Сахалин — не Россия

Постоянный автор «Совершенно секретно», несмотря ни на что, продолжает осваивать на скутере просторы родины (см. №7 за 2007 год и №8 за 2008 год)

Брожу по берегу Татарского пролива в поисках парома на Сахалин. Здешний паром – это огромный трехпалубный корабль, в недрах которого помещаются большегрузные автомобили и составы. Проезд на пароме стоит недешево, потому, решив сэкономить, договорился с одним из дальнобоев закинуть скут в его пустую фуру. Дальнобойщики – люди не алчные, с нищих странников денег не берут.
Как только паром отчалил, все пассажиры вывалили на верхнюю палубу, достали телефоны, и начался бесконечный процесс прощания с друзьями, родственниками и друзьями родственников. То ли здесь такая традиция, то ли никто из пассажиров не был уверен, что паром дойдет до противоположного берега. Паром отечественный, и его вид доверия не вызывал – борта ржавые, каюты разбиты, специфический корабельно-туалетный запах, вентиляции нет. В нашей каюте в двери была выбита огромная дыра, которая, вероятно, и должна была обеспечивать вентиляцию. Но, несмотря ни на что, до острова мы все же доплыли и сошли в Холмске.
Для начала я отправился в здешнюю столицу, Южно-Сахалинск. Из Холмска идет великолепная автострада, что для Сахалина большая редкость (как позже выяснится, для Сахалина и асфальт большая редкость), но я поехал по всеми забытой старой японской дороге, поглощенной сахалинскими джунглями, по которой давно никто не ездит. Для скутера она вполне пригодна. Для скутера вообще непроходимых дорог нет – где не проедет, там перенесешь, где не перенесешь, там перевезешь. За полтора дня на этой дороге я не встретил ни человека, ни транспорта – не дорога, а мечта путешественника. И при этом избыток экзотической растительности, большую часть которой я видел впервые. Чего, например, стоил главный сорняк Сахалина, курильский бамбук, заполонивший буквально все вокруг. Влажность на Сахалине стопроцентная, поэтому растительность страдает гигантизмом. Маскируя скутер на ночь от посторонних глаз, я накрывал его тремя огромных лопухами, из-под которых он был не виден. А во время дождя сам вставал под один из лопухов – хоть рост у меня далеко не японский.
Постоянно переезжаю через какие-то речки и ручьи, мостов, естественно, нигде нет. Влетаю в очередную речушку на своем двухколесном «внедорожнике», струи разлетаются в разные стороны, под колесами образуется почти сухая колея, по которой я и лечу вперед. На второй день встретил первый автомобиль – обгорелый микроавтобус, невольный свидетель чьих-то криминальных дел. В дальнейшем я буду постоянно встречать на дорогах Сахалина японский автомобильный лом. А когда вечером увижу большую помойку, пойму, что Южно-Сахалинск уже недалеко.

