С фотокамерой в аду

Месяц назад житель городка Майского, что в Кабардино-Балкарии, Юрий Афанасьевич Курогло принес в редакцию кипу старых потрепанных фотографий: «В 1974 году незадолго до своей смерти эти фотографии мне передал мой земляк – бывший узник Хемеровского концлагеря Дмитрий Александрович Алехин. Он верил, что когда-либо их можно будет опубликовать…»

И сами фотографии, и история их оказались уникальны. …К двадцати годам житель села Майского Дима Алехин успел и жениться, и обзавестись сыном. Жить бы ему да радоваться, если бы не война. Осенью 41-го Дмитрия призвали в армию, а уже в марте 2-я ударная армия, где служил Алехин, попала в окружение на пятачке между Новгородом и Любанью.

История так называемой «Любанской операции» не написана до сих пор. Известно, что, по замыслу ставки Верховного главнокомандующего и Генштаба, 59-я армия и 2-я ударная армия вместе с войсками Ленинградского фронта должны были не только прорвать блокаду Ленинграда, но и разгромить северо-западную группировку немцев. Однако план из-за путаницы с военачальниками и элементарной неподготовленности бойцов к ведению боевых действий провалился. И 180 тысяч наших солдат оказались в окружении.

2-я ударная армия три месяца оборонялась как могла в заболоченных лесах под поселком Мясной Бор. К июню практически не осталось боеприпасов. Из-за нехватки медикаментов то и дело умирали раненые и больные. На день люди получали по одному сухарю. Голод заставил искать пропитание – ели кору деревьев, мох, лягушек, а кое-кто не брезговал и человечиной.

24 июня немцы целые сутки обстреливали окруженных из всех видов оружия. Солдаты получили приказ выбираться из окружения мелкими группами, но сделать это смогли немногие. Большая часть их, в том числе раненный и контуженный Алехин, попали в плен.

Два месяца пленные находились в Двинском лагере. За это время рана у Дмитрия зарубцевалась. И хоть кормили в лагере не Бог весть как, Алехин, как и другие бойцы, на ноги поднялся.

В Двинский лагерь частенько наезжали вербовщики – бывшие советские офицеры, уговаривали перейти на сторону немцев, мол, все равно для Сталина вы все предатели и дезертиры. Были такие, кто согласился. Дима воевать против своих отказался.

Похоронная команда

Германия уже в 1941 году испытывала нужду в рабочей силе. В марте 42-го начальник главного хозяйственного управления СС генерал-оберштурмбаннфюрер Освальд Поль издал приказ о максимальном использовании заключенных концлагерей в качестве рабочей силы на различных производствах. В октябре 1500 узников Двинского лагеря погрузили в товарные вагоны и повезли через всю Европу в город Хемер, что находился на границе Германии и Франции. Им предстояло работать на шахтах и рудниках Рурской области.

Хемеровский концлагерь (шталаг VI-А) был основан в октябре 1939 года. В нескольких кирпичных казармах здесь содержали неблагонадежных французов, бельгийцев, голландцев. Советских военнопленных поселили в чистом поле под открытым небом. Чтобы хоть как-то укрыться от дождя и ветра, люди рыли землянки, пытались устроить какие-то навесы.

Первым делом узников заставили строить деревянные бараки. Через два месяца, когда бараки были готовы, людей под присмотром охраны и сторожевых собак стали гонять на шахты, где они добывали бурый уголь. Что до Дмитрия Алехина, то он попал в самую страшную команду – похоронную.

Из-за плохого питания и тяжелого труда узники быстро слабели и заболевали. Немцы считали непозволительной роскошью ждать, пока они умрут. Поэтому в ряде лагерей, в том числе и в Хемеровском, они стали осуществлять так называемые акции «14-f-13», а попросту – принудительное умерщвление. Людей загоняли в баню и травили газом «циклон Б».

