Сотрудничество или коллаборационизм

Что могло бы заставить вас окончательно порвать отношения с властными структурами?

В опросе «Совершенно секретно» приняли участие известные люди, входящие в такие организации, как Совет при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека или Общественная палата. К отказу от сотрудничества с властями призвал писатель Григорий Чхартишвили (Борис Акунин) на Болотной площади 6 мая 2013 года, спустя год после инаугурации Владимира Путина и начала репрессий в отношении участников массовых протестов.
«Вы могли в ситуации авторитарного государства худо-бедно говорить себе про теорию малых дел, про то, что все не так ужасно. Но если в стране будут сидеть люди и это станет основным правилом игры, ни один порядочный человек с таким государством сотрудничать не может и не должен. Это называется не сотрудничеством, а позорным словом «коллаборационизм». Уважаемые мэтры, пожалуйста, знайте, что каждый раз, когда вы окажетесь на телеэкране в одном кадре с диктатором, это будет означать, что вы поддерживаете диктатуру… Не может быть никакого сотрудничества с полицейским режимом для порядочного человека», – заявил со сцены Борис Акунин.

Михаил Федотов,
советник Президента России, председатель Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека:

– Я абсолютно убежден в том, что, безусловно, Борис Акунин имеет полное моральное право высказывать то, что он считает нужным, и я совершенно не собираюсь на него обижаться или возмущаться его словами. С его точкой зрения я отчасти согласен. Тот, кто не хочет ничего добиться в своей стране, может отправиться во внешнюю или внутреннюю эмиграцию: уехать в другую страну или отправиться на свою кухню и оттуда ругать российскую власть. От этого порядки не изменятся, такой уход никак не помогает позитивным изменениям. Для тех людей во власти, которые хотят, чтобы страна перестала развиваться, чтобы не было реальной модернизации, при которой Россия стала бы нормальной европейской страной, такие люди очень удобны. Они выходят из игры. Покидают площадку. С точки зрения своего внутреннего «я», в диалоге со своей совестью, они могут сказать: «Я не хочу иметь с этой властью ничего общего, поэтому я ухожу». Возможная позиция, я ее уважаю. Но есть и другая позиция: «Пока я понимаю, что от моего участия может что-то измениться к лучшему, я должен это делать». Я постоянно повторяю, что у порядочного человека нет другого пути, кроме пути долга. Если от его деятельности не происходит ничего позитивного, более того, если он ничего не может изменить к лучшему – то нечего ему и хотеть.
Я исхожу из того, что мы очень много можем, но, к сожалению, не все успеваем. Не на все хватает сил, упорства, убедительности аргументов. Претензии мы должны предъявлять в первую очередь самим себе.

Александр Верховский,
директор информационно-аналитического центра «Сова», член Совета по правам человека при Президенте РФ:

– Вопрос о том, в какой форме должно происходить общение с властью и должно ли оно происходить вообще, – вечный. Моя позиция проста: организации вроде моей, которые не являются частью политической оппозиции и в принципе не политические, не имеют причин бойкотировать отношения с властью, кроме одной: содержательного смысла. Если его нет, то общение должно прекратиться. После какого события можно сказать: «Все, общаться с властью больше нельзя»?

Субъективный вопрос. Многое зависит от ожиданий. Мои ожидания в отношении взаимодействия с властями не очень высоки. Если хоть какой-то вред этими контактами можно предотвратить, хорошо. Сейчас, например, удается притормаживать дурацкий закон об оскорблении чувств верующих. Мне кажется, что смысл в общении с властями есть, хоть его и мало. Я не думаю, что легитимность власти зависит от того, общаются с ней приличные люди или нет. Это неправильный подход. Легитимность определяется другим. Никто не спорит, что выборы могли быть отчасти сфальсифицированы. Но никто не спорит с тем, что все равно «Единая Россия» и Владимир Путин их бы выиграли. В конце концов, если мы не будем иметь дела с властью, то что мы делать будем? Ходить раз в неделю на митинг? Да. Одно другому не мешает. Но на баррикады лично я не собираюсь. Сейчас, очевидно, не та ситуация.

