Кровавые мальчики

Икона с житием святого благоверного царевича Дмитрия (XVIII век)

Если быть точным, у Ивана Грозного было два сына Дмитрия. Один родился в браке с первой, любимой женой Анастасией Романовной, и этот царевич был законный наследник престола. После покорения Казани царь тяжело заболел: думали, не встанет. Он даже повелел присягать младенцу-царевичу. Не все бояре и родственники согласились целовать крест на верность Дмитрию, у постели больного царя начались раздоры. Иван все-таки выздоровел, но с тех пор его недоверие к боярам переросло в постоянную подозрительность. После выздоровления царь отправился в паломничество по монастырям, захватив с собой жену и сына. Часть пути плыли на стругах. Церемониал требовал, чтобы царевича несла на руках мамка, а ее поддерживали под руки двое бояр. Однажды вся группа взошла на шаткие сходни и рухнула в воду. Взрослые только вымокли, а ребенок захлебнулся. По другим сведениям, Дмитрий простудился в пути и умер.

Уже в конце первого брака царь распутничал, по словам летописца, «нача царь яр быти и прелюбодействен зело», сам же он похвалялся, что испортил тысячу дев. После Анастасии у Ивана Васильевича было еще шесть жен, одни рано умерли, другие были насильно пострижены и отправлены в удаленные монастыри, двое вообще исчезли бесследно. Седьмой, последней супругой царя стала Мария Федоровна Нагая.

От этого брака и родился 19 октября 1582 года царевич Дмитрий, несчастный уже с зачатия. Во-первых, Русская православная церковь освящала только три брака, последующие считались безбожными, а рожденные в них дети – незаконнорожденными. Во-вторых, царевич Дмитрий нес в себе наследственный недуг: уже в детстве проявилась эпилепсия – падучая, или черная болезнь, как тогда говорили. Вдобавок обычные эпилептические припадки с судорогами и потерей сознания чередовались у Дмитрия с так называемыми эквивалентами припадков – внезапно наступающими приступами злобности и буйства. Во время одного такого приступа он поранил собственную мать свайкой – железным колышком для игры в «тычку» (в ножички), в другой раз покусал дочь одного из родственников Нагих, да так, что девочку едва отняли от него.

Иван Грозный заболел. У смертного одра бушевали страсти: бояре стремились повлиять на последнюю волю государя. Победил Борис Годунов, лишь недавно получивший боярство. Он добился передачи престола Федору Ивановичу и назначения при нем опекунского совета, в который вошел и сам. Одновременно умирающий царь решил судьбу царицы, младшего царевича и семьи Нагих: назначил Дмитрию в удел город Углич – последнее на Руси удельное княжество.

Той же ночью царевич Дмитрий, его мать, братья и дядья были отправлены в Углич – с многочисленной прислугой и собственным двором, словом, «с великой честью». Но тайно. В сопровождении двух сотен стрельцов.

В ссылке

Углич и угличане славились независимым характером и верностью своим князьям. Они самоотверженно вставали на сторону своих правителей в их борьбе с московской властью. Вот и теперь угличане радушно встретили царевича Дмитрия, царицу Марию и ее родственников. Но сами Нагие считали себя не правителями удельного княжества, а ссыльными. Царевич Дмитрий слышал разговоры взрослых: они бранили его распутного, безумного отца, осуждали безвольного старшего брата – царя Федора, а в особенности ругали боярина Бориса Годунова, фактически правившего государством.

Из Москвы в Углич был прислан дьяк Михаил Битяговский для управления хозяйством и вообще для присмотра за Нагими. С Битяговским-старшим приехали сын Данила, племянник Никита Качалов и несколько писцов-чиновников. Царица Мария и старшие Нагие отнеслись к присутствию столичного чиновника как к неизбежному злу. Но вот братья царицы, Михаил и Григорий Нагие, постоянно ругались с дьяком, чаще всего из-за денег.

