ИЗОЛЕНТА ДЛЯ ЗАПАДА

СИЛЬВИО БЕРЛУСКОНИ. ФОТО: ZUMA/TASS

Прошло ровно тридцать лет с выхода в свет книги профессора Стэнфордского университета Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории и последний человек». В ней он провозгласил, что распространение либеральных демократий во всем мире может свидетельствовать о конечной точке социокультурной эволюции человечества и стать окончательной формой человеческого развития. Его работа была переведена более чем на двадцать языков и вызвала широчайший резонанс в научной среде и средствах массовой информации.

Несмотря на то, что с момента выхода книги многочисленные события поставили под сомнение верность выдвинутой им идеи, Фрэнсис Фукуяма по-прежнему придерживается концепции «конца истории».

Однако статья Сильвио Берлускони разбивает в пух и прах эту модную на Западе концепцию. Газета «Совершенно секретно» провела расследование, чтобы понять, почему большинство населения земного шара не считает либеральную демократию венцом эволюции социальных отношений.

В своей статье старейший и опытнейший европейский политик начинает за здравие, но в то же время, я бы сказал, дежурно.

ОДИНОЧЕСТВО ЕВРОПЫ

«Все мы с болью и горечью следили за кризисом на Украине, за кровопролитием, разрушениями и очередной драмой в сердце Европы, которая, как мы ожидали, должна была остаться в трагическом ХХ веке. Перед лицом бесспорной российской агрессии против нейтрального государства, перед лицом грубого нарушения международного права и правил, действующих в военное время, Европа и Запад смогли, наконец, проявить взвешенность, твердость и, в первую очередь, сплоченность. С этой точки зрения Россия уже проиграла: если она считает Запад противником, то сейчас ей придется столкнуться с более сплоченным и решительным противником, чем в предыдущие годы», — пишет в Il Giornale Сильвио Берлускони.

Но на этом реверанс в сторону европейского единства заканчивается, больше в своей статье «агрессию» России он не упоминает. Его мысли посвящены совершенно иным вызовам, с которыми столкнулся Запад в связи с событиями на Украине и которые до конца Европа, похоже, еще не осознала. Политик напомнил своим читателям о том, что антироссийские санкции поддержаны далеко не всеми странами, и с этим надо что-то делать.

«То, что показал нам украинский кризис, — тревожный знак для настоящего и особенно для будущего. Россия изолирована от Запада, но Запад изолирован от всего остального мира, — утверждает итальянский экс-премьер. — Мы принимаем либеральную демократию как само собой разумеющееся, но при такой форме государственного правления живет менее четверти населения земного шара».

И предлагает поразмыслить над фактами, которые тут же и приводит. 1,4 миллиарда из 8 миллиардов жителей нашей планеты живут при системах, которые в широком смысле можно определить как либеральные и демократические, или как модели западного типа. Остальные 6,4 миллиарда живут при диктатуре, автократии, олигархии, теократии — системах, которые в той или иной степени являются авторитарными или тоталитарными. Самые большие страны в мире, такие как Китай, Индия и Россия, а также десятки других государств в Азии, Африке и Латинской Америке в настоящий момент находятся не на стороне Запада.

«Украинский кризис заставил Североатлантический альянс обратить внимание на Восток. Мы грезили о том, что демократия станет универсальной, а сейчас видим, что ситуация в мире совершенно иная», — удивляется и удивляет свою аудиторию авторитетный политик.

Он размышляет о том, как классическое народовластие переродилось в либеральную демократию, чем очень гордится Запад. «Если не брать в расчет последние два века, в истории человечества лишь в очень редких случаях получалось достичь некоего подобия нашей демократии. В греческом полисе и Римской республике относительная свобода принадлежала лишь ограниченной части мужского населения; исключались женщины и многие мужчины, среди них огромное количество рабов. Конечно, такая модель была несовместима с идеями либеральной демократии. Греческий полис представлял собой такую политическую систему, которая затрагивала очень ограниченную часть мира», — напоминает Сильвио Берлускони.