Потомки добрых каторжан

В Южно-Сахалинске я познакомился с самым известным бомжем Сахалина, Робинзоном. С космонавтами, перед тем, как запустить их в космос, целые институты работают, его же можно хоть сейчас в космос запускать, он и там будет прекрасно себя чувствовать. Не случайно ведь самыми первыми в мире космонавтами были четвероногие бомжи – дворняги, пойманные на московских улицах. Кто выжил на нашей улице, тому никакой космос не страшен.
Из Южно-Сахалинска еду по берегу на север острова. Кто-то сказал, что каждый путешественник должен иметь цель. Я еще цель не придумал, поэтому пока просто решил объехать весь Сахалин по побережью. Въехал в рыбацкий поселок Стародубское. Здесь через каждые двадцать метров на берегу сидит по рыбаку, рядом бегают рыбацкие дети (с детсадами и тут проблемы), каждый рыбак время от времени на лодке оплывает свои сети, уходящие далеко в море. Стародубское знаменито тем, что здесь до сих пор стоят советские доты, охранявшие некогда наши восточные берега от вероятного противника. Представляют они собой врытые в берег башни от танка Т-34.
Теперь самый разгар лета, а купаться в Охотском море что-то не хочется, да и купающихся не видно. Редкие пляжники предпочитают загорать, нежась на берегу, а если и заходят в море, максимум по колено, еще зачем-то ворошат палками кучи морского мусора. Как вскоре выяснилось, ищут янтарь, вымываемый только здесь из морских глубин. Когда-то этим промышляли и местные жители, потому что кто-то пустил слух, что янтарь «будут принимать». Слух как пришел, так и ушел, а янтарь остался. Говорят, в каждом доме скопилось по мешку необработанного янтаря. Я тоже поддался всеобщему искушению и стал ворошить прибрежный мусор. Янтарь оказался мелким, бусы из него не сделаешь, можно найти и крупный, но для этого нужно потратить целый день. Я же за пару часов собрал ладошку янтаря и на этом успокоился. Рыбки в аквариуме будут и этому очень рады.
В Стародубском случайно познакомился с одной семьей, к которой зашел бензин попросить. Так как на Сахалине сохранилось к путникам правильное отношение, просьба о бензине переросла в продолжительное застолье. Надо сказать, что с бензином на Сахалине все не просто – взять его негде. В городах еще можно найти, а в деревнях и поселках, которые и составляют весь Сахалин, легальным бензином и не пахнет. Я уже давно заметил: там, где нефть добывают, у нас всегда с бензином проблемы – или он очень дорог, или его нет. На Сахалине и то, и другое. Расстояние между заправками более 150 километров, а скутер без дозаправки такой путь пройти не может. Поэтому во время сахалинских путешествий мне приходилось самыми нетрадиционными способами утолять бензиновый голод, обычно с помощью местных жителей.
В семье, к которой я зашел за бензином, меня и накормили, и напоили, и даже икрой обещали осчастливить. Один из их родственников учится в нашем городе, и они обещали осенью с ним передать баночку. (На Сахалине только два вуза, а островная молодежь в поисках хорошего образования разлетается по всей стране, тем более, что каждый его житель раз в год может себе позволить слетать в пределах России куда угодно, и ему этот перелет обязано оплатить государство.)
С братским отношением к себе абсолютно незнакомых людей я буду сталкиваться постоянно и очень скоро пойму, что здесь это норма существования. Где на протяжении всего ХХ века содержались лучшие русские люди? В тюрьме, ссылке, да на каторге. Поэтому Сахалин, как и Соловки или глубинная Сибирь, стали заповедной землей.
Хозяйка семьи – учитель литературы, хозяин – браконьерит понемногу, как и все мужское население Сахалина. Он всю жизнь за рулем, но прав у него нет, и никогда не было. Говорит: «Они мне не нужны. В город я на машине не езжу, а здесь менты легковушки не останавливают, их больше грузовики интересуют, на которых рыбу вывозят. Один такой остановишь, и месяц можно не работать».

