой прошли – так тихо, – добраться до этих писем, скорее всего, будет практически невозможно. Потому что боятся всегда не мертвых, а испорченных с их квартирными вопросами.

Надо оговориться: несмотря на все свидетельства видевших Брежневу в последний год о том, что она по-прежнему оставалась пышущим жизнью и здоровьем человеком, в гробу лежала очень пожилая женщина. Все-таки ей шел шестьдесят девятый год.

… И НЕМНОЖКО НЕРВНО

На похоронах ближе всех к Галине Брежневой оказались дочь Виктория и Нона Щелокова (женщины в центре). Фото автора

Для дочерей генсеков не придумано специальных молитв. Но тогда, в зале прощания ЦКБ, казалось, что за словами священника о прощении стоят все многочисленные легенды и полуправды, окружавшие ГАЛИНУ. И за слухи, и за правду просить о прощении нужно было одинаково, потому что в этой женщине они были совершенно неотделимы друг от друга. Наверное, когда хоронили Мерилин Монро, никто не думал о том, сколько у нее было любовников и талантов, а сколько – только мнения о них. Правда, у Мерилин Монро были немножко другие похороны.

Галина Леонидовна Брежнева ушла из жизни клана гораздо раньше, чем гроб с ее телом скрылся в пасти крематория. Но жизнь – это не большой спорт, из которого надо уходить вовремя и непобежденным. Глупо считать, что дистанция заканчивается в том месте, где человек проигрывает соревнование из-за квартир.

Выходя на крематория, закуривали, как после долгого сеанса в кинотеатре. Кто-то задерживался, чтобы перекинуться новостями. Простыми – кто в какой стране сейчас живет, как бизнес, осталась ли квартира в Москве.

Виктория улыбалась на прощание отъезжающим – но, может быть, это все-таки было нервное. Потом села в белую иномарку и уехала.

Мы были единственными, кто задержался у крематория больше, чем на пять минут, потому что у нас спустило колесо.