И перечисляет, чего удалось достичь благодаря фундаментальным преобразованиям в госуправлении: новая модель позволила добиться наивысшего уровня благосостояния, обеспечить всем доступ к нормальному продовольствию, отличному медицинскому обслуживанию и образованию.

Но вот что удивительно: Индия — тоже страна, вставшая на путь либеральной демократии, однако у нее таких успехов нет. Возможно, из-за своего колониального прошлого, когда все самое ценное вывозилось из страны (а по слухам, вывозится до сих пор) в Великобританию. Неслучайно министр иностранных дел Индии Субраманьям Джайшанкар, на вопрос о будущей политике страны на фоне украинского кризиса ответил довольно резко: «Пора перестать мыслить следующим образом: проблемы Европы касаются всего мира, но проблемы мира не затрагивают Европу», — заявил он на Международном форуме безопасности Globsec 2022 в Братиславе. Напомню, Индия стала одной из немногих стран, которые воздержались при голосовании по резолюции Совета безопасности ООН, осуждающей действия России, и не раз призывала решить кризис на Украине дипломатическим путем.

Так что Сильвио Берлускони многого не договаривает. Или просто не осведомлен, как все происходило на самом деле. Для того чтобы понять суть его заблуждений, нам придется окунуться в глубь веков и даже тысячелетий.

ОТ КЛАССИКИ К ПОДОБИЮ

Упоминание им древнегреческих полисов вовсе не случайно, на Западе до сих пор государственное устройство сравнивают с образцами трехтысячелетней давности. При классической демократии было весьма строгое деление на граждан и людей второго сорта — рабов. Соотношение между ними было примерно 30–40 тысяч на 70–80. Причем правом голоса обладали только граждане-мужчины — в народное собрание (оно называлось гилея) входило не более 6 тысяч человек: аристократы, земледельцы и ремесленники.

Это число участников гилеи было установлено путем многовековых проб и ошибок. Оказывается, в противном случае теряется эффективность управления городским хозяйством. Гилея собиралась примерно сорок раз в год, то есть чаще, чем раз в десять дней люди бросали все свои дела и шли на площадь голосовать — это была их обязанность.

Рутинная работа народного собрания — выборы магистратуры (городских менеджеров, которые избирались только из аристократов). Каждый полноправный гражданин имел право выходить с законодательной инициативой, для чего он должен был изложить законопроект письменно (на досках, в виде таблиц) и вывесить на видное место, чтобы все члены гилеи могли с ним ознакомиться.

Любопытно, что во всех полисах существовали законы о защите демократии. В частности, в Афинах было установлено, что если гражданин узнавал о подготовке захвата власти или госпереворота, то должен был об этих планах донести «куда следует». В этом случае донос считался геройским поступком, доносчик претендовал на имущество организатора мятежа. И часто оно к нему и переходило. Однако палка была о двух концах: если донос не подтверждался, то на имущество стукача претендовал уже тот, кого оклеветали. Но это так, к слову.

Разумеется, счастливые горожане плодились и размножались. И когда гилея превышала шесть тысяч человек, избыточное население покидало город вместе со своими рабами и организовывало колонию на свободных землях. Через некоторое время колония превращалась в новый полис. Так регулировалось то самое сакральное число членов народного собрания, упомянутое выше, — до следующего демографического кризиса.

Управление полисом с помощью прямого голосования — не единственная и далеко не самая главная обязанность членов народного собрания. Главная обязанность граждан-мужчин одна: все они были воинами, ополченцами, готовыми в трудную минуту отдать за родной город-государство свою жизнь. Вооружались сами, в зависимости от достатка.

Самыми богатыми были пентакосиомедимны (пятисотники), собравшие больше пятисот мер зерна. Им хватало средств на шлем, меч, латы, это были тяжеловооруженные воины. Всадники (300–500 мер зерна) были способны содержать коня, зевгиты (200 мер) составляли самое многочисленное легковооруженное войско. И, наконец, самые бедные граждане, феты (меньше 200 мер в год), воевали редко, имели вспомогательные функции.