Здесь рыба – не товар

У дороги торгуют селянки. Мне хочется попробовать сахалинскую рыбу, но у них есть полуметровые крабы, пирожки с красной рыбой, икра из-под прилавка, только самой рыбы нет. Спрашиваю: где рыба? Только руками разводят. Позже до меня дойдет: на Сахалине, где рыбы, как грязи, местным жителям в голову не приходит, что ею имеет смысл торговать.
Типичная для Сахалина картина: на трассе одиноко стоит иномарка, бери – не хочу, но никто не берет. Может, еще вчера она бегала в потоке собратьев, но сегодня это куча никому не нужного обгорелого металлолома. Единственный автомобиль Сахалина – джип. В современном заасфальтированном мире джип стал имиджевым автомобилем, а здесь он служит своему истинному предназначению. Обилие джипов на Сахалине говорит не о благосостоянии жителей, а о состоянии местных дорог. Новых здесь давно не строят, а последнюю, похоже, проложили еще японцы, как минимум 50 лет назад. Дорога, соединяющая весь Сахалин с юга на север одна, по ней может проехать любой автомобиль, но чтобы съехать с нее, нужен джип. Первую половину ХХ века Южный Сахалин принадлежал японцам, которые создали здесь всю инфраструктуру, и ею мы, русские, пользуемся до сих пор, ничего нового не создавая и не улучшая старого.
Проехав треть острова по восточному берегу Сахалина, в поселке Взморье решаю свернуть на западный, тем более что дорог, соединяющих два берега, не так много. Хочу познать остров во всем его многообразии, а западный берег гораздо интереснее для путешественника – он более дик, менее заселен, и палатку можно установить прямо на берегу моря, а не прятаться каждый раз в лесу с наступлением вечера. После Стародубского проехал уже 150 километров, а заправок все нет, и когда будут, неизвестно. Опять пришлось воспользоваться помощью местных жителей – и вновь денег не взяли.
Западный берег Сахалина, он же Татарский пролив, действительно абсолютно пустынен, – ни тебе рыбаков, ни пляжников. Не берег, а мечта странника. А если ехать по самой кромке, где влажный песок, колеса в песке не утопают.
Палатку поставил у самого моря, но потом стало страшновато: вдруг ночью случится прилив, и я проснусь в воде, если вообще проснусь? Пока устанавливал палатку, очень захотелось искупаться в море, но пока раздевался, шел к воде, так замерз на промозглом морском ветру, что желание само собой улетучилось. Просто походил босиком по воде – это и было моим единственным «купанием» в Татарском проливе, он же – Охотское море, оно же – Тихий океан.
Что ни говори, хорошо ночевать на берегу и впитывать морские шорохи и звуки. Есть даже такая специальная «музыка для оздоровления и медитации», называется – шум моря. А здесь круглые сутки звучит эта музыка. Какое замечательное здоровье должно быть у приморских жителей, которые слышат ее круглосуточно. Вот только плохо, что из-за этого морского шума я ничего более не слышу, и скутер ночью могут увести из-под носа.
Въехал в поселок городского типа Шахтерск (они тут все только типа городские), бензина, естественно, нет. Мне это уже начинает надоедать. Дальше ехать с пустым баком нельзя, – если здесь живут люди, значит, они на чем-то ездят, и их транспорт потребляет бензин, нужно только его найти. Бензин раздобыл в дорожном ремонтно-строительном управлении – аж пять литров и опять бесплатно. Нет, на Сахалине и в самом деле никто деньги за ценность не считает, то есть знают их истинную цену.
На окраине поселка наткнулся на целую гору японского автомобильного хлама. Можно было бы тут задержаться, собрать машину и дальше ехать в авто. Только жаль, что я могу путешествовать исключительно на скутере. До него все транспортные средства перепробовал – ноги и велосипед, мотоцикл и автомобиль, – и понял, что все прочее пустая трата времени, сил и денег. Даже мотоцикл, хоть и имеет те же два колеса, не сравним со скутером: слишком тяжел и быстро едет, поэтому не успеваешь впитать красоту окружающего мира. А ради чего же еще путешествовать? Скутер тем хорош, что идет со скоростью коня, на котором человек ездил испокон веков, и человеческий глаз только с этой скоростью способен по-настоящему воспринимать окружающий мир

