Сирийцы между Россией и военными преступниками

Сирийское правительство регулярно наносит авиаудары по мирному населению, в том числе преднамеренные, то есть совершает преступления против человечности. Им не противостоит в должной мере мировое сообщество, и их косвенно поддерживают Россия и Китай, наложив вето на резолюции Совета безопасности ООН против нарушений прав человека в Сирии. Такие выводы содержатся в докладе международной правозащитной организации Human Rights Watch, опубликованном сегодня, 11 апреля.

В 80-страничном докладе описываются итоги многомесячного пребывания сотрудников Human Rights Watch в районах Сирии, контролируемых оппозицией. В общей сложности правозащитники исследовали 50 мест, атакованных сирийским правительством с воздуха, – в Алеппо, Идлибе, Латакии – и сделали более 140 интервью с очевидцами событий. Часто под удар попадали больницы и пекарни.

У HRW есть доказательства гибели как минимум 152 человек. Всего же с июля 2012 года, по данным сирийских активистов, опрошенных правозащитниками, жертвами авиаударов стали более 4300 человек. Всего в Сирии во время конфликтов власти и оппозиции погибли более 70000 человек.

Один из составителей доклада – заместитель директора Human Rights Watch по чрезвычайным ситуациям Анна Нейстат – в интервью «Совершенно секретно» рассказала, что авиаудары по мирному населению со стороны правительства в Сирии продолжаются, а жителям становится все сложнее уберечь себя и близких.

– Сейчас я нахожусь на сирийско-турецкой границе, последние два дня мы провели в городе Алеппо, и вернемся туда завтра, чтобы продолжить документировать то, чему посвящен доклад. Авиаудары продолжаются. За последние два дня мы документировали как минимум четыре авиаудара. Один из них – с использованием кассетных бомб. По нашим данным, авиаудары по мирным гражданам продолжаются не только в Алеппо, но и в других районах Сирии. Пока конца края этому не видно.

– Отдельная глава доклада посвящена атакам на больницы. В чем логика?

– Существует два основных типа налетов. 

Первый – так называемые неизбирательные удары: налеты, когда правительственные войска не предпринимают никаких усилий, чтобы различать военные и гражданские объекты. Они используют вооружение такого рода, которое просто не может быть прицельно использовано: огромные бомбы, которые невозможно точно направить, скажем, на военную базу оппозиции. Во многих районах это именно так. Даже если нам удается опознать потенциальные военные цели, которые они теоретически могли бы преследовать, эти цели находятся на расстоянии 200–500 метров от гражданских объектов, которые и страдают от этих налетов.

Второй тип налетов вызывает больше тревоги: налеты, прицельно направленные на гражданские объекты. К такому выводу довольно сложно прийти. Но у нас есть доказательства, по крайней мере по итогам атак на пекарни и больницы. Мы непосредственно зафиксировали четыре авиаудара по одной из больниц – Дар Аль-Шифа в городе Алеппо, – а всего их было восемь. Понятно, что один раз удар по больнице мог быть ошибкой. Даже два. Но мы имеем дело с восьми ударами подряд, и последний из них разрушил больницу окончательно и сделал ее нефункциональной. Об ошибке говорить не приходится.
То же самое в случае пекарен. Мы зафиксировали восемь подобных налетов, всего, если учитывать информацию, собранную местными активистами, таких налетов было семьдесят восемь. Столько раз правительственные самолеты и вертолеты били по хлебным очередям и пекарням. Опять же, если бы это было один или два случая, можно было бы говорить о том, что это случайность. Но семьдесят восемь авиаударов – это не случайность.

– Как вы собирали материал для доклада? Как сами избегали авиаударов? Сталкивались ли вы с противостоянием со стороны властей или оппозиции?

– Мы начали работать в Сирии в августе 2012-го, как раз тогда, когда авиаудары только начались. Это относительно новая тенденция в конфликте. С августа мы регулярно приезжаем в Сирию. Лично исследуем факты авиаударов в провинциях Алеппо, Идлиба и Латакии, а из других районов получаем информацию через местных активистов. У нас нет доступа на территории, контролируемые сирийским правительством, несмотря на наши неоднократные попытки добиться от сирийских властей разрешения на работу там. Мы требуем разрешения не просто так, а потому что нас так же интересует деятельность оппозиции. Сейчас у нее есть, по крайней мере, артиллерия, пусть и в ограниченных количествах. Нам было бы крайне интересно понять, в какой степени соблюдают международное право оппозиционные силы. Некоторые нарушения со стороны оппозиции нам уже удалось зафиксировать, в частности, казни и пытки в тех районах, которые они уже контролируют. Нам было бы очень важно знать, в каких масштабах оппозиция использует те самые неизбирательные обстрелы.

