Суверенитет Майдана

За последний месяц украинский Майдан превратился в самостоятельную политическую силу

Когда Майдан еще только начинался и еще теплились призрачные надежды на то, что Украина в Вильнюсе подпишет соглашение о евроинтеграции, я спросил у молодого украинского священника, как согласуется его гражданская позиция с официальной позицией православной церкви. «Полностью согласуется, – сказал он, – я ведь из Православной церкви Украинского патриархата». «А как же православные ценности?» – уточнил я, и он, легко разгадав подтекст вопроса, разъяснил: «Да, мы тоже против гомосексуализма и всего прочего в этом духе. Но у нас позиция такая: давайте сначала придем в Европу, а уже там вместе с ней будем молиться о ниспослании нам сил противостоять этому». И, явно довольный произведенным эффектом, широко улыбнулся…

«Беркут» против шуток

Как-то в одной компании представители двух народов заспорили, почему все-таки украинцы – не россияне. Соотечественник-россиянин разоблачал оппонентов: вы привыкли в советское время чувствовать себя «вторыми среди равных», отсюда и все комплексы, и все претензии. Тезис был не нов. «Может быть, – сказал один из украинцев, – но это ничего не объясняет. Неважно, что мы вторые. Важно, что мы веселые». Засмеялись все. Даже мрачноватый соотечественник…

«Как вы в футбол играете, так вы и революцию делаете!» – отбросив деликатность, говорил я на Майдане в лицо самым бескомпромиссным борцам за евроинтеграцию. Они реагировали искренним негодованием: «А футбол наш чем плох?..» Кажется, ни одна идея не заставит украинцев забыть, что ни одна из них не стоит серьезного выражения лица. Все в жизни – хэппенинг, а что не хэппенинг – то анекдот. Так делалась революция, так она проигрывалась, так возвращался Янукович, при этом вопросом жизни и смерти не становилось ничто, и это спасало страну, которая раз за разом проигрывала самые главные матчи после героически завоеванного права их сыграть.

Теперь точно известна дата, когда все изменилось и стало не до шуток. 30 ноября «Беркут», украинский милицейский спецназ, разогнал на Майдане студентов. Через несколько дней журналиста из Москвы на Майдане встречали так, как не встречали прежде никогда, так к ним относились только в первую войну в Чечне.
И на Майдане стало недобро, и это был уже совсем другой Майдан, где студентов сменили люди с жестким взглядом, одетые в камуфляж, которые четко знали, где кто должен стоять при новом штурме. В глаза бросались небритые лица тех, кто приехал, так сказать, с мест и был приятно удивлен разнообразием и ценовой доступностью винного отдела гастронома на Крещатике. Казалось, Майдан вырождается. Знакомая студентка, на неделю прервавшая свою майданную жизнь, вернулась, грустно покачала головой, но не ушла – и правильно сделала.

Свой кризис Майдан пережил быстро. Будто удивившись тому, что он вообще мог случиться.

Майдан против Майдана

А потом Майдан собрал сотни тысяч человек, и определение «Марш миллиона» уже не выглядело явным преувеличением. Он показал свою силу, причем не только власти, но и своим, тем, кто уже был готов поверить, что единственной шуткой теперь будет натянутая рифма «Януковича – Чаушеску». Революция снова выглядела почти случившейся, как обычно, бескровно и весело, и казалось, вот-вот милиционеры, которых не уставали целовать в угрюмые шлемы красотки с Майдана, расступятся.

Не расступились. Можно было бы сказать, что победа снова упущена, если бы эту победу кто-нибудь планировал. Или хотя бы знал, как она должна выглядеть.

…С самого начала Майдан был разнороден и в первые дни даже располагался на двух разных, хоть и соседних, площадях. Политическая оппозиция протестовала на Европейской площади, в самом начале Крещатика, общественные объединения, профсоюзы и  студенческие объединения заняли собственно Майдан Незалежности, колыбель «оранжевой революции». Но на этот раз революцию делать никто не собирался.

Студенты выстаивали свой протест, не скрывая, что силы на исходе. К ним, в отличие от политического Майдана по соседству, не шли рок-группы и ораторы с именами, им оставалась только круглосуточная дискотека, и они зажигали, в том числе и под неформальный гимн Украинской повстанческой армии – «Ах, лента за лентою – набої подавай, вкраїнський повстанче, в бою не відступай!..» Но все равно жизнерадостно демонстрировали «политическому» Майдану эстетическую брезгливость. И не только они.