И деньги здесь – не деньги

Проезжаю последнее поселение на трассе по западному берегу, некое Бошняково, далее дороги по берегу нет, дорога уходит в глубь острова и на противоположный берег. Пока рыскал по городку в поисках топлива, со всеми перезнакомился, нашел мужичка из Южно-Сахалинска, который занимается поиском мертвых японских городов, ездит по Южному Сахалину и собирает экспонаты для будущего японского музея. На Сахалине до сих пор нет ни одного японского музея, и вообще нет ничего, что бы напоминало о полувековом пребывании здесь японцев. Спросил у него, нет ли и на моем пути какого японского поселения? Оказалось, есть, только мне нужно немного изменить маршрут – по сахалинским джунглям проехать в русскую деревню Пильво и от Пильво уже пешком идти по берегу к бывшему японскому городу Амбецу. Дорога до Пильво очень плохая, но на скутере проехать можно. У самого собирателя японских древностей небольшой джип «судзуки-самурай», который славится малым весом и высокой проходимостью. Предложение заманчивое. Вряд ли я когда-нибудь попаду в Японию, так почему не воспользоваться случаем и не посетить отдельно взятый японский город, пусть и мертвый?
В Бошняково познакомился с местным корейцем, оказавшимся каким-то начальником. Он устроил меня бесплатно в гостиницу, распорядился выдать новые сапоги, когда увидел, что я собираюсь покорять их джунгли в сандалиях.
Сахалинские корейцы – отдельный разговор. Это все то живое, что осталось от японского Сахалина, или Карафуто, как его называли японцы. Когда после Великой Отечественной войны сахалинских японцев высылали на родину, вместе с японцами выразили желание покинуть Сахалин и айны, местная народность, аборигены Сахалина. Сегодня на Сахалине нет ни одного японца и ни одного айна. Зато остались практически все корейцы (около 60 тысяч), которых японцы завозили из Южной Кореи как дешевую рабочую силу (до сих пор здесь ходят страшилки о японском рабовладельческом строе, когда корейцам за малейшую провинность рубили головы). Поэтому на сегодняшний день весь Южный Сахалин перенаселен корейцами. Встречая их повсеместно, я сначала думал, что это одна из местных народностей, и был необычайно удивлен, когда узнал, что это чистокровные корейцы, причем по-русски они говорят, как и мы, ибо практически все родились уже в России. Примечательно, что когда японцы решили исправить ошибку своего прошлого и предложили сахалинским корейцам вернуться на родину, оплатив им переезд и жилье в Южной Корее, то лишь полторы тысячи пожилых корейцев покинули гостеприимный Сахалин.
Из Бошняково я часть пути ехал на вахтовке, это здесь общественный транспорт, никакой другой просто не пройдет. Скутер мы забросили в кабину, и на развилке меня благополучно выгрузили в тайге. Нам со скутом предстояло по таежной дороге ехать опять на западный берег в тупиковую, забытую богом и людьми деревню Пильво.
Сижу у дороги, никого не трогаю, кипячу чай на газовой плиточке. Вдруг останавливается дремучий «Москвич», из которого выходит мужичок и задает стандартные вопросы: кто, куда да откуда? Далее поступает нестандартно – шарит в своих карманах, выгребает деньги, оставляет немного себе, остальные сует мне и уезжает, сказав напоследок: «Деньги – это дерьмо, но тебе они больше пригодятся». На его дерьмо я буду жить несколько дней. Ну где еще у одинокого путника на пустынной дороге не отнимут последнее, а еще отдадут свое последнее? Нет, Сахалин – это точно уже не Россия.
Далее путь держу в Пильво. Впереди меня туман и полная неизвестность – что-то ждет впереди, как примут, найду ли кров и пищу? Пильво – тупиковая деревня, поэтому машин практически нет, за все время проехало только два джипа. Вокруг дикая тайга, из которой в любой момент может выйти медведь. На вопрос, агрессивны ли на Сахалине медведи, мне объяснили, что медведи у них встречаются трех типов: любопытный, пофигист и агрессивный, он же подранок. Но все три типа сейчас сыты, потому что лосось идет. О медведях-людоедах, которые в Сибири обычное явление, здесь даже не слышали. А других крупных хищников на острове не водится. Волкам на Сахалине не климат. Те стаи, что иногда перебегают с материка по льду, отощав за зиму, на следующий год убегают назад. Тут очень много снега, и волкам охотиться трудно.
На полпути в Пильво нас со скутером подобрал раздолбанный пикап, в котором сидели три паренька. Пикап – это тот же джип, только с кузовом. Закинули скутер в кузов пикапа и поехали в Пильво. Парни оказались хоть и трезвые, но абсолютно безбашенные, я это понял только когда мы тронулись, то есть слишком поздно. Ездят они исключительно на предельной скорости, и мне оставалось лишь закрывать глаза и молиться, чтоб нам навстречу из-за очередного поворота не выскочил такой же безбашенный джип. Спасало одно: дорога была пустынна. Парни  предупредили, что они по пути в Пильво хотят немного порыбачить. Тут я узнал, как ловят рыбу в сахалинской глубинке: надо найти в реке ямки, где стоит лосось, пришедший на нерест, потом эти ямки пройти с бреднем, и после каждого прохода в сети оказывается
5-10 рыбин, каждая около полуметра. Самцов парни сразу выкидывали в реку, толку от них мало, самок забирали. Как я понял, рыба без икры на Сахалине за рыбу не считается.n

Окончание следует