Сирийское правительство, по нашему мнению, совершило выходку – атаку на интернет сайт Human Rights Watch, на которой был опубликован наш предыдущий доклад об использовании ими кассетных бомб. Это была классическая хакерская атака так называемой электронной сирийской армии. Было понятно, что они знают, чем мы занимаемся, и, если бы могли, сделали бы все, чтобы мы этим не занимались

Что касается оппозиции, мы стараемся не зависеть, насколько это возможно, от оппозиционных сил – Свободной сирийской армии. Мы работаем на контролируемой ими территории, мы проходим через их погранпункт. Пока никаких препятствий нам они не чинили. Как правило, они не слишком довольны, когда мы критикуем их – а мы делаем это наравне с критикой правительственных войск. К примеру, в последнем докладе мы писали о том, что они размещали свои военные позиции в густонаселенных гражданских районах, таким образом подвергая дополнительной опасности гражданское население. В прошлых докладах мы критиковали их за другие нарушения, например, казни захваченных ими в плен военных и гражданских лиц, а также недопустимые случаи жестокого обращения с задержанными.

Опасность в нашей работе существует. Мы пытаемся быть осторожными, очень внимательно относимся к подбору людей, с котрыми работаем. Например, мы практически никогда не передвигаемся и не работаем с боевиками Свободной сирийской армии. Наши помощники – сирийские гражданские активисты, юристы, которых мы используем в качестве переводчиков и консультантов.

Авиаудары малопредсказуемы. Избежать их сложно. Мы стараемся не задерживаться долго в тех районах, которые могут быть подвергнуты обстрелу. Иногда ночуем у местных жителей. Но последние два дня, например, мы вечером возвращались на сирийско-турецкую границу, потому что большая часть авиаударов приходилась на утро и — вечер. В других случаях мы оставались в деревнях неподалеку от города Алеппы, где, как нам казалось, мы были в относительной безопасности. Были случаи, когда мы оказывались ближе к местам авиаударов, чем нам хотелось, но это неизбежная сложность нашей работы.

– Авиаудары по мирному населению продолжаются. Какие есть способы минимизировать жертвы? Существуют ли убежища? Кто бьет сигнал тревоги? Кто организует эвакуацию? И есть ли эвакуация вообще?

– Никаких предупреждений нет. Это одна из причин, почему мы обвиняем сирийское правительство в совершении военных преступлений и преступлений против человечества. Оно не предпринимает никаких попыток к тому, чтобы оградить гражданское население от опасности военных действий. Поскольку нет предупреждений, нет и бомбоубежищ.

Люди привыкли к авиаударам, внимательно смотрят в небо и, когда видят самолет, пытаются добежать до укрытия. Но укрытие – понятие очень условное. Правительство использует настолько серьезное вооружение, что от большинства этих бомб укрыться не возможно, даже забежав в дом. Представьте 250-килограммовые авиационные бомбы, которые почти до основания разрушают четырехэтажные дома.

Буквально вчера мы документировали авиаудар, когда одновременно были сброшены шесть бомб. В результате почти все, кто находился в этом районе – 35 человек – погибли, многие были ранены, в том числе 19 детей. Почти целый жилой квартал разрушен. Гибель и ранение детей во время правительственных авиаударов – это очень характерно для современной Сирии. Детей в процентном соотношении много. Единственное спасение для людей – полностью покидать эти районы, и это происходит. Но люди проводят месяц в лагере беженцев в ужасающих условиях или в деревнях, куда не доходит никакая гуманитарная помощь, где нет медицинского обслуживания, и пытаются вернуться в Алеппо, где ситуация с этим лучше. В некоторых районах жизнь может показаться даже мирной, и как раз в момент, когда людям так кажется, происходит авиаудар. Мы описываем авиаудары вне линии фронта, которая тоже находся в Алеппо, но километрами дальше от обстреливаемых районов. Авианалеты происходят именно там, где боевые действия не ведутся. Эти районы много месяцев контролируются оппозицией. Люди там тщетно пытаются вернуться к нормальной жизни.

– Насколько остро не хватает медицинской помощи, лагерей беженцев?

– Ситуация с гуманитарной помощью очень тревожна. ООН и их гуманитарное агентство говорили о «гуманитарной катастрофе» в этих районах. Самая большая проблема в том, что гуманитарная помощь не может поступать в Сирию через турецкую границу, хотя граница сейчас практически полностью контролируется сирийской оппозицией. Лишь отдельным частным гуманитарным организациям удается переправлять какую-то помощь. Проблема в том, что до сих пор ООН сидит и ждет от сирийского правительства разрешения на поставку грузов через турецкую границу, поскольку считает этот вопрос политическим. Представители ООН работают в областях, контролируемых правительством. Но из Дамаска в Алеппо они доставить ничего не могут, потому что там проходит линия фронта.