А вот рабов в ополчение брали весьма и весьма неохотно. Хотя бы потому, что оружия у них не было, а пользы от безоружного на поле брани никакой.

Другими словами, граждане, на которых распространялось избирательное право при демократии, — это не искусный ритор или трубадур, не юрист или лицедей, а прежде всего патриот. Ибо родной полис для каждого жителя — высшая ценность, а безопасность города-государства — самая главная забота. Именно благодаря исключительной безопасности Афин здесь развивались науки, ремесла, этот сравнительно небольшой по численности народ дал миру столько философов, сколько не дал никто ни до, ни после.

Римская республика, о которой вспоминает в своей статье Сильвио Берлускони, просуществовала до 27 года до нашей эры. Именно в ней берут начало неприятные черты квазинародовластия, которые проявляются и в современных демократиях. Поскольку гражданами стали поголовно все жители государства, а не кучка избранных, то между простым людом и Сенатом появились посредники — трибуны, задачей которых стала коммуникация между властью и всеми остальными. Сегодня их называют депутатами. Автоматически в Риме расцвели коррупция, мздоимство, казнокрадство, и эти пороки стандартного демократического государств не изжиты до сих пор.

В Спарте существовал запрет на роскошь, законодательно запрещалось иметь замки на дверях и ставни на окнах. То есть каждый мог войти в дом соседа и проверить, не сильно ли он разбогател. И если сильно, то часть имущества изымалась, хозяину оставляли только самое необходимое. Подобные запреты существовали во всех полисах, но в Спарте он был самым свирепым.

Писатель Борис Акунин. Фото: Николай Галкин/ТАСС

В Римской республике запрет на роскошь тоже был. Но поскольку граждан развелось слишком много (как и желающих заглянуть за чужие занавески), то походы по домам с ревизией были поручены избранным. За небольшое вознаграждение они всегда могли закрыть глаза на «излишки».

У классического древнегреческого полиса, о котором часто вспоминают на Западе как образце для подражания, на самом деле был серьезный недостаток: полноценными правами обладала весьма ограниченная доля населения. Республиканская форма правления, кажется, этот недостаток устраняла, но появились новые, возможно, еще более нестерпимые.

Возможно, поэтому Римская республика переродилась в империю с единоличным главой государства — императором. Правда, его власть ограничивалась регулярно избираемым Сенатом, но все же гражданам полумонархическое государственное устройство показалось более удобным — всегда есть человек, который отвечает за все, что происходит в стране, и плохое, и хорошее.

Но империя — это совсем не демократия, а лишь ее подобие.

ВЕНЕЦ ТВОРЕНИЯ

На самом деле сомнения в либеральной демократии как высшей форме развития человечества до Сильвио Берлускони высказывали и наши мыслители. Правда, они пошли дальше и, по сути, предлагают в наши дни вернуться к той форме госуправления, которая существовала в тех же Афинах. Только назвали демократию более точно: меритократия — власть достойных.

Например, о меритократии несколько лет назад мечтал бывший ректор Российской экономической школы Сергей Гуриев (правда, почему-то приводил в пример Китай). За ее развитие в 2017 году высказывался и известный писатель Борис Акунин.

«В Великобритании вдруг произошел Brexit, в Америке вдруг победил Трамп, в Западной Европе вдруг начинают поднимать голову и получать популярность странные популистские партии. Все это, на мой взгляд, признаки общего кризиса демократии. Она выполнила или почти выполнила некую изначальную задачу и уткнулась в потолок. Видимо, сейчас будет происходить серьезная трансформация, которую еще предстоит пережить. С точки зрения моего персонажа [литератор рассказывал о своей новой книге], демократия, так же как перед этим средневековое государство, абсолютная монархия, — это некий этап в развитии человеческого общества, за которым должен прийти более продвинутый, гибкий механизм. Он обычно называется меритократией — люди, у которых больше заслуг и достоинств, имеют в обществе больший электоральный вес. Всем понятно, что в демократии есть существенная несправедливость. Голос какого-нибудь 18-летнего человека, который мало что знает про жизнь, весит ровно столько же, сколько голос нобелевского лауреата. Как раз из-за этого возникает демагогия, популизм: массе избирателей легко заморочить голову», — поделился своими идеями Борис Акунин в одном из интервью. Согласитесь, в первом приближении идея выглядит довольно привлекательно. Если бы не содержала в себе фундаментальную ошибку. Дело даже не в том, что бывший премьер-министр Родезии Ян Смит в своих мемуарах прямо называл сложившуюся в его стране государственную систему меритократией. С точки зрения этого спорного политика, «достойными» могут быть только белые люди, а значит, черные права голоса не имеют. Как мне кажется, уже одна только связь либеральной утопии с режимом апартеида должна бы вызвать сомнение.

