ВЫ СЮДА УМИРАТЬ ПРИШЛИ…

Забытые Богом приюты для страждущих – не редкость на просторах России. На фото – пациент больницы в городе Злынке Брянской области, где содержатся туберкулезные и психоневрологические больные фото ИТАР-ТАСС

Несколько месяцев назад в книжных магазинах появилась документальная повесть Рубена Давида Гонсалеса Гальеро «Белое на черном». Гонсалес – инвалид с детства, прошедший через российские специнтернаты. События, описываемые в его книге, воспринимаются как ирреальность. Сознание отказывается верить, что подобное происходит рядом с нами. Я тоже был в числе неверующих, пока не столкнулся с подопечными одного сибирского интерната. Оказывается, уничтожение «социально непригодных» членов общества – инвалидов и престарелых – поставлено здесь чуть ли не на поток. Но об этом мало кто знает. А кто знает, редко выживает.

Нет, никто никого не расстреливает, не морит голодом, не заставляет выполнять непосильную работу. Но, попав в интернат, человек сталкивается с особыми условиями, в которых, как правило, может прожить не больше нескольких лет. Мой рассказ – об интернате общего типа «Лесная дача» для престарелых и инвалидов. Он расположен в 40 километрах от Томска. А мои собеседники – подопечные, которые нашли в себе мужество начать борьбу за человеческую жизнь, а также Виктор Ставский – бывший замдиректора интерната по хозяйственной части – и его жена Галина.

Наручники для инвалидов

Как говорит Галина Ставская, люди в «Лесной даче» работают особые, «тяжелые». Когда интернат только открылся, они съехались сюда со всей страны. Здесь сразу давали квартиры, определяли хорошую зарплату. И до сих пор они живут на всем готовом, заботиться ни о чем не нужно: государство и оденет, и обует, и накормит.

Сама Галина тут всего четыре года и считается «чужой». Она работает в соседнем поселке Оськино. Имея мужа на посту замдиректора, могла бы, конечно, пристроиться в интернате, на казенное довольствие. Но не пристроилась: по ее убеждению, в таком заведении должен работать человек особенно внимательный, милосердный. Вот муж ее – с каждым стариком поздоровается, поговорит. А у многих других, как выражается Ставская, внутри что-то притупилось: «Я бы на месте государства людей, которые работают в интернатах, каждые пять лет меняла, потому что сострадания в них нет никакого».

Здесь не принято жаловаться. За всеми жалобами – будь то местным чиновникам или иностранным делегациям (а в интернат приезжали комиссии из США, Израиля, Голландии) – всегда следуют карательные меры. Как-то двое обитателей «Лесной дачи», Наталья Ильина и Герман Бояршинов, написали в редакцию томской газеты «Красное знамя». Они оказались свидетелями того, как пьяные охранники избивали подопечных Тамычева и Гладыря. Пристегнули наручниками к батарее, заклеили рот скотчем и пинали ногами… Это был не первый случай насилия в «Лесной даче», но, видимо, именно он переполнил чашу терпения. В своем письме подопечные просили вернуть на пост начальника службы охраны Виктора Ставского, потому что когда он курировал эту службу, пациентам жилось полегче.

– Это замдиректора Огнев позволил охранникам нас бить, – рассказывает 32-летняя Наталья Ильина (в настоящий момент она скрывается от руководства интерната). – Меня постоянно избивали, синяки не сходили. Меня держали в интернате как скотину, как рабыню. А пожаловаться было некому. Директор живет по принципу «ничего не вижу, ничего не слышу».

Наталья Ильина провела в интернате 14 лет, работала с утра до вечера, зарабатывала на отдельную комнату. Ей платили 60 рублей в месяц вместо положенных шестисот. После работы приходилось еще бегать по квартирам персонала – мыть полы, клеить обои, класть плитку; и на покос ездила, и на картошку, и грядки полола. Денег ей за это не давали. Лучше было напоить, а на следующий день похмелить: «Ай, зачем тебе, Наташа, деньги? Спирт – те же деньги». Комнату Ильина в конце концов получила, но вскоре ее отправили в специнтернат. Как она считает, за то самое письмо в газету, хотя оно так и не было опубликовано.