Девять лет назад «оранжевый» Майдан тоже не питал особых иллюзий насчет своих лидеров, но цель была ясна, был победитель-президент – Виктор Ющенко, вся в белом была Юлия Тимошенко, и это было красиво и в первый раз. А сейчас ничего этого не было, и все это знали, а заодно помнили, как бесславно кончился тот Майдан.

Во Львове один из преподавателей Украинского католического университета, чьи студенты отправились на львовский Майдан, улыбаясь, вспоминал: «Я этого не ожидал, и мне совершенно не хотелось тащиться в ночь в центр города. Но жена, тоже преподаватель, сказала: давай иди, ты должен быть с ними…» Примерно такая же история приключилась и с лидерами оппозиции, Арсением Яценюком, экс-спикером парламента «оранжевых» времен, Олегом Тягнибоком, вожаком националистов из «Свободы», и боксером-чемпионом Виталием Кличко. Они и не скрывали, что Майдан застал их врасплох

До 30 ноября все исходили из того, что пик формы должен быть достигнут к началу 2015 года, к президентским выборам, и форсировать события никто не собирался. Когда Янукович вернулся из Вильнюса в трагикомическом статусе европейского антигероя, даже оппозиционеры, как явствовало из их признаний, понимали, что еще день-два – и выдохлись бы студенты, и сюжет с евроинтеграцией, обогатив собой идеологический багаж обеих сторон, рассеялся бы в новейшей украинской истории.

«Беркут» опрокинул все расчеты.

Первичная Европа

С сотнями тысяч человек, каждое воскресенье теперь демонстрирующими мощь протеста, надо что-то делать. Как признался в приватном разговоре в самый разгар протеста один из активистов львовской «Свободы», партия, позиционировавшая себя как самая радикальная, предлагала своим коллегам по оппозиции ограничиться в своих требованиях лишь отставкой правительства и наказанием виновных в разгоне студентов на Майдане в последнюю ночь ноября. Просто для того, чтобы месяц на Майдане не выглядел бессмысленным. И никаких досрочных выборов. Януковичу осталось президентствовать год с небольшим. По украинским меркам нормальная протяженность предвыборной кампании, которую незачем торопить. Тем более при столь провальных стартовых условиях Януковича.

Но как все эти расчеты объяснить Майдану, многие на котором с самого начала сторонились протеста на «политической» площади? А теперь, когда власть поняла, что каждая попытка штурма чревата не только усилением Майдана, но и брожением среди собственных силовиков, все запуталось окончательно. Причем с обеих сторон…

«Конечно, Януковича не любят», – объясняли мне украинские политологи и социологи, когда я у них интересовался, что все-таки первично для Майдана: нелюбовь к Януковичу или досада из-за отмененной Европы. «И все-таки Европа. Она первична, – уверенно отвечали мне. – Янукович приходит и уходит, а Европа актуальна уже двадцать лет. Просто впервые вопрос был поставлен с такой прямотой». «Даже на выборах президента сейчас будет эффективна только одна политтехнология – евроинтеграция», – предположил знакомый политтехнолог.

Население Украины делится даже не на тех, кто за Европу, и тех, кто против, а на тех, кто задается вопросом, что эта Европа может Украине дать, и тех, кто считает этот вопрос бессмысленным. Последние полагают Европу не столько географическим понятием, сколько политическим убеждением. А с ним, как с любым политическим убеждением, все непросто.

…«Я – журналист из Москвы», – привычно представился серьезному человеку с флагом УНСО (Украинская народная самооборона. – Ред.). Он пристально посмотрел на меня, обнял, как брата, и на просьбу уточнить, какая, к черту, Европа ждет его с флагом, под которым его отцы-единомышленники бились и с москалями, и с евреями, и с поляками, ответил эрудированно, обстоятельно и искренне: «Во-первых, ты человек грамотный, сам видишь: в Европе побеждают здоровые национальные силы. А во-вторых, как мы без Европы от вас избавимся?»

Бегом от Москвы

Насчет «навеки с Россией» на Украине звучало в каждую выборную кампанию. Но неявно и как всегда в шутку. На сей раз впервые стране предложили ответить на этот вопрос без обиняков, в чем и интрига. И профессор Украинского католического университета во Львове Ярослав Грицак признает, что изрядная доля евроинтеграционного порыва – это действительно желание бежать от Москвы.