Один из митингов оппозиции в Москве (фото Юрия Тимофеева)

Иосиф Дискин,
заместитель председателя Научно-экспертного совета Всероссийского центра изучения общественного мнения, сопредседатель Совета по национальной стратегии, член Совета по правам человека и Общественной палаты России:

– Заявление Акунина меня удивило. Григорий Чхартишвили человек образованный. Он знает, чем кончилась подобная история. Его выступление – прямой аналог Выборгского воззвания депутатов первой Государственной думы 1906 года. Это прямой путь к революции, за которую Россия дорого заплатила. Меня бы отношения с властью заставили порвать ее прямые, открытые нарушения своих обязательств перед народом, чего сегодня нет. С моей точки зрения, мы имеем очень народную, иногда даже слишком народную власть, которая все время беспокоится об интересах большинства

Думаю, на нынешней Болотной действовал не разум, а аффект. Действовал не серьезный востоковед Чхартишвили, а именно писатель Борис Акунин. Это разные персонажи. Реальное понимание того, каковы взаимоотношения власти и народа, утрачено, на мой взгляд. Главное же заключается в том, что основное качество российских радикальных либералов – глубокое неуважение к собственному народу, к его выбору, к праву самим оценивать власть. Никто в мире, включая самых либеральных экспертов, не сомневается, что президент Путин избран действительно большинством населения России и пользуется поддержкой этого большинства. До какой степени надо быть не демократом, чтобы не уважать выбор большинства собственного народа? Когда власть разойдется со своим народом, я буду со своим народом. В чем будет расхождение? В том, что власть начнет нарушать свои социальные обязательства, в том, что она будет игнорировать интересы народа, нарушать права, которые сам народ считает фундаментальными.

Иван Засурский,
президент Ассоциации интернет-издателей, главный редактор «Частного корреспондента», член Совета по правам человека:

– Совет, действительно, постепенно теряет актуальность и смысл, но остается одним из немногих каналов коммуникации с президентом. Однако ужесточение цензуры в Интернете и реальные (а не символические) репрессии или ужесточение режима (которое пока что дальше глупых законов не идет) лично для меня означало бы, что в участии в работе совета больше нет смысла. Впрочем, я намерен и дальше пытаться объяснять на разных примерах, что нет ничего опаснее и глупее, чем доводить интеллектуалов Москвы до белого каления просто ради того, чтобы напугать рабочий класс. До ситуации в Сирии нам далеко еще, но, к сожалению, поступки власти говорят о том, что власть не стесняется приемов из арсенала Геббельса и плодит образы врагов народа вместо того, чтобы стремиться к выработке такого курса, который бы устроил всех.

Елизавета Глинка (доктор Лиза),
исполнительный директор международной общественной организации «Справедливая помощь», член Совета по правам человека при Президенте РФ:

– Я не считаю президентский Совет по правам человека властной структурой. Там есть разные люди, есть оппозиционеры, есть члены «Единой России». Этот орган позволяет нам общаться. Если бы совет был политической организацией или органом власти, я бы в него не пошла. Все, что мне интересно, – права человека.

Анатолий Кучерена,
председатель Центрального совета Общероссийского общественного движения «Гражданское общество», адвокат, член Совета
по правам человека и Общественной палаты России:

– Конечно, мы, бывает, по-разному относимся к власти и окружающим. В данном случае надо понять цель общения с властью. Я неравнодушный человек, на протяжении многих лет я вскрываю серьезные проблемы, которые существуют в нашем обществе. Прекращать диалог с властью я бы не стал. Если активные граждане с позицией лишатся возможности спорить с властью и указывать ей на ее недостатки, о каком демократическом государстве можно говорить? Совет по правам человека, Общественная палата – эти структуры помогают указывать на недочеты. Я не хочу хвалить себя, но мне удавалось много помогать людям именно благодаря этому. Мне удавалось добиваться от власти исправления ошибок: вспомните Южное Бутово, вспомните «Речник». Эти поселки хотели смести с лица Земли. Но не сделали этого, как бы тяжело ни было бороться за жителей мне и моим коллегам. Закрыться неким панцирем нельзя, иначе не будешь видеть проблемы вокруг. Чем больше будет людей «без панциря», тем быстрее мы будем исправлять ошибки, которые порой совершает власть.

Лилия Шибанова, директор Ассоциации «Голос», член Совета по правам человека:

– У «Голоса» и других общественных организаций очень мало прямых контактов с властными структурами. Мы занимаемся мониторингом на выборах, и наша задача в отношениях с властью – войти на избирательный участок и находиться там. Больше никаких. У других общественных организаций ситуация хуже. Они занимаются социальными проектами, и они обязаны постоянно взаимодействовать с институтами власти. Борис Акунин призывает людей понимать, с какой властью мы сегодня имеем дело, и относиться к ней соответственно

Я не могу сказать, что, входя в совет, рассчитывала, что преследования «Голоса» прекратятся. Две трети совета представляют серьезные правозащитные организации. Одна треть – это организации, которые направлены в совет, чтобы отражать точку зрения власти. Совет состоит из разных людей. Но правозащитная группа в совете сильная. Участие в совете как некая защита нас от нападений власти не работает – мы убедились в этом, когда «Голос» получил предписание зарегистрироваться как «иностранный агент». Но возможность объединять усилия сохраняется.