По специнтернатам раскидали всех, кто жаловался, и даже тех, кого избивали. Виктора Ставского, за которого просили подопечные, уволили «по сокращению». Причины нашли самые абсурдные – вплоть до того, что он может организовать террористический акт (?!). Главных «возмутителей спокойствия» – Бояршинова и Ильину – направили в Итатский специнтернат для бомжей, преступников и алкоголиков. Ставские хотели забрать их оттуда, но это можно было сделать только с родственниками. Отыскали близких Германа и отправились в Итатский специнтернат. Встретились с его директором Зоей Ивановной. Услышали страшные вещи (передаем со слов Галины Ставской)

– Убийства на территории нашего интерната остаются нераскрытыми. Если человек погибает от ножа, то получается так: он шел и упал, а нож у него случайно оказался в кармане. А если это не смертельное ранение, то пострадавший сам говорит: «Я случайно порезался». Здесь вам не «Лесная дача», тут Итатка, у меня политикой никто не занимается, а кто занимается, тот долго не живет.

Да подавитесь вы чечевицей

Германа Ставским все-таки удалось вызволить, а вот с Натальей дело оказалось сложнее. Она была подкидышем, социально незащищенным ребенком, у нее не нашлось родственников. 30 апреля она сбежала из специнтерната и до сих пор скрывается.

– Я бы и в специнтернате жила, – говорит мне Наталья, – там отношение персонала даже лучше. Но я слышала, как Коле Бевзу сказали: «Я вас обоих в Итатку отправляю, а твое дело загнать ее в гроб». А этот Коля Бевз – бывший уголовник, он собственного сына убил, у него с головой не в порядке. Я знала, что он меня рано или поздно убьет, поэтому и убежала. А бежать, кроме как к Виктору Михайловичу, мне больше некуда, он у нас единственная защита.

Ставские прятали Наталью сначала в погребе, потом на балконе, с места на место перепрятывали. Из Итатского специнтерната приезжали к ним с милицией, искали.

– Они очень боятся, – объясняет Галина Ставская. – Хотят забрать ее обратно. Девка она ушлая, ей невозможно рот заткнуть. А она очень многое знает: рассказывала, как ее заставляли воровать, спиртом торговать, разносить ворованное по квартирам.

Наталья работала в интернатской столовой и знает, «как все тащат».

– Взять последнюю гуманитарную помощь из Америки, – говорит она, – пришла чечевица, кукуруза, растительное масло. Правда, чечевицей этой мы давились утром, в обед и вечером, но кроме нее ничего не видели. Меня саму заставляли разносить эту гуманитарку по квартирам. Дадут коробку, скажут: неси таким-то. Или пришли импортные дубленки и полушубки, тоже гуманитарная помощь. Нам дали только полушубки. А жена одного из начальников взяла себе четыре дубленки и без смущения меняла их каждый день. Всегда, как придет гуманитарка, с наступлением вечера ее начинают растаскивать. На складе специально держат только алкоголиков. С алкоголиком легко договориться.

– Здесь свои кланы развились, – вступает подопечный Гибралтаров Н. П., майор в отставке. – Клан директорский, клан кладовщиков… И всех их должен кормить наш интернат. Говорят, что у директора две дачи, три квартиры. А этот человек всю жизнь работает на госпредприятии. Заведующая столовой десять свиней держит. Это, конечно, мелочь, но это может задеть людей, которые видели худшую жизнь. Ведь посмотрите, как люди в соседних поселках живут, во что одеваются? А здесь персонал ходит в шубах за 10–15 тысяч, ездит на импортных машинах, и все их детки упакованы.

Как-то, рассказывают обитатели «Лесной дачи», случился здесь пожар – у сестры-хозяйки гараж сгорел. Оказалось, она устроила там склад белья. Пожарники долго матерились: белье тушить трудно, оно потом еще два дня тлело. Зато, как говорят подопечные, получить у этой сестры-хозяйки что-нибудь – целый подвиг. Обязательно уйдешь от нее с матом, и еще не факт, что получишь. Жаловаться директору бессмысленно. Он, если не хочет отвечать, выскочит за дверь и кричит: «А попробуй поймай!»

10-е отделение, последнее

– Власть тут одна: администрация интерната, местное «политбюро», – говорит Галина Ставская. – Что оно постановило – то все беспрекословно выполняют. Не согласен – уничтожат. Тут нельзя быть белой вороной, невозможно даже «чуть-чуть побелеть», сразу раздавят.