Эпилептические припадки у царевича Дмитрия стали регулярными. За ним постоянно приглядывали мамка (главная нянька), кормилица (просто нянька) и кто-то из родственников, часто сама царица. Но, как говорится, у семи нянек…

Весной 1591 года царевич Дмитрий пережил несколько эпилептических припадков. К середине мая болезнь как будто отступила. Пятнадцатого мая царица сводила мальчика к обедне, а потом отпустила поиграть со сверстниками из дворни. Его сопровождали мамка Василиса Волохова и кормилица Мария Колобова. Дети играли в «тычку»: бросали нож-свайку в железное кольцо, положенное на землю. Вдруг у Дмитрия начался новый приступ. Как свидетельствовала Волохова, «пришла опять тажь черная болезнь, и бросило его о землю, и тут царевич сам себя ножом поколол в горло, и било его долго, да туто его и не стало». Кормилица подхватила Дмитрия на руки, а мамка заголосила. На крик из дворца выбежала царица. В гневе она начала колотить мамку поленом, выкрикивая, что она не уберегла царевича, а сын ее Осип Волохов вместе с сыном Битяговского Данилой и племянником Никитой Качаловым зарезали Дмитрия. Волохова умоляла рассудить дело по справедливости, но царица ее не слушала и продолжала избивать. В это время звонарь на колокольне, заметив что-то тревожное, ударил в набат, зазвонили и в другой церкви. В городе решили, что во дворце пожар. Первыми прибежали братья Нагие, Мария передала полено одному из них. Появился дядя царицы Андрей Александрович, он отнес тело царевича в церковь Спаса и был с ним «безотступно». Во дворе уже собрался возбужденный народ угличский. Обезумевшая мать и брат ее Михаил призывали угличан расправиться с уже названными злодеями, а теперь прибавили к ним еще дьяка Третьякова

Началась настоящая резня. Челядь Нагих и угличане нашли и убили одного за другим отца и сына Битяговских и всех других обвиненных. Убили их слуг, которые пытались своими телами заслонить господ. Убили человека, который посмел надеть свою шапку на избитую и простоволосую мамку. Убили угличан, которые толковали, что губят безвинных людей напрасно… Три дня Углич был опьянен кровью и грабежами. Многие угличане бежали в окрестные леса. Люди Нагих разъезжали на телегах, оцепили город, чтобы весть о происходящем не просочилась в Москву. Наконец, Нагие спохватились и принялись заметать следы: велели слугам подложить ко всем убитым ножи, вымазанные куриной кровью.

На четвертый день из Москвы прибыла комиссия и сразу приступила к «обыску» – расследованию. Комиссию составил Борис Годунов, но сам устранился от дальнейшего участия в «деле царевича Дмитрия». Комиссия состояла из четырех человек, представлявших, так сказать, различные политические силы. Руководителя у следственной группы не было, но наибольшим авторитетом и влиянием пользовался князь Василий Шуйский. Он один из всей опальной фамилии был оставлен при дворе, правда, на всякий случай Годунов запретил ему жениться. Таким образом, Шуйский представлял в комиссии скрытую оппозицию. Окольничий Андрей Клешнин, наоборот, представлял администрацию Годунова. Дьяк Елизар Вылузгин был просто дотошный исполнитель. Митрополит Крутицкий Геласий представлял церковь.

Следствие работало в Угличе почти две недели, были опрошены сотни очевидцев. В ходе следствия Нагие отказались от первоначального утверждения, что царевич был убит, и стали говорить, как и многие другие, что мальчик сам закололся ножом во время припадка. Только Михаил Нагой, брат царицы, продолжал твердить: «Царевича зарезали», и не изменил показаний даже под пытками. Правда, он не был очевидцем самого события, да к тому же, как выяснилось, был в тот день пьян.

Результаты следствия доложили в Москве. Бориса Годунова в эти дни не было видно. Собрался Собор и в присутствии царя Федора Ивановича постановил: смерть царевича приключилась Божьим судом; Нагие умышленно убили царевых людей и неповинных жителей Углича, в их действиях видна измена явная. Посему царица была пострижена в монахини под именем Марфы, Нагих сослали в дальние города; кого-то из угличан, повинных в убийствах, казнили, другим отрезали языки или бросили в темницы или сослали в Сибирь. Пострадал даже колокол, ударивший в набат: ему, как человеку, вырвали язык, отсекли ухо и сослали в Тобольск. Тамошний воевода долго размышлял, как ему записать вновь прибывшего ссыльного. Наконец, придумал так: «Первоссыльный неодушевленный с Углича».

Погиб? Убит? Подменен?

Такова версия следствия, принятая официальной властью. Насколько она убедительна, судите сами. Но в таком качестве она продержалась чуть больше десяти лет.