Дмитрий и другие члены похоронной команды вытаскивали трупы погибших на плац и сортировали. Тех, кто имел золотые зубы и коронки, откладывали в сторону, чтобы лагерные стоматологи смогли изъять золото. (Часть золота передавали санитарному управлению СС, и в дальнейшем его использовали при протезировании, часть поступала в рейхсбанк.) Тела остальных везли на повозках на импровизированное кладбище, где их хоронили во рвах.

Первое время Дмитрий ходил сам не свой: не мог ни есть, ни пить, мертвецы приходили к нему по ночам. Потом привык.

Из могильщиков в фотографы

В декабре 43-го лагерное начальство было озабочено низкой производительностью труда. Тогда в Хемеровский лагерь с целью проверки агитационной работы прибыл подполковник Корбунов из штаба Русской освободительной армии (РОА). Он-то и посоветовал коменданту лагеря уменьшить питательный рацион для тех, кто не выполняет норму, и за счет этой экономии улучшить питание для узников, норму выполняющих. После внедрения «рационализаторского» предложения смертность в лагере резко увеличилась.

Похоронную команду стали кормить раз в сутки по вечерам. Алехин быстро превратился в доходягу да еще заболел туберкулезом. Дима понимал, что при первой же «селекции» его отправят в баню. Чтобы выжить, надо было работать.

Вспомнив о своем довоенном увлечении фотоделом, Алехин решил попытать счастья в лагерной фотолаборатории. Возглавлял ее москвич Александр Гусев. Рассказывали, что до войны он был фотокорреспондентом в известной столичной газете, а в плен попал при выполнении редакционного задания. Гусев, устроивший экзамен Дмитрию, его познаниями был удовлетворен. И похлопотал о его переводе из похоронной команды.

В фотолаборатории снимали (анфас и в профиль) только французов, бельгийцев и других иностранных заключенных. По сравнению с похоронной командой работа была легкой. К тому же фотографу полагался лишний черпак баланды.

Чуть окрепнув, Дмитрий Алехин задумал неслыханное: в концлагере, где даже немецкие офицеры могли фотографировать объекты только по специальному разрешению руководства СС, он решил создать «фотолетопись лагерных ужасов».

Зимой и весной 44-го он бродил по лагерю, скрывая под старой немецкой шинелью фотоаппарат, висящий на груди. Не надеясь дожить до освобождения, Дмитрий зарыл тщательно упакованные фотопленки в один из рвов, где были похоронены заключенные. «Если лагерь освободят, то могилы наверняка будут вскрывать», – думал он.

Узнай кто о его подпольной деятельности, Алехина бы повесили.

В 1944 году шталаг VI-А был превращен в лагерь смерти. Сюда со всех шахт, рудников и предприятий Рурской области привозили умирать заключенных – русских, евреев, поляков. Мест в казармах не хватало, и люди, как и 42-м, пытались укрыться в землянках. Раз в сутки они получали черпак баланды и 200 граммов хлеба. На такой «диете» узники быстро превращались в ходячие скелеты. Тесный вонючий лазарет был забит туберкулезниками и тифозными больными.

Какое-то время скончавшихся от голода и болезней и отравленных газом продолжали хоронить во рвах, а потом в лагере был построен крематорий. Пепел из него рассыпали по соседнему полю.

А рядом, в лагере для иностранцев, была совсем другая жизнь. Их не били надзиратели, и они имели право переписываться с родными. От лагерного пайка (230 г хлеба, 0,5 кг картошки, 15 г маргарина, 20 г конины плюс две кружки суррогатного кофе) многие из них отказывались. Регулярно раз в месяц они получали посылки от Международного Красного Креста, продукты присылали религиозные организации и родственники. В шкафчиках у заключенных лежали тушенка и паштеты, сахар и шоколад, концентрированное молоко и бисквиты, зеленый горошек и сардины… Красный Крест снабжал их одеждой и обувью. Его инспекторы часто приезжали в лагерь с проверками, интересовались бытовыми условиями, медицинским и культурно-просветительским обслуживанием заключенных. К английским и американским военнопленным, появившимся в лагере в 1944 году, немецкие офицеры относились подчеркнуто уважительно.