До четырех часов в «Лесной даче» кипит работа, после чего сотрудники разбирают подопечных по домам. Почти у каждого служащего есть персональная прислуга. Вот и сами Ставские признаются, что не святые: когда ездили, например, копать картошку, всегда брали с собой парочку подопечных. За оказанную помощь работников иногда кормят, но чаще расплачиваются бодяжным спиртом. Многих просто споили. Поэтому обитатели интерната, вместо того чтобы батрачить на персонал, стремятся подработать в соседнем поселке Оськино. Там расположены дачи состоятельных людей, которые готовы платить за работу деньгами, а не спиртом. Но главное – в Оськине к подопечным интерната относятся нормально, могут и за семейный стол пригласить. А в «Лесной даче» пациенты бесправны, им приходится быть тише воды, ниже травы, в противном случае можно оказаться за воротами заведения. А куда человеку податься, если у него нет ни квартиры, ни работы, а у кого-то ни рук, ни ног

– Нет здесь места состраданию, участию, – говорят Ставские. – В интернате живут немало молодых людей, есть и семейные пары. Но если, например, у кого-то из женщин случается беременность, то врач в обязательном порядке посылает на аборт и последующую стерилизацию. Иначе они окажутся на улице. Интернат – это самое настоящее горе. А люди из персонала настолько прижились у этого горя, что им даже в радость: укусят человека и выглядывают всем скопом, как он там – живой, неживой? Пока старушки не болеют, все нормально, а как заболеют – пиши пропало. Кто-то решил, что в милосердных заведениях не нужны профессиональные врачи, вот и попадают сюда недоучки да садисты. Когда к ним приходят за помощью, у них есть любимое выражение: «Вы что, лечиться сюда пришли? Вы сюда умирать пришли». Одного из врачей интерната прозвали Извращенец, другого – Эсэсовка.

По словам Ильиной, Извращенец каждый день, а то и чаще, через медсестру зазывал ее к себе в кабинет и делал что хотел. Наталья говорит, он со всеми женщинами, что помоложе, так поступает. А не послушаешь – «или в специнтернате окажешься, или аминазином будет колоть, сколько вздумается».

Бывший заместитель директора интерната «Лесная дача» Виктор Ставский: «В год здесь умирает около ста человек. В девяностые мы были ограничены в средствах, денег хватало только на гробы, и мы ставили на кладбище фанерные кресты, многие из которых уже упали» ФОТО ИЗ АРХИВА АВТОРА

Но аминазин еще не самое страшное. По свидетельству подопечных, слабых пациентов запугивают 10-м отделением, где все больные – лежачие.

– Туда никого не пускают, и живым оттуда еще никто не вышел, – говорит Гибралтаров. – Никто из нас не знает, что там происходит. Молод ты или нет, если попал в 10-е отделение, итог один – кладбище. Все боятся этого отделения как огня, стремятся до последнего держаться на ногах.

У Германа Бояршинова, инвалида 30 лет, жена стала бояться ходить на уколы, после того как случайно услышала такой разговор медперсонала: «У меня в 10-м отделении мест нет, а тут дед парализованный лежит». «Мне ли вас учить? Укольчик, и все дела». Сначала женщина подумала, что это шутка. А на следующий день пришла нянечка, говорит: «В 10-м отделении покойник».

– Был у нас такой Толя Рудаков, – продолжает Гибралтаров, – он одолжил деньги медсестре, после этого попал в 10-е отделение, где вскоре умер. Меня даже не пустили проститься с ним, хоть я и просил. И таких случаев у нас ой-ой-ой…

В интернате рассказывают, что люди, имеющие деньги, здесь долго не живут. Недавно поступила старушка, по незнанию одолжила деньги одной из медсестер. Ей говорят: «Зря ты это сделала, недолго тебе осталось жить». И действительно, еще дня два – и бабушки не стало. Одной женщине из Чечни пришла компенсация за разрушенную квартиру. Вскоре умерла и она, хотя и молодая была. А деньги ее «пропали».

Сколько здесь преувеличений обезумевших от страха людей, а сколько реальности – кто-то должен наконец разобраться…

Принцип концлагеря

– Из 500 человек, проживающих в интернате, в год умирает около ста, – говорит Виктор Ставский, – то есть через пять лет интернат обновляется полностью. Самое большее число на моей памяти было с 95-го на 96-й год, когда умерли 156 человек, очень тяжелый был год. И кладбище здесь большое, четыре гектара.