Место происшествия – лужайка за дворцом в Угличском кремле

Вторая версия – убийство царевича – родилась с первым криком несчастной матери. В общих чертах эта версия трактовала события следующим образом: Дмитрий мешал Годунову, и тот его «заказал». Организатором убийства был доверенный человек Годунова боярин Клешнин, а исполнителями злодейского приказа называли все того же Битяговского с родственниками. В число заговорщиков включали и мамку царевича Василису Волохову с сыном Осипом. Документальных подтверждений, естественно, эта версия не имеет, но ведь тайные заговоры вообще редко фиксируются в письменной форме. Надо только заметить, что эта версия содержит наибольшее число несуразностей. Если это и было заказное убийство, то организовано оно было бездарно. Убийцы даже не пытались скрыться. И вообще, эта грубая акция не характерна для умного Годунова, не согласуется с обычным способом решения «кадрового вопроса»: сослать или насильно постричь, а потом потихоньку отравить либо удавить

При Самозванце вторая версия превратилась в третью: было, мол, покушение на убийство, но верные люди подменили царевича другим мальчиком, и Дмитрий чудесным образом спасся. «Лукавый царедворец» князь Шуйский то клялся перед народом, что царевич нечаянно закололся и помер, то целовал крест в том, что он скорее жив, чем мертв. Да и мать царевича, инокиня Марфа, то признавала Самозванца своим сыном, то отрекалась от своих слов.

После канонизации царевича Дмитрия при царе Василии Шуйском версия злодейского убийства окончательно оформилась в летописных сказаниях и стала официальной. В народном сознании она обрела фольклорные черты, как, например, в этой исторической песне:

Не лютая змея возвевалася,
Возвевалось лукавство великое.
Упало лукавство царю Дмитрию на белу грудь.
Убили же царя Дмитрия в гуляньях, на игрищах,
Убил же его Гришка Расстриженный,
Убимши его, сам на царство сел.

Все три версии находили поддержку у самых известных отечественных историков, но главенствующей оказывалась, разумеется, та, которую поддерживали государство и церковь.

Однажды сам великий наш историограф Н.М.Карамзин покусился на официальный миф. Перед выходом в свет десятого тома «Истории государства Российского» он с гордостью говорил историку М.П.Погодину: «Радуйтесь, Борис Годунов оправдан! Пора наконец снять с него несправедливую охулку». И вот десятый том в руках у Погодина, он с нетерпением находит страницы о трагедии в Угличе и… «Читаю и глазам не верю. Все навыворот тому, о чем сам он мне говорил с таким восхищением…»

Да, Карамзин изменил своим научным принципам. Почему? В одной из статей он объяснил это так: «Русскому патриоту хотелось бы сомневаться в сем злодеянии… Но что принято, утверждено общим мнением, то делается некоторым образом святынею…»

И в наше время появляются новые версии гибели царевича Дмитрия. Новые трактовки основаны на неясностях, содержащихся в деле и в поведении некоторых фигурантов. Например, действительно странно ведет себя царица-мать! Ей бы биться белой лебедью над трупом единственного сына, а она что делает? Охаживает поленом мамку, пока не выбивается из сил, затем передает орудие избиения брату. Каким-то чересчур буйным выглядит поведение Нагих, устроивших в Угличе «зачистку», в результате которой было убито 15 человек. А по сведениям англичанина Горсея, одних только детей погибло 30 душ! Отсюда делается вывод: Мария и Нагие отвлекали внимание, чтобы под шумок подменить царевича другим убитым мальчиком. Сам Дмитрий только поранился неопасно, и его в бессознательном состоянии унесли в дальние палаты дворца, а в церкви Спаса положили двойника, укрытого полотном. Подмена будто бы не была раскрыта потому, что царевича мало кто знал в лицо. А те, кто знал, были убиты. Московские следователи не видели царевича с раннего детства. Читателю предлагаются две, так сказать, подверсии: 1) внезапная импровизация клана Нагих в связи с удобным случаем и 2) заранее подготовленная тайная операция, заговор. Той же ночью Дмитрия увезли из Углича, начались его скитания по монастырям. Много лет спустя он появляется в Польше и… Далее эта версия плавно перетекает во вторую часть «Бориса Годунова» А.С.Пушкина.

Есть и более изобретательные версии, где количество убитых и спасенных мальчиков удваивается.

Конечно, дело прошлое, дело темное, но не так уж чтобы слишком. Мальчик играл в ножички, у него начался приступ, он упал и поранился. Мамка и кормилица подняли крик. Выскочила испуганная мать, увидела, что рана на первый взгляд неопасная, а сам ребенок бьется в эпилептическом припадке («Долго бился», – рассказывала Волохова, это значит, что горло не было пробито или перерезано – тогда мальчик умер бы сразу). Царица и обрушилась на мамку, не доглядевшую за дитем, заодно обзывая убийцами всю ее семью и всех своих врагов.