Фото: Wikipedia.org

Но есть более серьезное возражение. По мнению Бориса Акунина и людей со схожей позицией, достойные — это, прежде всего, интеллигенция. То есть хорошо образованные, умные люди, способные принимать правильные с точки зрения гуманизма решения. Крестьяне и рабочие в избирательные кабинки допущены быть не могут — просто не пройдут электоральный тест. «Избирательное право тоже должно быть разных уровней, потому что экзамен можно сдать по-разному. Если ты экзамен сдал на тройку, то избирай только депутатов муниципального уровня. Если ты сдал экзамен хорошо, выбирай, кого хочешь. Вообще, путь, который проходит человек за жизнь, его работа, заслуги перед обществом, перед страной должны как-то оцениваться, в том числе и в электоральном смысле. То есть человек не просто живет, а увеличивает свой электоральный капитал. В начале, допустим, имеет один голос, а если чего-то достиг, имеет три или три с половиной голоса», — рассуждает писатель.

Главная концепция ясна: к управлению государством, прежде всего голосованию, могут допускаться лишь достойные. Например, писатели, чьи книжки расходятся миллионными тиражами. Или популярные артисты. А также музыканты, художники, ученые.

Но мы уже знаем, по какому критерию гражданин получал голос в народном собрании древнегреческого полиса, чьи принципы государственного устройства, строго говоря, Борис Акунин предлагает воспроизвести в современном обществе не только в России, но и на Западе. Сегодня сформулировать принцип отбора граждан, если совсем просто, можно примерно так: умеешь стрелять из автомата и защищать Родину — значит, имеешь право избирать и быть избранным. Во главу угла поставлена безопасность страны, а вовсе не ум или талант отдельных граждан. По крайней мере, именно на основе этого базового принципа существовали древнегреческие полисы. И существовали, надо сказать, много сотен лет. Сильвио Берлускони не предлагает изменить либеральную демократию на что-то более прогрессивное. Или, наоборот, вспомнить хорошо, можно сказать, основательно забытое старое, к чему призывают Сергей Гуриев, Борис Акунин и другие отечественные энтузиасты-философы. Итальянский политик намекает на отказ от идеи распространения западных ценностей на весь мир, смириться с тем, что человечество вовсе не обязано следовать в фарватере США и Евросоюза.

«Горькая реальность такова, что у Запада в последние годы не было, да и сейчас нет авторитетных лидеров, ему не хватает уверенности в себе, в собственных идеях и системе ценностей, поэтому он не смог создать блок или предложить привлекательную политическую и экономическую альтернативу китайской инициативе «Один пояс и один путь». Наоборот, Запад потерпел катастрофические неудачи, например, в Афганистане, и это подорвало доверие правящих классов и общественности во всем мире», — с сожалением пишет Сильвио Берлускони.

Его статья обращена не вовне, а внутрь Европы, можно сказать, мы подглядели в замочную скважину и подслушали, что волнует серьезных политиков Старого Света, о чем они дискутируют между собой. Судя по всему, Запад постепенно привыкает к мысли о том, что перестал быть центром мироздания и пытается освоиться в новых реалиях.

Одна из них — невозможность тиражировать собственный опыт и государственное устройство. И вторая, не менее революционная: либеральная демократия — вовсе не венец творения, не идеал, к которому обязано стремиться человечество, а лишь одна из форм правления. Удобная для одних государств и дискомфортная для других.