Пройдешь по палатам – вроде все чистенько, уютненько. Рай, да и только. Но стоит расспросить подопечных… Юрий Милашенко, например, рассказал, что у него на целый год отобрали коляску – его единственное средство передвижения. Лишили не только личной коляски, но и корпусной. Чтобы сходить в туалет, нужно было у соседа просить, а если соседа нет – то ползком. И за этот год без коляски ноги полностью ему отказали. А лежачий Николай Правоторов жалуется: «Надоело унижаться, постоянно просить, чтоб вывезли на прогулку. Сначала два часа прошу, чтобы вывезли, потом столько же – чтобы назад отвезли. Поскорее бы уж смерть».

В интернате есть подопечный, который всегда ходит в зимней обуви. Это Игорь Иванович Юдов. Жара 30 градусов – а он в зимних ботинках. Такой у него вид наказания. После смерти жены сестра-хозяйка забрала у Юдова одеяло. Он стал возмущаться: «Это же мое личное одеяло, мы его с Тоней нажили…» «У тебя уже есть одно одеяло, тебе достаточно»

Подопечным разрешается иметь личные вещи. Поэтому Юдов высказал свое недовольство директору и главврачу. И тогда ему запретили обновлять гардероб. Есть у тебя зимние ботинки – ну и ходи в них круглый год. Между тем ни в одном из отделений интерната нет вентиляции. Жалуются пациенты и на пищу, которая, по их словам, не содержит жиров, поэтому пожилые люди быстро истощаются.

– Каждый день крупа, крупа и крупа, – говорит Гибралтаров. – Чтобы мы кусочек мяса увидели в супе? Да не было такого никогда! И по сто человек каждый год умирает не от старости, а потому, что климат здесь нездоровый. Жизнь по принципу концлагеря: начальниками над нами ставят стукачей, бывших бомжей, личностей морально разложившихся. А когда такие люди начинают тобой командовать, когда ты во всем от их воли зависишь, то и жить-то не очень хочется.

Автор выражает благодарность Томскому исследовательскому центру по правам человека

Отзывы просим направлять по адресу: tata991@rambler.ru Андрею Сотникову

Своей судьбы мы не пожелаем никому

Из неопубликованного письма подопечных дома-интерната «Лесная дача» в редакцию газеты «Красное знамя» (в авторском варианте):

«Мы подопечные 13 отделения обращаемся к вам за помощью, помогите нам разобраться в ситуации, которая творится в нашем интернате.

Мы не понимаем, кому пришло в голову поставить над нами персональную охрану. Чем она занимается, что входит в ее обязанности – мы не понимаем?! Но видим, что охранники пьют на посту, в том числе и водку, которую у нас отбирают, приводят женщин и закрываются с ним в нашей бытовке, дерутся и издеваются над нами. Как выяснилось, это приказ директора, поэтому охрана чувствует себя всемогущей. Если охране нужны деньги, они приходят к нам, и трясут с нас.

Так как все мы работающие, охране приказано будить всех нас в 7 часов. И они добросовестно, с рвением выполняют эту миссию. Они будят всех без разбора, даже тех, у кого выходной. Заходят в комнаты, стаскивают одеяла, несмотря на то, что в отделении проживают и девушки, и семейные пары. Раньше охраной заведовал замдиректора по хозяйственной части Ставский В. М. Вот тогда был порядок – все знали, что он может прийти проверить и днем и ночью. Он тоже нас наказывал, выливал спирт в унитаз, но никогда нас не унижал. Это очень чуткий и добрый человек, строгий и порядочный…

После жалоб охранники угрожают нам расправой. Эсэсовский режим нас доконал. Мы устали бояться тишины. Перед приездом комиссий или корреспондентов нас запугивают: Скажете лишнее, заколем аминазином, увезем в специнтернат, снимем с госа. Так что за это письмо нам тоже сильно достанется.

Пусть обслуживающий персонал поймет, что мы не по доброй воле здесь. Мы те, кого в детстве бросили родители, социально запущенные дети, инвалиды детства – своей судьбы мы не пожелаем никому. Мы не просим чего-то сверхъестественного, мы просим человеческого отношения и элементарных условий для жизни – хоть бы душ в отделение поставили. Мы не совершали никаких преступлений, никого не убивали и эту зондеркоманду над нами держать не надо! Очень вас просим приезжайте! Помогите!»

Бояршинов Г. Г., Ильина Н. Н. и др. (всего 22 подписи).

Дом-интернат «Лесная дача» для инвалидов и престарелых расположен в 40 километрах от Томска, на берегу Оби. Открыт 1 января 1971 года