Но рана, которую нанес себе мальчик, все же оказалась смертельно опасной – скорее всего, была повреждена артерия или вена. В этом случае происходит всасывание воздуха, судороги усиливают этот процесс, воздух поступает в сердце, блокируется кровообращение. Выражаясь медицинским языком, смерть наступила в результате воздушной эмболии сердца.

Братья Нагие прибежали на двор, когда все было кончено. Они решили, что Дмитрия уже не вернешь, а посчитаться с врагами ох как хотелось. Может быть, сначала-то они хотели просто подставить ненавистных чиновников, но уж больно руки чесались расправиться самим. Ну и пошло, и поехало! Вскоре ситуация вышла из-под контроля

Заговор с целью подмены и последующего, через много лет, «воскресения» Дмитрия как реального претендента на престол – слишком замысловатый сценарий для клана Нагих. Если только не предположить, что ими руководил кто-то из Москвы. Такие сценарии и такие постановщики были. Но для осуществления своих планов они не нуждались ни в настоящем Дмитрии, ни в его семействе. В сущности, гибель царевича всех устраивала.

Призрак бродит по Европе

В русской, да и в мировой истории личность маленького царевича оказалась заслоненной фигурой Самозванца, Лжедмитрия. Это объяснимо – яркий характер, романтичный сюжет… А царевич прожил всего-то девять лет и ничего не успел совершить. Но именно с гибели последнего по рождению Рюриковича царской крови начался отсчет Смутного времени.

И все-таки придется вспомнить кое-что о Самозванце, хотя бы потому, что он может быть единственным неоспоримым доказательством версии подмены царевича Дмитрия в Угличе.

Церковь царевича Дмитрия на крови в Угличском кремле

…В самом начале 1598 года тихо скончался царь Федор Иванович, теперь уже действительно последний Рюрикович из царского рода. Трон без потрясений занял Борис Годунов. Во время венчания на царство он заявил патриарху: «Бог свидетель, отче, в моем царстве не будет нищих и бедных». И затем, по-русски рванув рубаху на груди, обратился к присутствующим: «И эту последнюю разделю со всеми!» Отбросив некоторую театральность жеста, надо признать искреннее желание Бориса стать хорошим, может быть, лучшим царем для своих подданных. Самостоятельное правление Годунова началось значительными улучшениями и милостями. Строились новые города, хорошела Москва. Русская православная церковь впервые обрела своего патриарха. Но с началом нового века все вдруг переменилось. Возобновились опалы и казни.

А дело в том, что в Европе появился царевич Дмитрий, якобы чудом спасшийся от убийц. Все, кто встречался с ним, были единодушны в одном: этот молодой человек искренне верил, что он царской крови, что он имеет право быть царем на Руси. Прибавьте к этому царственную осанку, необыкновенное достоинство во всяком движении и обхождении, склонность к благородным занятиям, наукам и искусствам, воинскую доблесть, страстную любовь к верховой езде и охоте…

Правительство Годунова сразу отождествило этот призрак с беглым монахом-расстригой Григорием Отрепьевым и потребовало у Польши его выдачи. Но документ об Отрепьеве составлялся второпях, в нем оказалось много неточностей. Поэтому сторонники Самозванца тогда и сторонники его подлинности сейчас твердят: возродившийся Дмитрий это один человек, а Гришка Отрепьев – другой.

Итак, их уже двое, призраков Дмитрия, погибшего в Угличе больше десяти лет назад. В лагере Самозванца уже на русской стороне появился и Григорий Отрепьев собственной персоной. Они пообщались, потом Отрепьев выпал из поля зрения историков. Но, возможно, это был пропагандистский трюк Самозванца-Отрепьева: он вдохновенно играл роль царевича Дмитрия, а его собственную, как полагают, исполнил монах Леонид.

Не Дмитрий, но сын Грозного царя

Есть такое замечательное русское выражение: «Митькой звали!» Значит, был – и нету. Интересно, что персонаж исчез безвозвратно, а имя осталось. Считают, что это имя Лжедмитрия накрепко засело в народной памяти. А может, все-таки под этой маской скрывался Отрепьев?