Львов в российской системе стереотипов и анекдотов – символ украинского Запада:  с Бандерой, «лесными братьями» и закопанными в огороде автоматами. Как Донецк и Крым – символы посконного и родного россиянам украинского Востока. Все так, но при этом как-то упускается из виду, что вместе они – символ целостной Украины, раздвоение которой носит отнюдь не только и не столько географический характер.

«Европа у нас в крови», – искренне уверяют «западенцы», но это нисколько не помешало львовянам проголосовать за «Свободу» (Всеукраинское объединение «Свобода» – украинская радикально-националистическая политическая партия. – Ред.), которая в своем порыве любви к Украине еще несколько месяцев назад была против евроинтеграции – когда Янукович, кстати, был за нее. Львов, как признают сами львовяне, самый религиозный и самый консервативный город Украины, символ украинского национализма, который был и антипольским, и взаимная резня на Волыни в 1943 году еще не пережита, и до полного примирения на манер польско-немецкого еще довольно далеко. Но главным и первичным национализмом всегда оставался антироссийский, потому что непростая история украинского Запада в составе Польши всегда кончалась еще более тяжелой историей в составе России. 1939 год здесь и по сей день воспринимается трагически, как и в прибалтийских республиках. Поэтому Украинская повстанческая армия здесь – это безо всяких полутонов трагическая история подвига, «Лента за лентою» – гимн, «Слава героям! – Героям слава!», приветствие УПА, – как пароль и отзыв на Майдане

Кто-то может называть это национализмом, кто-то даже нацизмом, а Ярослав Грицак говорит об «исторических качелях»: «Иногда сильнее этнический на-ционализм, и тогда побеждает «Свобода». А потом все меняется и преобладает гражданский, политический национализм – когда проблема видится не в «москалях» вообще, а исключительно в российском политическом режиме, как сейчас».

Эта гражданская составляющая помогла когда-то восточноевропейцам и балтийцам конвертировать национальный импульс в реформы, но справедливости ради надо признать, что, кроме них, это с тех пор никому не удавалось. В том числе и Украине, которой такой шанс давался дважды – вместе со всеми в 1990-х и в «оранжевом» 2004-м.

Поэтому на Майдане Янукович – даже не абсолютное зло. Он вообще вторичен. Первична Москва, бегство от которой необходимым условием успеха считают и националисты, и либералы. А качели не останавливаются. «Победа Януковича в 2010 году стала и импульсом для националистов, и поражением для либералов», – заключает Грицак.

На фото: Антимайдан. 2013 год (РИА «Новости»)

Восемнадцать европейцев

Свой Майдан есть в каждом городе Украины, годится любая из центральных площадей, хотя во Львове Майдан – это весь город, потому никуда выходить не надо. Здесь никому ничего не надо доказывать, и даже мэр города Андрей Садовый возглавляет народный протест.
На Майдане в Донецке я насчитал ровно 18 человек, и пожилая активистка улыбчиво пожурила меня за то, что я не был здесь в 6 часов вечера, когда их было больше, правда, не уточнила, на сколько. «В Киеве ваших, конечно, намного больше», – говорю я, но Майдан в Донецке не нуждается в утешениях. Во-первых, потому что в городе протестующих никто не считает городскими сумасшедшими, напротив, к ним относятся даже с определенным уважением и даже где-то с завистью, как к людям с позицией. И даже охраняющие их милиционеры вовсе не испытывают к протестующим ненависти за то, что по их прихоти им приходится мерзнуть. А во-вторых, говорят на Майдане, отсюда хорошо видно, как привозят на митинги бюджетников, прежде всего шахтеров. Шахтеры выходят из автобусов с совсем не вдохновенными лицами, и люди, близкие к местным властям, подтверждают: администрация и местное отделение «Партии регионов» подходят к делу нарочито без огонька, будто показывая славному земляку, работающему в Киеве президентом, что легко для митинга шахтеров могут написать и совсем другую программу.

На родине героя его, бывает, не любят, потому что очень хорошо знают – и прошлое, и то настоящее, которое из этого прошлого проросло. Политический процесс здесь не пытаются объяснить без использования терминов «кинуть», «отжать» и «по беспределу». Именно последним люди, знающие президента, объясняют и политический момент, и его перспективы, потому что Янукович, если у него не будет другого выхода, пойдет, по их мнению, до конца, в том числе и на Майдане, сколько бы народу там ни было.