Что бы поставило крест на моих отношениях с этой структурой? Я писала членам совета, что после кампании против всех некоммерческих организаций с применением абсолютно неправовых методов требованием совета должна стать прямая встреча с президентом и прямой разговор лично с ним. Мы ждем этой встречи. Если он ее не назначит и не пойдет на прямой разговор, то числиться его советником бессмысленно, поскольку, кроме советников Чурова и Володина, видимо, ему больше никто не нужен.

Николай Сванидзе, телеведущий, член Совета по правам человека и Общественной палаты России:

– Могу говорить только про себя: проблема, о которой говорил Акунин, – проблема репутации и морального выбора, – всегда носит исключительно индивидуальный характер и решается не групповым образом. Если я увижу, что мое присутствие в Совете по правам человека ни к чему не приводит, я из него выйду. Это произойдет в той ситуации, если совет превратится в декорацию, с помощью которой Западу демонстрируют видимость соблюдения прав человека. Приводить конкретный пример, при котором бы такая ситуация стала очевидной, я не стану: слишком много вариантов.

Елена Лукьянова,
адвокат, защитник Михаила Ходорковского, член Общественной палаты России:

– Пока я член Общественной палаты, контакты с государством входят в мои задачи. Прекратится членство – и меня ничего не будет держать. Мы живем в определенных реалиях. Так или иначе, власть считает, что мы попадаем в сферу ее юрисдикции. Я адвокат. Моя задача – осуществлять защиту. Я бы не ставила вопрос так, как поставил его Борис Акунин. Это скорее вопрос к творческой интеллигенции. Мне тоже многое не нравится, но надо исходить из реалий. Я бы тоже многим посоветовала не иметь дела с властью, но власть все равно имеет с нами дело, часто в одностороннем порядке. Она проводит обыски, проверки, сажает в тюрьму. От моего призыва людям с ней не контактировать она бы, власть, людей в покое не оставила.

Ушла бы я из Общественной палаты, если бы на Михаила Ходорковского и Платона Лебедева завели третье уголовное дело? Это дело уже идет. Во время последнего суда к нам приходили свидетели, которые говорили, что их продолжают допрашивать. Сведений о том, что эти допросы кончились, нет. Значит, есть основания предполагать, что дело существует. Значит, надо продолжать не позволять власти взаимодействовать с нами в одностороннем порядке. Сотни тысяч людей находятся в таком же положении, как Ходорковский с Лебедевым.

Павел Чиков,
председатель Межрегиональной правозащитной Ассоциации «АГОРА», член Совета по правам человека:

– Не первый раз приходится отвечать на этот вопрос. Ответ не меняется. Меня лично ничто не держит в совете. Участие в его работе я изначально рассматривал как возможность опробовать этот инструмент и сделать вывод для себя: можно ли что-то изменить, его используя? Я понимаю и Акунина, и тех, чье мнение он выражал со сцены. Отчасти это и мое мнение. Я не получаю никаких бонусов за работу в совете, в том числе имиджевых. Более того, мне слишком часто приходится отвечать на вопрос, зачем я там нахожусь. В определенных кругах мое участие там воспринимается как имиджевый ущерб. Работа в совете для меня – явление скорее временное, чем постоянное. Насколько временное – зависит от того, как отреагирует Кремль на результаты нашей работы – например, по теме тюрем, некоммерческих организаций, свободы слова. Предложения по этим темам сформулированы и отправлены адресату. Если станет понятно, что мы проработали впустую и наши доклады попали в мусорное ведро, то есть адресат не предпримет никаких положительных изменений, то, пожалуй, в совете дальше делать будет нечего. Это станет известно, пожалуй, к годовщине работы Совета по правам человека в новом составе
(в ноябре 2013 года. – Ред.).

Тамара Морщакова,
судья Конституционного суда России в отставке, советник председателя КС, член Президентского совета по правам человека:

– Мне не нужно отвечать на этот вопрос, потому что это область политики. У меня статус судьи в отставке, я не имею права заниматься никакими политическими делами. Ко мне в последнее время часто обращаются с тем, что, по сути, не имеет отношения к праву, а имеет отношение к политике. Но я не могу позволить себе высказываться на эту тему.

Фото: ИТАР-ТАСС, «Коммерсант»