Звали его на самом деле Юшка Отрепьев, Григорием он стал уже в монастыре. Отец его (настоящий или приемный) Богдан Отрепьев был незнатным дворянином. В юности Юшка служил у бояр Романовых, но вскоре Романовы были объявлены заговорщиками, обвинены в намерении «достать царство» и отравить Бориса Годунова. Братья Романовы были схвачены и сосланы, а Федора Никитича Романова постригли в монахи под именем Филарета. Боярских слуг, защищавших своих господ, пытали и казнили. Отрепьев скрылся и постригся в монахи под именем Григория. Затем перебрался в Москву, в Чудов монастырь, там его способности заметил сам Патриарх Иов, сделал его переписчиком, а затем посвятил в диаконы, взял к себе на двор для книжного письма. Затем Григорий был замечен в распутном поведении и воровстве (в тогдашнем значении «воровство» понималось как государственное преступление) и бежал в Киев. Там служил некоторое время дьяконом, потом окончательно оставил монашество, познакомился с католическим вероучением и с чернокнижием. Его преследовали, он бежал и в конце концов объявился в Польше

Что ж, если Юшка-Григорий служил у Романовых, то он мог получить и некоторое образование, и навыки достойного обхождения. А что, если Романовы – самые сильные оппозиционеры Годунову – специально готовили Отрепьева для каких-то своих дальних целей? А что, если Юшка-Григорий действительно царской крови – один из десятков или сотен внебрачных детей Ивана Грозного, отданный на воспитание Богдану Отрепьеву? Тогда становятся понятны царственное поведение Самозванца и его абсолютная уверенность в своем праве на престол: ну не Дмитрий, но тоже сын Ивана Грозного!

Подтвердить эту догадку сложно (заговоры не протоколируются), но кое-что служит ей основанием. Когда Годунов узнал, что в Польше объявился Лжедмитрий, он закричал боярам: «Самозванец – это ваших рук дело!» И еще: когда Лжедмитрий уже выступил в поход на Москву, из Сийского монастыря поступил донос на старца Филарета (в миру Романова): он, мол, веселится, на монахов лается, рассказывает, как он славно прежде жил, и говорит при этом: «Увидите, каков я впредь буду!» Видно, добрые вести получил старец с «воли»: замысел его близок к воплощению, грядет освобождение и возвышение.

Наконец, остается главный вопрос: мог ли быть Самозванец истинным царевичем Дмитрием? Руководствуясь здравым смыслом, зададим себе простой вопрос: мог ли больной эпилепсией, притом в довольно тяжелой форме, излечиться сам собою? А между тем у Самозванца ничего похожего не наблюдалось. И вообще он был на редкость здоровым и выносливым человеком. Исцеление без специального лечения (а какое уж там лечение в России в конце XVI века) можно рассматривать только как чудо. И кроме того, эпилептик это не только припадки, это еще и особый характер – мнительный, мстительный, тяжелый. Можно вылечиться от приступов эпилепсии, но характер эпилептика не меняется. А Самозванец хоть и был авантюристом высшей пробы, но злобы, подозрительности и мстительности в его поступках не было.

Последняя тайна

И все-таки в этой истории много мистического. Еще в бытность Самозванца царем на Москве люди заговорили о том, что он околдовал их. Когда же москвичи наконец расправились с Самозванцем, стали происходить странные события. Ночью над не погребенным телом Самозванца видели мерцающие огоньки, слышали пение и звуки бубна. «Бесы расстригу славят!» – говорили москвичи. Тело отвезли за Серпуховскую заставу и бросили в яму, где хоронили бродяг и нищих. Наутро тело оказалось у ворот богадельни, а возле него бродили два голубя, которые никак не хотели улетать. Тогда его закопали поглубже, но через неделю труп нашли лежащим на другом кладбище. «Земля его не принимает!» – передавали из уст в уста. Решено было сжечь труп, но и огонь не брал его. Останками Самозванца зарядили пушку и выстрелили в сторону запада, откуда он пришел. Вот уж действительно: «Митькой звали!»

Святой благоверный царевич Дмитрий Угличский был канонизирован в 1606 году. Его мощи обретены нетленными и торжественно доставлены в Москву. Сохранились воспоминания нескольких иностранцев, описавших тело царевича. После пятнадцати лет после погребения, пишет один из них, оно выглядело «столь же свежим, как если бы его только что положили в гроб». Другой свидетельствовал, что сохранилось не только тело, но и одежда, и сам гроб, и даже орешки, которые царевич будто бы держал в руке, когда вышел во двор, где его поджидали убийцы. Третий очевидец добавил красноречивую деталь: платье и орешки в руке царевича были испачканы свежей (!) кровью.

И это последняя тайна, связанная с именем царевича Дмитрия: кто лежал в том гробу?

Иллюстрации из архива автора