Советские военнопленные вначале не могли понять, почему к ним немцы относятся хуже чем к скоту. Объяснили агитаторы из Русской освободительной армии. Оказалось, СССР не подписал Женевскую конвенцию об обращении с военнопленными. Мало того, Сталин отказался обмениваться с немцами списками пленных и принимать для них посылки.

В марте 45-го советским военнопленным перестали выдавать хлеб. Они получали по кружке баланды из брюквы и мучной болтушки. Немцы объясняли, что из-за наступления русских, американцев и англичан привезти продукты в лагерь невозможно.

Гонять узников на какие-либо лагерные работы перестали. У кого были силы, тот брел на помойку искать картофельные очистки

Альбом ужасов

Из-за яростного сопротивления эсэсовцев бои за Хемер шли до 17 апреля. При этом немало советских военнопленных погибло при артобстрелах освободителей.

Прибывшие в лагерь американцы быстро принялись кормить, лечить и одевать наших военнопленных. В последующие два месяца в шталаг VI-А свозили всех советских граждан, оказавшихся в английской и американской оккупационных зонах.

Опьяненные свободой люди искали земляков и однополчан, ходили друг к другу в гости и устраивали застолья, выменивая самогон и спирт у местных жителей. Однажды бывшие узники нашли бочку со спиртом, а тот оказался отравленным. Несмотря на старания американских медиков, 400 человек скончались.

Пока весь лагерь «гулял», Дмитрий Алехин работал в фотолаборатории. Откопав свои пленки, он печатал фотографии. Да и от желающих сфотографироваться отбоя не было. Один американский генерал, получив от Димы альбом с фотографиями, даже подарил ему часы с надписью «Пентагон».

В течение нескольких месяцев бывшие узники ждали отправки домой. И все это время их обрабатывали агитаторы. Американцы, устраивая концерты своего джаза, одаривая узников подарками, убеждали их остаться на Западе, так как в Союзе их посадят за решетку. Советские офицеры в доказательство того, что родина ждет своих сыновей и дочерей с распростертыми объятиями, устраивали концерты украинского ансамбля песни и пляски, выступления физкультурников и футбольные матчи.

Остаться на Западе согласились немногие, и среди них – Александр Гусев. Ходил слух, что ему удалось перебраться в Америку. Остальных из Германии перевезли в Белоруссию, в фильтрационный лагерь. После проверки кто-то из узников вновь попал в лагеря, кого-то отправили в армию, кого-то отпустили домой.

По возвращении в Кабардино-Балкарию Алехина долгое время не принимали на работу, он подозревал, что из-за лагерного прошлого. Потом удалось устроиться сторожем. Позже перешел в котельную, где и проработал кочегаром до самой смерти.

Еще в Германии Дмитрий, опасаясь, что фотографии могут изъять в фильтрационном лагере, раздал по 2-3 штуки разным людям с условием, что потом они перешлют ему фото. Кто-то фотографии вернул, кто-то оставил себе.

Первым человеком, кому Алехин показал свой «альбом ужасов», был его 18-летний сосед Юра. Парнишка, ничего не знавший о лагерном прошлом Дмитрия Александровича, спросил, почему тот его не опубликует. «Да меня КГБ сразу же арестует, – ответил Алехин. – Попробуй потом докажи, что я не сотрудничал с немцами, а снимал концлагерь, рискуя собственной жизнью…»

По свидетельству бывшего бургомистра города Хемер Клауса Бурда, в их краях похоронено около 23 тысяч советских военнопленных. Сколько узников было сожжено в крематории, неизвестно до сих пор.

Незадолго до смерти Дмитрий Алехин вспоминал: «Весной 45-го на поле, где рассыпали пепел из крематория, местные жители, не ведая о жутком «удобрении», высадили капусту. Осенью, когда нас увозили из лагеря, они собирали небывалый урожай. Поле было усеяно кочанами, а мне виделись людские черепа…»