Один из наших главных призывов, в том числе и к российскому правительству, которое, безусловно, имеет влияние на правительство Сирии, состоит в том, чтобы добиться хотя бы масштабных поставок гуманитарной помощи через турецкую границу. Это не вопрос военного вмешательства, это вопрос жизни и смерти для огромного количества гражданского населения, в том числе женщин и детей. Россия не прилагает никаких усилий к тому, чтобы это произошло

– Российско-китайское вето на резолюции Совбеза ООН тому свидетельство.

– Безусловно. Россия продолжает оказывать правительству Асада и военную, и политическую поддержку. Все члены Совета безопасности, кроме России и Китая,  очень четко высказались по сирийской проблеме, но все их потенциальные действия по помощи людям были блокированы вето России и Китая. Я бы не стала зацикливаться на Совете безопасности. Гражданское население Сирии не должно становиться заложником этого вето. Существуют Генеральная ассамблея ООН, Лига арабских государств, сообщество «Друзей Сирии», существуют, в конце концов, двусторонние отношения. Все эти механизмы должны быть задействованы для того, чтобы существовало реальное эмбарго на поставку вооружения, чтобы такие страны, как Ирак, прекратили переброску вооружений, например, из Ирана или России, через свою территорию.

Рособоронэкспорт продолжает поставку вооружений в Сирию, но Сирия не единственная страна, с которой у Рособоронэкспорта существуют военные контракты. Варианты действий есть. Главное, к чему мы призываем международное сообщество, это прекратить опускать руки. Как минимум 70 тысяч жертв среди гражданского населения – по большей части по вине сирийского режима. Это не та ситуация, к которой международное сообщество может относиться с нынешней долей безразличия и толерантности. 

– Кого больше всего винят местные жители: правительство, оппозицию, спокойное мировое сообщество или Россию с Китаем?

– Я занимаюсь Сирией уже два года, и стало значительно тяжелее общаться с сирийцами: жертвами, свидетелями.

– Они запуганы?

– Нет, они, мягко говоря, крайне разочарованы отсутствием реакции международного сообщества. Они возмущены тем, что реакция на события в Ливии последовала быстрее и была эффективнее, а сейчас мировое сообщество не делает почти ничего. Они понимают, что мы независимая организация, но ассоциируют нас с тем самым международным сообществом, которое спокойно наблюдает за тем, как их уже второй год убивают сотнями и тысячами. Становится все сложнее убедить их в том, что до них хоть кому-то есть дело.

Отношение к оппозиции двойственное. Оппозиция разнородна, она состоит как из радикальных, так и светских групп. Есть Свободная сирийская армия, а есть, например, Фронт аль-Нусра, которая недавно объявила о своих связях с Аль-Каидой. Кто-то приветствует радикалов, кто-то опасается исламизации Сирии. Есть люди, которые винят и тех, и других. Они понимают, что, если бы Свободная сирийская армия не захватила территории в Алеппо, то они не подвергались бы ударам. Как бы то ни было, мирные люди в 95 процентах случаев винят в первую очередь сирийское правительство и тех, кто его поддерживает. Китай упоминается в Сирии редко, Россия фигурирует очень часто. У сирийцев есть ощущение глубокого разочарования Россией. Я чувствую это на себе: у меня российский паспорт. Когда я приезжала в  Сирию два года назад, люди относились ко мне очень тепло, потом это изменилось: люди посчитали, что Россия, которая была другом сирийского народа, их предала. 

– Насколько сложно людям эмигрировать из Сирии?

– Сегодня речь идет о миллионе беженцев, не говоря уже о тысячах перемещенных лиц. Учитывая то, насколько сложна ситуация в лагерях беженцев в Турции, Иордании, Ливане, помня о тотальной нехватке гуманитарной помощи, люди прибегают к эмиграции в самых крайних случаях. Многие не хотят оставлять свои дома, у многих маленькие дети, с которыми сложно жить в палатках. Сейчас очень холодно, а летом было слишком жарко… Кроме того, переходить границу, особенно в Иорданию и Ливан, становится все сложнее.

– Сколько еще вы пробудете в Сирии?

– Неделю.

– Будет ли доклад презентован, скажем, на заседании Совета Безопасности?

– Нет. Единственная презентация – это публикация на нашем сайте.