Сочувствия у земляков президент, скорее всего, не найдет. С его воцарением в Киеве, как говорят в Донецке, никому лучше не стало, а кое-кому, прежде всего бизнесу, стало хуже. То, что было прежде схвачено олигархами только на востоке Украины, теперь схвачено по всей стране, и ткнуться некуда. В Донецке действительно спрашивают, зачем нужна Европа, и ответа не находят. Но над киевским Майданом не смеются. И социология от Донецкого центра политологических исследований здесь не так проста и выпукла, какой должна быть в городе, мечтающем, как принято считать, быть навеки с Россией.
Да, за Таможенный союз – 57 процентов. И по всем другим вопросам очевидно, что всему западному здесь предпочитают восточное и евразийское.
Но в вопросе о том, следует ли стремиться в Евросоюз, евразийство безнадежно проигрывает в трех возрастных группах, охватывающих возраст от 18 до 45 лет. Со счетом 44:25 «европейцы» выигрывают среди тех, кому 18–25, 43:30 – в группе от 25 до 36 лет, а в самой деятельной группе, от 36 до 45, – 48:32. Тем, кто ближе к 50, ближе Таможенный союз, его предпочитают 40 процентов при 31 проценте тех, кто за Европу. И только пожилые люди берут у «европейцев» убедительный реванш – 73:35. Выигрывает Европа и среди донецких обладателей высшего образования – 54:33, отчаянно проигрывая в группе «неполное среднее или начальное» – 11:53

Гражданская война отменяется

Еще социологи говорят о пропасти, которая разделяет Восток и Запад в ценностных ориентациях и взглядах на историю. Это так. Но при этом все больше жителей Донецка считают себя украинцами:  таковых уже 55 процентов, в молодых же возрастных группах доля украинцев среди 16–25-летних доходит до 75 процентов, да и среди 36–45-летних не опускается ниже 60 процентов.

Украинский политолог и культуролог Олесь Доний уже довольно давно заметил, что на Украине по-прежнему развиваются два культурных проекта – украино-язычный и русскоязычный. Просто, объясняет Доний, не надо путаться, потому что оба эти проекта все равно украинские. И как не без некоторого удивления говорят сами русскоязычные жители Донецка, при попытке заговорить с ними по-украински большинство из них, не замечая этого, легко по-украински же и отвечает.

Здесь даже самые убежденные сторонники российско-украинского братства не говорят об отделении от Украины. Если о чем-то мечтают, то о реинтеграции по советскому образцу, и если это Таможенный союз, то пусть будет Таможенный союз. Но и советский дух тут крепок ровно настолько, насколько сильна привычка мерить жизнь по заводскому гудку. Эта жизнь в экономическом плане не изменилась, и Луганский тепловозостроительный завод как делал тепловозы, интересные только России (которая, впрочем, от них легко отказалась ради удовольствия наказать Украину) и, говорят, еще Монголии, так и делает, и зачем Европа, если есть риск остаться с этими тепловозами один на один. И здесь даже не злятся на «западенцев», которые не хотят быть заложниками тех, кто с помощью Таможенного союза желает законсервировать этот заповедник социалистической индустрии. Здесь просто боятся, потому что ничего другого нет и, как все догадываются, при нынешней модели власти не будет.

Может быть, поэтому основное ценностное различие в том и состоит, что сторонники евроинтеграции выходят на Майдан. Они привыкли верить, что от них что-то зависит, и даже если это не так и Янукович все равно пойдет до конца во всем, надо пытаться и до конца стоять самим.

А их оппоненты никуда сами не выходят. И выходить не собираются. Ни на Майдан, ни на Антимайдан. Ни против земляка, ни за него. Это, кстати, будет интересно тем, кто без устали пугает тем, что Украина на пороге гражданской войны.

Из Львова и Донецка едут на киевский Майдан в количествах, соответствующих описанным социологическим пропорциям. Как Портос дрался, потому что дрался, – едут просто стоять. Оппозиция не может свергнуть власть, власть не может разогнать оппозицию, но преимущество, кажется, за властью, потому что по крайней мере она знает, чего хочет, лучше, чем ее оппоненты. И потому обе стороны в общем согласны с тем, чтобы Янукович доцарствовал до выборов. И Янукович чувствует себя достаточно уверенно для того, чтобы ехать в Москву и договариваться о самых чувствительных вопросах втемную, потому что все заинтересованные стороны согласны партию отложить.

Все. Кроме Майдана.