О войне как о войне

– Думаю, что ставка делалась на блицкриг. Задача была очень ограниченная: быстро захватить Цхинвали, где было немного войск – только южноосетинский ОМОН, выбросить там флаг и заявить, что вопрос с Южной Осетией решен. На случай подхода наших войск они организовали на подступах к Цхинвали одну-две танковых засады, но расчет был прежде всего на то, что российские войска быстро не развернутся. Для этого были основания. Давай вспомним с тобой хотя бы вторую чеченскую войну: Басаев уже 10-12 дней был в Дагестане, а мы все разворачивались, войска все шли и никак не могли дойти до места событий. Так что у грузин был расчет – быстро занять Цхинвали, а там уже России будет неудобно вмешиваться. Все-таки разные задачи – штурмовать город и защищать его…

– Почему Россия отреагировала так, словно ее грузинское вторжение в Южную Осетию застало врасплох? Медведев оказался в «рабочем отпуске», Путин благословлял Олимпиаду в Пекине… У них что, в свою очередь, не было данных о сосредоточении грузинских вооруженных сил? Тогда чем занималась разведка?
– Все-таки сосредоточение не носило стратегического характера. Ну, было там две бригады, которые быстро перебросили от Гори к Цхинвали. Счет шел на часы. В то же время совершенно очевидно, что наша разведка грубо проморгала грузинское вторжение. У нас скверная разведка, это неоспоримо. Плюс человеческий фактор. Именно к моменту вторжения в военных и политических кругах России сложилось ощущение, что в этот раз ничего не произойдет. Ведь ждали удара не в Южной Осетии, а в Абхазии, куда тянули железнодорожную ветку, перебросили туда железнодорожные войска. И в какой-то момент появилось ощущение, что грозными заявлениями, полетами самолетов и прочими демонстративными жестами упредили опасность, и грузины в этот раз не полезут. Есть данные, что все офицеры 76-й дивизии ВДВ, которая позднее была брошена в Цхинвали, как раз на дни вторжения получили отпуск. Еще один, очень важный фактор: у нас ведь теперь специфическая вертикаль, двухголовая. Армейская жизнь такого не терпит, в ней очень важно то, что американцы называют chain of command – цепь, по которой решение принимается и спускается на более низкие уровни. Единоначалие должно быть стопроцентным, решение должен принимать один человек. А в нашей ситуации, по-моему, время было потеряно на лишние обсуждения.

– Какой-то момент смятения и хаоса был?
– По моим подсчетам, от начала грузинской операции до нашего развертывания прошло часов 10-12. Так что, наверное, был. Совет безопасности, как мы помним, начал собираться только во второй половине дня 8 августа.

– А почему расчет был только на пехоту? Что, авиации в нашей армии нет?
– События показали, что с авиацией у нас дело обстоит совсем плохо. Вертолеты практически не использовались. Где все эти штурмовые вертолеты, о которых нам прожужжали все уши? Более того: когда уже стали наносить удары по грузинским войскам, в бой пошли очень старые машины, «Су-25»…

– Те самые, которые способны действовать только в ясную безоблачную погоду и днем?
– Те самые. Потом вдруг появился стратегический бомбардировщик «Су-22», который был сбит. Полная загадка: с какой целью в локальный конфликт был брошен бомбардировщик, задача которого выпустить крылатые ракеты, поражающие цели на расстоянии двух тысяч км? Мало того: его пилотировали не летчики СКВО, а летчики Центра боевого применения – элита элит российской авиации! Создается впечатление, что бросили все, что было. А было вот это.

– А может быть, в этой первоначальной заминке был политический расчет: промедлить, чтобы проявить ситуацию для остального мира?
– Слишком тонкая игра, я думаю. Так, специально медля, можно было упустить момент, и грузины реализовали бы свой замысел. Все-таки, я считаю, старались придти как можно быстрее. Это не блестящий результат с точки зрения современной армии. Но если сравнивать действия российской армии в Дагестане и в Южной Осетии – прогресс замечательный.

– Что из себя представляет грузинская армия с точки зрения современных стандартов?
– Вполне современная армия. Но она создана для вполне конкретных задач. Для войны с Россией она не годится. Возьми соотношение сил: в СКВО должно быть двести боевых самолетов, в то время как у грузин их едва набирался десяток. На порядок превосходство у России по артиллерийским системам, по танкам… Важно другое. Российская армия по-прежнему остается армией 70-х годов прошлого века. По моей оценке, мы находимся на первой трети пути в революции в военном деле. Появилась новая сфера военного противоборства – информационная. На базе информационных технологий созданы и широко используются современные системы и средства контроля, связи и разведки. Если говорить, чем отличалась грузинская армия от российской, то как раз этим. У каждого офицера был компьютер, на котором он видел линию фронта в полосе своих действий и получал целеуказание через GPS. В нашей армии этого нет, она ведь шла фактически без разведки. Героическая история о нашем генерале, который шел впереди колонны на первом БТР и попал под обстрел, с точки зрения современной армии выглядит анекдотом. Не может командующий группировкой попадать в танковую засаду!

– Представления о военной доблести сохранились в целости со времен Великой Отечественной…
– Ты совершенно прав: действовали, как в Великую Отечественную,– шли напролом. Ну, и проломили, конечно, в силу несопоставимости военной мощи. Поэтому сегодня Россию и обвиняют в непропорциональном применении силы. Однако, бомбили не только военные объекты, но и жилые кварталы в том же Гори даже не по злому умыслу, а потому, что у нас нет вооружений, которые могли бы осуществить идеально точное бомбометание.

– Как, ты считаешь, было бы правильно сформулировать итог этой маленькой войны? Россия победила?
– Россия воевала так, как воюют с агрессором, а не с народом, который еще недавно называли братским. По логике такого ведения войны, наверное, действительно надо было идти до Тбилиси, оккупировать страну и менять ее политический режим. В нынешних условиях я меньше всего готов называть эту войну победной.